Уже почти не страшно. Уже плевать.
Часть 1
31 марта 2020 г. в 01:39
Сириус,
Я не собираюсь предписывать к тебе «дорогой» или «сраный», потому что первого ты не заслуживаешь, а второе слишком грубо. Воспитание не пропьёшь, но глядя на тебя, брат…
Знаешь, я напишу здесь полный бред, потому что уверен в том, что ты сожжешь моё письмецо, лишь увидя знакомые инициалы. И даже если ты прочтёшь, если захочешь мне врезать — плевать. Я буду мертв. Как, оказывается, приятно жить свой последний час и думать, словно какой-нибудь гриффиндурец, обо всем с фразой «А плевать».
Возможно, тратить последние минуты жизни на то, чтобы писать какие-то жалко-шутливые строки тому, кто даже не прочтёт — глупо. Это скорее в твоём стиле, Сириус. Но сейчас я не хочу быть собой, я хочу совершать глупые, необдуманные поступки, вечно шутить и просто жить в своё удовольствие. К сожалению, я перестал это делать ещё в лет двенадцать.
Извини, Сириус, но хоть это письмо и начинается с твоего имени, предназначено оно в основном вовсе не тебе, я просто не могу остановиться и пишу всё, о чем думаю, но ты тоже здесь мелькаешь.
Я словно проживаю свою жизнь снова. Я вспоминаю с поразительной точностью всё, о чем прежде запрещал даже думать.
Вспоминаю, как Шляпа настойчиво предлагала мне Равенкло, ведь «на Слизерине тебя будут уважать, но не будет тебе там воздуха». Я задыхался дома, я задыхался в Хогвартсе, я не дышал в рядах Пожирателей. Но сейчас я дышу, потому что всё отпускает. Я словно исцеляюсь, думая о своей скорой кончине, как об искуплении.
Вспоминаю тихий голос Нарциссы, она, оказывается, такая хорошая! Зря мы над ней шутили в детстве. Мерлин, ещё и о детских грехах вспоминать сейчас буду… Кузина пыталась меня отговорить принимать Метку, и знаешь, её слова снова поселили во мне сомнения.
Первые ростки нерешительности посадил ты, а она их взрастила. Но вы оба опоздали, к сожалению. Лорду я был представлен ещё в тринадцать, тогда я даже толком и не знал, кто он такой, а меня уже преподнесли ему на блюдечке. Он сказал, что запомнил меня, а значит у меня не осталось выбора. Ты почему-то этого не желал понимать, свято веря, что у каждого есть выбор. Но я уже не мог просто сбежать.
Мне не страшно… хотя зачем обманывать? Мне чертовски страшно, Сириус, руки дрожат, и мне остаётся лишь надеяться, что кто-нибудь поймёт эти закорючки. Вот пишу всё это, а в голове крутится: «Кто-нибудь зайдите ко мне, зайдите и остановите, просто не отпускайте меня никуда, пожалуйста, не отпускайте, ворвитесь и хоть разнесите здесь всё к чертям». Но ко мне в комнату давно уже не заходит никто, кроме Кричера. Раньше ты врывался, а сейчас нет. Скорее Волдеморт влетит сюда на гиппогрифе, чем ты явишься в комнату к мерзкому Пожирателю-мямле.
Мерлин, неужели мне грустно? Ещё повод убедиться в том, насколько я жалок, Сириус, можешь занести это в свой список.
Я не буду писать, что ты оказался во всем прав, тебе это не нужно. Да, я остался в дураках, но ты молодец. Герой. Единственный Блэк, сразу понявший, что к чему. Поздравляю, Сириус, ты снова утёр мне нос. И нет, я вовсе не расстроен, мне даже смешно.
Ты хоть представляешь, каково это — когда всё, во что ты верил, к чему стремился, чем жил, ради чего жил; всё это оказалось ложью? Всё разрушилось. Я не смогу больше найти точек опоры. Забавно, всегда хотел быть независимым, быть кому-то ориентиром жизни. Ха, я потерял свой ориентир и чувствую себя так, словно я маленький ребёнок, затерявшийся в диком лесу.
Знаешь, это было больно. Осознавать, что всё, что я потерял, все мои страдания были напрасны. Что тебя я потерял по собственной глупости, что настоящих друзей оттолкнул напрасно.
Я мог бы поговорить с Дамблдором лично, мог бы вступить в Орден, стать шпионом или что-то вроде того. Но я не хочу. Я не могу так жить. Не могу больше делать вид, что быть заклейменным скотом — честь, что марать руки кровью — долг, что рыдать в ванной, сдирая до крови кожу на предплечье — всего лишь маленькая плата. Я отправил Дамблдору короткую, но информативную записку без имени; ему хватит.
Знаешь, о чем я жалею больше всего, Сиу? О том, что больше не смогу вернуться в Уэльс. Не смогу вновь подставить лицо тёплому морскому ветру, не смогу окунуться в тёплую воду или незаметно окунуть тебя, чтобы потом улепётывать по тёплому песку.
Не смогу помахать родителям, выглядывающим из окон летнего домика, из воды. Это было моим раем, это было место, где ты становился менее раздражающим, мама — менее суровой, отец — менее холодным, а я… Я на самом деле становился собой.
Мерлин и Моргана, к черту достоинство, к черту гордость, к черту всё, мне очень жаль, Сириус, я хотел бы тебя увидеть, но увы — это непозволительная роскошь. Прости меня за все слова, что я тебе наговорил, пусть ты мне поведал и не меньше.
Вспоминая сейчас собственные слова, понимаю, что всё изначально было неправильным, ложным, фальшивым до скрипа любезной улыбки и крика тихого приятного голоса. В моих словах и тогда уже не было ни грамма правды, я никогда не ненавидел тебя, как ни пытался. Я люблю тебя и очень сожалею, что мне не удастся никогда сказать тебе это в лицо хотя бы ради твоей ошарашенной физиономии.
Я расклеился до невозможности, а идти на моё последнее и, пожалуй, первое правильное дело в слезах как-то глупо, так что пора заканчивать и уходить.
Прощай, дорогой Сириус.
Прощай, сраный Сириус…
Регулус улыбнулся сквозь солёную пелену на глазах и, поставив точку, долго вглядывался в неровные буквы.
— Вот дурак… — он скривился будто от боли, зажмурился…
…и выбросил письмо в горящий камин. Глядя в чернеющие куски пергамента, Регулус заметил одну единственную фразу.
Мне чертовски страшно
Через мгновение ее поглотил огонь, а слёзы застыли на щеках.
— Кричер, перенеси меня.
— Да, хозяин.