Us

Этот размалеванный фантеска по-прежнему кружит вокруг нее в каком-то безумном танце. Бэтвумен не успевает за ней. Она самая настоящая тень — ни поймать, ни остановить ни одним волевым движением. Она есть страшная болезнь, которая, как и при жизни, незаметно и подло, пробирается под кожу, уничтожая все, к чему притрагивается. Ее едкие комментарии сыпятся, как мелкие камни во после взрыва. Бэтвумен который раз обещает себе ее не слушать, говоря себе, что все это происходит невзаправду. — Мммммм, Приси… Сколько всего у тебя голове! Оооооо… А сколько меня… Что ты со мной делаешь? Если ты так действительно этого хотела — могла бы только спросить, — с какой-то особой интонацией тянет ненормальная, смотря на нее из-под полуопущенных век. Бэтвумен вздрагивает, ей неприятен один вид этого лица. По-прежнему изуродованное, такое каким она запомнила его в тот момент, когда выносила тело Кристины Белл из театра. Сама вероятность того, что стоящая перед ней галлюцинация может быть настоящей морозит кровь так, словно Фриз попал в нее из своего оружия. Это просто ненормально. Еще неделю назад Бэтвумэн могла с точностью сказать о себе все. Сегодня — все иначе. Сил не было. Мутило и двоилось в глазах, мысли мешались в одно ужасающее варево. В полудреме она провела уже около получаса; решительно не хотелось вставать. Грязный пол кажется ей наиболее подходящим местом, чтобы чувствовать свое бессилие. Сдаваться нельзя, но как ни странно, после большой драки, где на нее выбежало человек сорок, включая ниндзя, она чувствовала себя разбитой. Рыцарь Аркхэма — странно осведомленный парень: выстрелил между пластин костюма, после чего бросил напоследок: «Я знаю твои слабые места. Я знаю, как ты мыслишь». Он словно специально дождался того момента, когда она вколет себе обезболивающее, и лишь потом позвал людей. Бэтвумэн точно помнила, что, когда впечатала последнего наемника Рыцаря в стену, развернулась к Бэт-мобилю, собираясь поднять ворота и отправиться дальше. В этот момент произошло банальное за сегодняшний вечер явление, которое повлияло на нее иным образом. Перед глазами снова возникла Кристина Белл. С косой усмешкой и озорным блеском зеленых глаз. — Да этот парень, видимо, тебя совсем не знает. Как будто пуля может тебя остановить. Бэтвумен хотела бы пропустить это замечание мимо ушей, но не слышать собственную голову просто невозможно, и поддаваться любой мысли было плохой идеей. Тем не менее именно в этот момент она почувствовала головокружение и начала оседать на пол. Странным было то, что Джокер никак не стремилась нападать, как тогда на дирижабле. — Бэтс! — уже который раз слышала Бэтвумэн. — Мышиная голова, это же не смешно. Либо ты сейчас же встаешь, либо я ухожу от тебя к Пугалу! — уже недовольно постукивая ногой об пол, скрестив руки на груди и отвернувшись от распластанного тела, кривляясь, произнесла Джокер. После чего она нахмурилась, всплеснула руками, недовольно поджала губы и, развернувшись обратно, продолжила издеваться. — Подумай о людях, корчащихся на улице от ужаса. Они ждут, пока ты их спасешь! Трудно рассмотреть что-либо с закрытыми глазами, но Бэтвумен чувствовала на себе испепеляющий взгляд. Жаждущий, ненавидящий и одновременно веселый. Она проваливалась в сон с ощущением жуткого похмелья, которое трудно было объяснить какой-либо внешней причиной. Жуткая улыбка-оскал вспыхнула перед глазами, прежде чем та выпала из реальности… Темнота окутывала первые минуты и ничего в ней не было, но с минутами Бэтвумен начала различать очертания какой-то комнаты. И она в ней была не одна. Знакомый голос с возмущением произнес: — За что я плачу тебе деньги? — Я не думал, что ты настолько больна, — со смешком ответил второй, тоже знакомый. — Делай, что я говорю, — устало, после небольшой паузы. — Ах-ха-ха, а что в ином случае? Бэтвумен огляделась, стала различать детали. Это Сталелитейный завод. Кабинет директора. Аркхем Сити. В середине комнаты стояло два Джокера. Точнее, как она узнает гораздо позже на тот момент времени — Джокер и Глиноликий. Разговор продолжался. — Карло… сделай это для меня… Один раз… — проговорила Джокер, кашляя почти через каждое слово. — Даже не проси. Я не настолько еще спятил! — отмахиваясь, ответило пышущее здоровьем зеркальное отражение. Взгляд настоящей Джокер был обычным для таких случаев неподчинения персонала: возмущение, помноженное на еле сдерживаемый гнев. Глиноликий, видимо, еще не совсем перенял все качества Белл, поэтому выглядел как обычный человек и выражал своим видом искреннее удивление, если можно считать обычным для человека улыбку от уха до уха. — Слушай… — неуверенно начала изуродованная до невозможности фантеска. — Я все равно скоро умру. Не лишай меня моей последней просьбы… Другой… другой возможности… может не представится… Пожалуйста… — выдавила та из себя. Увидеть ее в таком отчаянии было необычно. Последнее слово так вообще было чем-то невероятным — звучало слишком искренне, даже без лишних приукрашиваний, умоляюще. Глиноликий подбоченился и всматривался минуту в лицо «двойника», а