Отпусти прошлое

Ана

      — Я не сделаю тебе очень больно, — сказал голос из темноты.       — Прошу, не надо, — мой голос дрожит. Руки, связанные веревкой, затекли. Тело ватное, я не могу пошевелиться.       —Почему же нет, — злобная ухмылка сверкнула возле моего лица. Я чувствовала запах алкоголя и рвоты, исходивший от человека. В секунду мне стало плохо, сознание пошатнулось, и я стала терять связь с внешним миром. — Я ещё не закончил!       Обжигающий удар по щеке вмиг привёл меня в чувство. Несколько раз моргнув, глаза снова привыкли к темноте. Страх, не покидающий меня ни на секунду, только усиливался. Кричать нет смысла, да и кричать нечем. Голос охрип, связки, казалось бы, сами себя связали в тугой узел. Воздух в лёгких вот-вот кончится.       — Что вы хотите? — шёпотом спросила я, но не надеялась на ответ.       — Что я хочу? — тяжелая рука легла на мою шею. —Я хочу отомстить тебе, детка. За то, что ты со мной сделала!       Рука сжалась, в глазах потемнело. И в без того душном помещении стало трудно найти воздух. Глаза мужчины сверкнули гневом. Я была готова к тому, что сейчас он сожмет мою шею, пережмёт сонную артерию и всё закончится. Но его рука поползла вниз, зависла над молнией моей куртки, схватила замок и потянула вниз. Секунда, его рука уже на ремне моих джинс. Ещё одна — джинсы летят в другой угол комнаты. Или это подвал? Не знаю. Очнулась я уже здесь. В голове все смешалось. Как я тут оказалась? Отчего болит голова, и рассудок помутнел? Я помню только утро: обычная ссора с братом, в ходе которой не выдержала и сбежала из дома. И всё. Память будто стёрли. И есть только реальность. За что хочет мне отомстить этот человек? Кто он вообще такой? Его голос мне незнаком, лицо в потёмках — тем более.       В голове крик о помощи, на деле — слабая попытка выбраться из узлов на руках. Тошнотворный запах сводит меня с ума, глаза слезятся.       — Прошу. Что я вам сделала? Почему я здесь?       — Заткнись! — обжигающая боль пришлась на другую щёку. Во рту я почувствовала металлический привкус. —Надо было заклеить тебе твой поганый рот.       Мужчина резким движением снял с себя джинсы, отбросил их в сторону и наклонился ко мне. Глаза налиты кровью, лицо красное от жары и злости. Он шумно дышал, как бойцовская собака, которая вот-вот нападёт на свою жертву.       — Если ты будешь молчать и хорошо себя вести, я оставлю тебя в живых. А если нет — пойдешь в преисподнюю следом за ней, — он указал в ту сторону, куда я отказывалась смотреть. Там лежало тело. Я зажмурила глаза, слёзы потекли по моим щекам. Все свои силы я потратила на то, чтобы не всхлипывать.       Мужчина начал снимать с меня трусики, он делал это медленно. Когда он покончил с этим, снял нижнее бельё с себя и навис надо мной.       — Как приятно быть у тебя первым, сучка! — в эту секунду я узнала этого человека и знала всегда, туман в голове мешал мне понять это раньше. Мэтью Аллен. Парень, с которым мы познакомились в лагере.       Я зажмуриваю глаза. Чувствую, как его член касается меня. Сжимаю руки в кулаки и делаю последнюю попытку освободиться. Сил больше нет. По телу распространяется жгучая боль.       Вдруг в комнате раздается крик. Через секунду понимаю, что кричу я, но уже не в той комнате, в которой находилась мгновение назад. Здесь есть чем дышать, и воздух не пропитан затхлостью и алкоголем. Сознание понемногу возвращается. Крик становится тише. Загорается свет. От неожиданности я щурюсь. Кто-то хватает меня в охапку, но я кричу и вырываюсь.       — Тише, Ана, это сон, — шепчет голос брата. — Всего лишь дурной сон.       — Он был таким реальным, Макс, — всхлипываю я и хватаюсь за ночную рубашку брата, как за спасательный круг.       — Все закончилось, слышишь? Ты дома, я рядом, мама с папой тоже. Тебе ничего не грозит, — брат целует меня в макушку, и я начинаю понемногу успокаиваться.       — Детка, — мама садится на колени возле меня и берёт мои руки в свои, — снова этот кошмар? — я киваю.       Этот кошмар преследует меня на протяжении последних шести месяцев. С момента, как меня освободили из заточения. Тогда я пережила один из самых страшных моментов своей жизни. Я была между жизнью и смертью. В прямом смысле этого слова. Когда меня нашли, я цеплялась за жизнь. Обезвоживание, голодание, нервное истощение, три дня я была привязана за руки к батарее в подвале Мэтью. Этот ублюдок напоил меня и мою подругу Элис, спрятал нас в подвале своего дома и издевался. Он говорил, что мы ему сломали жизнь, что из-за нас он стал невменяемым и его психика сломалась. Что это мы мучили его три месяца в лагере, не давали ему шанса быть нашим другом. Только вот я не помню, чтобы он хоть раз к нам подошел и заговорил. Да, он был в нашем отряде, и парни часто над ним смеялись, но в лагере это было со всеми, даже меня обмазывали зубной пастой и воровали нижнее бельё. Нам было по тринадцать лет. Мы были детьми.       