***
После того дня Ричи пропал. Ни одного сообщения. Я слышал, что он сидит дома с Эми. И что-то неприятно шкрябает в моём животе… Закидываю полотенце и ягоды в рюкзак. Смотрю на время. Он опаздывает. Пиздецки сильно. На пять часов и ровно двадцать три минуты. Раздражение накатывает моментально. Резко подхватываю телефон с комода в коридоре и раздражённо звоню Тозиеру. Снова. Гудок. Гудок. Гудок. Он так и не взял трубку. Гневно ударяю кулаком по комоду и швыряю телефон в маленький серый рюкзак. Пошёл на хуй, Ричи. Старая белая дверь слабо скрипит. Солнце нещадно нагревает всё, что видит. Пара птиц рассекает идеально голубое небо. Слабый, слегка прохладный ветер шевелит мои непривычно неуложенные волосы. Сочная трава переливается на свету. Слышится звон металла и цепей. Нервно дёргаю велосипед, залезая на него.***
Ноги болят, но свежий ветерок дарит вторую жизнь в этой адской жаре. По бокам проносятся яблоневые сады; маленькая собака пробегает параллельно моему велосипеду, радостно улыбаясь и скача в высокой зелёной траве. Сворачиваю на дорогу: совершенно пустая. Гляжу чуть выше — туда, где за забором начинается трасса. На пригорке, совсем рядом с маленькими белыми и жёлтыми цветочками, растёт дурман: словно природный букет. Сворачиваю в длинный тоннель. Сырость и влага окутывают меня, и становится так легко. Смотрю вперёд: ребристые стены отсвечивают, создавая иллюзию вечного, и кажется, что я вечно буду ехать в этой тени с бесконечной сыростью и серостью. Но тоннель резко меня покидает, выкидывает, как жалкую шавку, на улицу, оставляя на растерзание тридцатидвухградусной жаре. Сворачиваю в деревеньку, петляя. Машу маленькой девочке с куклой и улыбаюсь, прямо как умалишённый. Чувствую себя таким счастливым. Будто все проблемы разом испарились. Раскидываю руки в стороны и глубоко вдыхаю, слабо посмеиваясь. А после снова хватаюсь за руль, плавно поворачивая на новую улицу, и усерднее кручу педали. Скоро прохлада. Скоро океан. Лишь бы доехать.***
Ричи был излишне тактильным человеком и в этот раз он приобнял меня за плечи. Футболка пропиталась океанской водой, и я устало вдохнул. Он невозможен. — Ты холодный, — устроившись поудобнее в его объятиях, я потянулся к открытой бутылке вина, сделав щедрый глоток из горла. — А ты очень даже тёплый. Спасибо, что помог развеяться, Эдс, — Ричи слабо улыбнулся и снова достал пачку сигарет. На секунду я замер, залипнув на его пресс. Чёрт… когда он успел? — Знаешь, обещаю, что на выходных мы должны вдвоём прошвырнуться в… Как насчёт Биддерфорда? — я пустил тихий смешок, озадачивший Ричи. — Что? — Серьёзно? «Прошвырнуться»? — ещё сильнее залился смехом, отчего Балабол выпятил нижнюю губу. — Ладно-ладно. Я с радостью, но только не напортачь и не отмени. — Спагетти! Я тебя обожаю. Не сильнее, конечно, чем твою мамку, но… — Тозиер в шутку потянулся целоваться, из-за чего я ещё сильнее засмеялся и слабо толкнул его в бок. — Угомонись, спермотоксикозник. Обещаешь? — Ричи затянулся и задумчиво кивнул, выдохнув в ночной воздух черничный дым сигареты. Тогда меня окутала меланхолия, а Ричи показался красивым видением, что ускальзывало сквозь пальцы, растворяясь в дымке. Тонкая палочка с отравой была плотно зажата между двумя длинными пальцами Тозиера. Пепел приземлялся на песок. Слышались громкие удары волн о берег. — Обещаю, Эдс. Я не напортачу.***