потом, видимо поняв, что нанимательница от него не отвяжется, закатил глаза и ответил: — Ладно, сделаю. Джокер оживилась после этих слов, глазам вернулся привычный безумный блеск. Глиноликий бодрой походкой отошел куда-то в сторону, потом остановился так словно задумался, повернулся и высказался: — Нет, и все-таки при такой бабе, как Квинн, такие капризы! Вот этого я не понимаю. — Карло. За дело, — спокойно отозвалась Джокер. Еще раз хмыкнув, Карло скрылся из поля зрения. Бэтвумен напряглась, все ее чувства были сосредоточены на том, что она сейчас увидела. Чужие воспоминания. Как она устала от всех тех ужасов, что ей заботливо преподнесла Джокер в эту ночь. От мучений Джейсона до сих пор шел холодок по коже. То, что она видела сейчас, заставило ее губы вытянуться в одну тонкую злую линию. Правда, она не понимала, что именно хотела ей сказать Кристина Белл. С Джокер всегда было трудно, никогда не было понятно, на что именно она намекает. У Бэтвумен, к сожалению, и сейчас не было выхода — оставалось только наблюдать. Смешно было бы полагать, что Джокер пытается таким образом вызвать к себе жалость. Она тем временем тяжело облокотилась о стол, ее глаза были прикрыты, лицо имело слегка грустное, но преимущественно мечтательное выражение, которого раньше Бэтвумен у нее не наблюдала за исключением тех случаев, когда та кривлялась. Она что-то мурчала под нос и, казалось, вся ее фигура выражала предвкушение чего-то невероятного. Как только Бэтвумен поняла чего именно, было уже поздно. Через какое-то время на противоположном конце комнаты появилась… Бэтвумен. Идеальная копия. Стопроцентная схожесть. Не успев даже толком удивиться, Уэйн уже наблюдала за тем, как Джокер обернулась и счастливо улыбнулась, осматривая вошедшую. В ее взгляде не было ни капли неприязни. Секунды, и, прикусив нижнюю губу, она кокетливо опустила голову. — Подойди… — смущенно попросила та. Когда двойник выполнил просьбу, больная, тяжело оттолкнувшись от стола, нежно коснулась рукой скулы Карло. Действия Джокер как никогда лучше передавали самое потерянное для нее чувство — человечность. Глиноликий при этом держался молодцом, ни единого мускула не дрогнуло не его лице. В следующую секунду Джокер осторожно обняла «Бэтвумен» за плечи и силой прижалась к ней, жмуря глаза, как будто бы это была для нее долгожданная встреча… В тот раз они не виделись шесть месяцев. Она напомнила ей об этом прежде, чем взорвать часовню. «Что это еще за игры?!» — в гневе подумала Бэтвумен и нахмурилась не в силах что-либо предпринять. Дальнейшие действия Карло еще больше разозлили ее: с трудом, но тот все же обнял Джокер в ответ, поддерживая, потому что она плохо держалась на ногах. Больная, вся в волдырях, Принцесса Преступности оперлась острым подбородком об ее плечо, мастерски повторенное Глиноликим, и уткнулась носом в шею, прикрыв глаза от удовольствия. Бэтвумен уже трясло. То, что творилось сейчас, пугало ее даже больше, чем все другие ужасы, которые заботливо поджидали ее в ночи. По всей видимости, шок от увиденного пройдет не скоро. На самом деле, пытаясь пресечь дрожь отвращения от увиденного, ее интересовал один единственный, вполне закономерный вопрос о том, почему, находясь в Аркхэм Сити, Джокер не надоумила Глиноликого использовать такую маскировку для решения своих проблем? Это же выгодно: разрушить репутацию Героя Готэма, пустив слушок, что та путается со своим главным врагом… Но тут произошло то, чего, наверное, не ожидал никто, кроме больной. Находясь в объятиях Глиноликого, Джокер в один момент стала очень печальна и, казалось, еле сдерживала слезы. Вся дрожа, будто при начале лихорадки, она прижалась еще теснее. — Бэтси… я… — Белл тяжело сглотнула. Ее голос звучал хрупко, неуверенно. Бэтвумен смогла заметить в этот момент глаза Глиноликого, которые округлялись и округлялись, но он продолжал стоять на месте. От отвращения Бэтвумен уже мутило. До чего же это было мерзко, отвратительно и дешево. Все эти слова у нее ассоциировались с Джокер. Не желая дослушивать конец предложения, она моментально отвернулась. Она хотела бы проснуться и забыть все, что увидела, но, видимо, для таких случаев и придумали слово «неизбежность». Она тяжело дышала; к дрожи прибавилось чувство, будто ее только что швырнули на костер. Бэтвумен жмурилась; в первые минуты уверена, что все это очередной обман, созданный ее подсознанием под влиянием джокеровской крови, но в то же время голос разума говорил обратное: «Ты пытаешься сейчас выдумать все что угодно, чтобы не верить очевидному». Это не меняло ничего из того, что она увидела. Ни одна ложь не могла поменять того, что она сейчас поняла. Несмотря ни на что Джокер… любила ее? Не хотела говорить, не могла. Доставала ее при жизни любыми методами не только из-за жажды веселья, особенно своими телефонными звонками в тот самый день… Бэтвумен все равно бы не поверила. С момента падения с той чертовой крыши в Роял Плаза до этого момента… Бэтвумен чувствовала, что осколки, которые от нее останутся после этой ночи, уже никогда не соберутся вместе.