Когда я пришла в себя, родители не отходили от меня ни на шаг. Я многое не помнила. Моя память и психика были подорваны. Долгое время я не подходила к зеркалу, не смотрела на свои ноги и руки. Попросила маму привезти самую длинную сорочку, которую она сможет найти. Врачи делали хорошие прогнозы по моему восстановлению. Результаты на ВИЧ и другие болезни, передающиеся половым путём, были отрицательными.       Больше всего на свете я хотела увидеть Элис. Но, когда я начинала спрашивать о ней, все как будто становились глухими. Об её смерти я узнала чисто случайно, из социальных сетей. Я была отмечена на тысячах постах, заголовки которых был одинаковыми: «Две старшеклассницы были похищены маньяком и заточены в подвале его дома. Одна из них скончалась». То отчаяние, которое я испытала в тот момент, было сильнее физической боли. Элис мертва.       В голове вспыхнули воспоминания. У нее была астма. Я помню, как она задыхалась, слышала каждую попытку захватить воздух, видела, как закатываются её глаза, наблюдала за тем, как жизнь медленно и мучительно покидала её, и ничего не могла сделать. Я лишь смотрела.       Когда Аллен спустился в подвал и не увидел у моей подруги признаков жизни, он взбесился. В меня летели жестяные консервные банки, старая обувь, баскетбольный мяч. Мне нечем было защититься, да и сил не было. После того, как он изнасиловал меня, подошёл к Элис и накрыл её старой дырявой курткой, оставив лицо открытым. Её глаза были открыты и смотрели прямо на меня. Я пропустила её похороны. Но я попрощалась с ней ещё тогда, в этом вонючем подвале ублюдка Мэтью Аллена. Он, кстати, понёс самое суровое наказание — самосуд. После того, как он показал, где нас прячет, вырвался из-под надзора и побежал в кухню, схватил нож и перерезал себе горло. Его никто не пытался остановить. Последнее, что я видела перед тем, как отключиться на несколько дней, была лужа крови.       — Ана, — вывел из воспоминаний голос Макса, — все позади. Тебя больше никто не обидит.       — Я смотрела на Элис и ничем не могла ей помочь, — горькие всхлипы прерывали мою речь.       — Ты не могла ей помочь. Элис это знает. Она тебя не винит, — мама гладит мои колени. Заплаканными глазами я посмотрела на неё. На её лице застыл ужас.       Когда я увидела её и папу в больнице, то не узнала их. Это были другие люди. Они не улыбались и не смеялись, как раньше. Всё чаще мама плакала, а папа смотрел в окно, и оба молчали. Для них было мучительно смотреть на меня. А мне на них.       Сейчас все стало немного легче, воспоминания никуда не денутся, но боль понемногу угасает. Днём мы обычная семья, завтракающая вместе, обсуждающая планы на день, а ночью… Ночью мы все боимся закрыть глаза и видеть сны. У каждого свой кошмар. Каждый пережил то время по-своему.       — Спасибо, что пришли. Этот сон был страшнее, чем прошлые. Знали бы вы, как я хочу всё это забыть. Но как?       — Ана, мы тебя не оставим никогда. Наша маленькая девочка, — отец сел на край кровати и обнял меня за плечи.       — Я пойду завтра в школу, — три пары глаз уставились на меня с негодованием.       — Ана, ты не должна… — начала мама.       — Завтра начинается мой последний учебный год. Если я пропущу ещё больше, то точно никогда не окончу школу. Да и тебе пора отдохнуть от домашнего обучения.       — Я отвезу тебя, сестрёнка, — Макс улыбнулся и чмокнул меня в висок. — Могу даже побыть с тобой, как личная охрана от глупых вопросов.       — Не нужно, Макс, — я вымучено улыбнулась и глянула на часы. — Пять утра. Ложитесь спать, а я уже не смогу. Простите, что испугала вас. Мне очень жаль.       — Тебе не за что извиняться, доченька, — мама поднялась с колен и провела ладонью по моей щеке.       Я проводила их всем взглядом. Такое, как сегодня ночью, случается уже реже. Как только меня выписали и я вернулась домой, кошмары снились каждую ночь. Одни заканчивались тем, что я просто просыпалась и больше не могла спать, другие вызывали во мне такую реакцию, как сегодня.       