— И ты, блять, напортачил, — разъярённо произношу я, слезая с «железного коня» и резко отставляя его к старой деревянной ограде. Огромная футболка неприятно липнет к телу из-за пота. Лицо раскраснелось, а ноги ужасно ноют, напоминая о полуторачасовой езде до океана. Смело поднимаюсь по ступенькам дрожащими ногами. Это место мы с ребятами нашли пару лет назад. Оно находится очень далеко от города, и всем просто влом сюда ехать, поэтому на этой части пляжа редко кто появляется, кроме нас. Стягивая с себя футболку, кидаю её на песок. Где-то вдалеке слышится гром, и я на секунду замираю. Кто-то будто бы где-то там наверху жарит попкорн. Кажется, мне вот-вот послышится запах масла. Сердце неприятно тянет, и от чего-то становится так противно-тоскливо. Снимаю шорты и ныряю в ужасно холодную воду. Ногу сводит, и я резко выныриваю, смотря на угрюмое серое небо. Ты, блять, слишком сильно напортачил, Рич.***
Сквозь сон слышу, как Ричи зовёт меня под окном. Устало вздыхаю и медленно поднимаюсь с кровати, зная наверняка, что это именно он. Смотрю на пустую улицу, на заведённый джип Тозиера, на самого Ричи, что швыряет маленькие камешки в стену. Он улыбается. В животе скручивается неприятный узел, и я возвращаюсь обратно в постель, отключая телефон. Пошёл ты на хуй, Ричи. Переворачиваюсь на другой бок, загребая подушку в объятия, и смотрю в сторону шкафа, понимая, что уснуть сегодня будет невыносимо трудной задачей.***
Ричи снова пропал, игнорируя сообщения и наши с «Неудачниками» планы. Моя злость всё копилась и копилась, пока я не заметил его в магазине. Тогда-то подруга-злость почему-то испарилась, трусливо сбежала, запрятавшись где-то среди полок супермаркета. Потерянный, расфокусированный взгляд, огромные синяки под глазами и несвойственная ему неуклюжесть. Подняв с пола упавшую монету, протянул ему. Он слабо вздрогнул. Сердце противно ёкнуло. — Ох, Эдди? Ты как? — я слабо усмехнулся. — Я… в порядке, — неловко замявшись, понимаю, что мы снова потеряли ту нить общения. По коже пробежали мурашки. — Зайдёшь ко мне? — Ричи медленно поднял взгляд, мягко кивнув. Честно, я не помню, когда это стало происходить, но точно ещё до появления Эми. Ричи перестал мне так часто отсылать дурацкие сообщения, мемы. Перестал выходить каждый раз, когда мы собирались, а потом и вовсе начал пропадать. Каждый раз после этих разлук мы чувствовали себя так, словно чужие; будто не было тех лет; будто мы только что столкнулись. Прямо вот только что в этом вшивом супермаркете. Потом появилась Эмилия, но ничего, абсолютно, блять, ничего не поменялось. Мы каждый раз медленно бредём по узенькой дорожке, и я всё не решаюсь завести разговор.***
Лёгкое спокойствие. Что-то внутри сворачивается в клубочек и мурчит. Чувствую лёгкий сладкий аромат, что окутывает меня всего полностью. Упираюсь лбом в дверной косяк, неприятно врезающийся в голову. Однако забываю абсолютно обо всём, когда ветер холодными губами нежно и прерывисто касается лба, слабо треплет макушку. Меня обнимает лёгкая дремота, и я из последних сил приоткрываю глаза. За окном мелькает таинственный мир высоких сосен, застывших в причудливых формах. Хочется остановиться, всё бросить и окунуться в этот омут. Пропасть там и самому стать одним из его секретов — таким же нежным и пугающим. Закрываю глаза, впервые засыпая с такой невероятной умиротворённостью на душе. Словно покойник, что зарыт под той сочной летней травой.