Я поднялась с кровати и подошла к письменному столу. Открыла ежедневник и прошлась глазами по списку. Все, как и каждый день: зарядка, учеба с мамой, обед, снова учеба, ужин, сон. Ничего интересного, обычный день домашнего обучения. Зато спокойно. В таком режиме я проучилась три месяца и пока с трудом представляю себе, как будет завтра в школе. Один из пунктов привлек мое внимание — встреча с психологом. Психолога мне назначил мой лечащий врач. Пенелопа Марч — одна из лучших психологов, специализирующихся на проблемах подростков. Она приходит ко мне два раза в неделю: по вторникам и четвергам. Сначала я ей не доверяла, да я вообще никому не доверяла, даже удалила все социальные сети и перестала общаться с одноклассниками. Ограничила круг общения до семьи.       Пенелопа очень тактична. Она никогда не спрашивает то, о чем я бы говорить не стала. Наоборот, она ждёт, когда я сама заговорю. Когда наши встречи только начались, ждала она долго. Обычно я смотрела в одну точку и пропускала её слова мимо себя. Со временем моё молчание переросло в короткое «Да» и «Нет». И только через месяц я впервые излила ей душу, и мне стало немного легче. Сейчас я жду нашей встречи, как ничто другое. Когда она приходит, садится на стул напротив меня, я представляю Элис, и поток слов сам по себе извергается из меня. Я говорю обо всём, что хотела бы сказать подруге.       Я взяла телефон в руки и поставила напоминание «позвонить Пенелопе и перенести встречу». Поставила телефон на блокировку и подошла к шкафу с вещами. Я благодарна маме, что иногда она вытаскивала меня на шоппинг, и мне есть в чём идти в школу. Сложила недавно полученные учебники в сумку, заправила кровать, оделась. Снова открыла шкаф и посмотрела в зеркало. Щёки покрылись лёгким румянцем, болезненная худоба исчезла, видимых следов произошедшего не осталось.       На цыпочках прошла по коридору по направлению к лестнице и застыла возле спальни родителей. Дверь была приоткрыта, но света не было. Мама о чем-то говорила папе, но делала она это слишком тихо. Единственное, что я услышала, это обрывки фраз: «Мне страшно», «Слишком мало времени прошло». Я не стала слушать дальше. Их беспокойство и забота обо мне ясны и понятны, но решение вернуться в школу рано или поздно все-равно пришло бы ко мне. И я решила больше не откладывать. Тем более первый день, он важен, вся важная информация будет озвучена завтра.       Поставив чайник кипятиться, я выглянула в окно. Что-то привлекло моё внимание, что-то такое, чего я никак не ожидала увидеть.       — Тоже заметила свет в окнах Персивалей? — я подпрыгнула на месте от неожиданности. — Прости, я думал, ты слышала, как я спускался.       — Точно, свет. Неужели Чарли вернулся? — мы с братом задумались, глядя в окна дома напротив.       — Сомневаюсь. Я подписан на него в «инстаграм». Он часа четыре назад выставил фото из Сиднея. Может, он продал дом?       — Думаешь? Он же не хотел его продавать. Говорил, что это единственное, что осталось в память о родителях.       — Не знаю, Ана. Но я уверен, завтра утром вся округа будет в курсе, и нам всё станет известно. Это же наш район, от которого ничего не укроется, —я горько усмехнулась. Что правда, то правда. Новости о том, что меня выписали из больницы, разлетелись по нашей улице за считанные минуты, и уже через пятнадцать минут моего пребывания дома соседи начали по очереди звонить к нам в дверь и поздравлять моих родителей, что всё обошлось. Они улыбались им, говорили слова благодарности, а у самих сердце кровью обливалось при виде меня.       — Одна миссис Стивенсон чего стоит. Она знает всё, что происходит в Лондоне и за его пределами, а уж события её собственной улицы мимо неё не пройдут.       Мы оба посмеялись и снова погрузились в раздумья. Кто же поселился в доме напротив? Да ещё и среди ночи? Когда я ложилась спать, около двух ночи, света в окнах не было.       — Как ты? — брат обнял меня за плечи.       — Страшно, но когда-нибудь это должно было случиться. И я решила, что это когда-нибудь будет завтра. Если не избавлюсь от кокона сейчас, не избавлюсь никогда.       — Я горжусь тобой. Ты такая сильная. В интернете я смотрел видео… с теми, у кого случились похожие ситуации, многие не выдерживали. Я смотрю на тебя, маленькую, хрупкую, кажется, на тебя подуешь и ты, как белый одуванчик, разлетишься на маленькие лепесточки, а внутри ты сильная, сильнее, чем я. Хоть я и парень.       — Если бы не вы, ваша поддержка и помощь, я бы давно…— я замолчала. Макс знает, что я хотела сказать. Говорить об этом было под негласным строжайшим запретом. Он налил нам обоим чай, мы сели друг напротив друга и молча ели свой ранний завтрак. Каждый думал о своём. Ведь было о чём.