Ана
Мои ноги сами привели меня к этому дому на моей улице. Мне всё равно, что скажут соседи, мне плевать, что подумает мама. Мне нужен человек, мне нужно наконец-то высказаться. Мне надо понять: либо я сошла с ума от боли, либо моя злость на брата обоснована. Дыхание сбито от бега и истерики, кровь стучит в ушах. Я сбита с толку, я сбита с чёртова пути. Что делать дальше, как смотреть в глаза тому, кого я называла братом? Стучу в дверь. Надеюсь, он дома. Мысленно проклинаю себя, что это сделала, но пути назад нет. Шаги. Секунда. Две. Ключ в замке поворачивается. Открывается дверь. Я шумно выдыхаю. Он дома. — Ана? — Генри оглядывается по сторонам, выглядывая на улицу. — Что-то с Себастьяном? — Нет, со мной. — Входи, — он пропускает меня вперёд. — Я думала, ты уже уехал. — Машина за мной приедет чуть позже. Господи, да тебя всю трясёт. Ана, что стряслось? — Это очень долгий рассказ. И я сейчас поняла, что совершила ошибку на эмоциях, придя сюда. Я пойду, — я развернулась, чтобы открыть дверь, но сильная рука Генри нежно взяла меня за локоть и потянула к его сильному телу. Он прижал меня к себе, как маленькую девочку. Я дала волю эмоциям. У меня не было сил больше ни на что, кроме как по-настоящему выплакать всю ту боль, которую я копила в себе, впитывала как губка столько времени. Я чувствовала его тепло, его руки, которые гладят меня по волосам, голос, который шептал неразборчивые слова, но они действовали так успокаивающе. Тело обмякло. Я почувствовала такую слабость, а затем понимала, что падаю. Генри подхватил меня на руки и я уткнулась ему в шею. От него пахло так же, как утром. Этот запах стал уже таким родным. Он положил меня на диван, а сам куда-то ушел. Вернулся со стаканом воды в руках. Я взяла и жадно его опустошила. Слёзы кончились, остались лишь горькие, затяжные всхлипы. Легче не стало, только сильнее разболелась голова. Чёрт! — Эй, — мужчина убрал мокрые волосы с моего лица, — что такое? — Извини, — ответила я, заикаясь. — Не за что извиняться, — он не улыбался, и его глаза были наполнены испугом. — Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь, что тебя вынудило довести себя до такого состояния. — Я кое-что узнала. Я не знала, что мне делать с этой информацией. В голове всё смешалось, кто прав, кто виноват, кто я в этой всей истории. — Прошу, — начал Генри и сел рядом со мной на диван. — Расскажи мне всё. Я могу тебе помочь. — Шесть месяцев назад я потеряла подругу, — мужчина придвинулся ко мне и взял мою руку в свою. — Я никогда не забуду этот день. Я поругалась с братом, снова, и сказала, что не хочу его видеть. Это обычное дело, но тогда мне было совестно. Ведь я учинила ссору. Мне хотелось извиниться перед ним, а он куда-то делся. Его не было и в семь вечера, и в девять. В одиннадцать вечера он позвонил мне, попросил срочно приехать за ним и забрать его. Он был обдолбанный, еле внятно говорил что-то. В любой другой день я бы не поехала, но тогда не могла поступить иначе и бросить его. Когда он позвонил, я как раз разговаривала со своей подругой Элис. Когда я ей всё рассказала, не прошло и минуты, как она была у моего дома, вызывала такси. Через пятнадцать минут после звонка мы были на месте. Телефон Макса был уже выключен. Когда я увидела скопление народа, мне стало дурно, я хотела сбежать, но Элис сказала, что пока не найдём Макса, не уйдем. Мы спросили у полсотни людей, где они видели брата. Никто не знал. Когда мы стали проверять дом, нашли его в одной из спален. Он трахал какую-то девушку. Он посмотрел на нас затуманенным взглядом, улыбнулся и отвернулся, продолжая делать то, что делал. Я как ошпаренная выбежала из дома, Элис плелась за мной. Я ненавидела его всеми фибрами души. Потому что это не первый раз, когда он так поступал со мной. Я хотела как можно скорее убраться оттуда, но началась сильнейшая давка, в которой я чуть не потеряла Элис. Мы схватились за руки и стали проталкиваться вперёд. Когда мы почти вышли из давки, меня схватила чья-то рука. Сначала я испугалась и вырвала руку, но потом я узнала человека и успокоилась. И это было зря. Перед нами стоял наш друг, с которым мы познакомились в лагере, — Мэтью Ален. С виду он был абсолютно адекватен. Он сказал, что собирался уезжать и может подвести нас. Мы без задней мысли согласились. Всё было хорошо, пока район, в который он нас привез, оказался нам незнаком. Он заблокировал все двери в машине. Эли сжалась на переднем сиденье, а потом начала кричать, когда он достал шприц с какой-то жидкостью, начала вырываться. Он уколол её, и её тело стало обмякать. Наступил мой черед. Этот псих перелез на заднее сиденье и стал заламывать мои руки, потому что я пыталась его убрать от себя. Он был сильнее. Очнулась я уже в тёмном подвале, где был лишь один источник света — старая керосиновая лампа. Мои руки были связаны, джинсы разорваны, блузка валялась рядом. Я ничего не понимала: где нахожусь, что случилось, что за странные звуки я слышу. Но когда мои глаза привыкли к ужасному освещению, я увидела Элис, в таком же виде, что и я. Она задыхалась. У неё была астма. Ей нужен был ингалятор. Ингалятор, который она забыла взять, торопясь спасти неблагодарную свинью, которую любила, и который так растоптал её. Она долго боролась за жизнь. То отключаясь, то приходя в сознание. А я сидела напротив неё и молилась, чтобы кто-нибудь нас нашёл. Когда он снова спустился, Мэтью, Элис была уже мертва. Её глаза были открыты. Он разозлился, кричал, что не планировал трупов, он хотел лишь проучить нас, наказать за то, что мы сломали ему жизнь. Я не знала, что он несёт, потому что в лагере он был самым тихим и никогда ни с кем толком не общался, он даже есть садился отдельно ото всех. Его злость была такой сильной, я знала, что живой мне не выбраться. Эли умерла, ему терять уже нечего, трупом больше, трупом меньше. Но он не стал меня убивать. Он меня изнасиловал. И когда делал это, благодарил моего брата за то, что привёл меня и подругу на вечеринку и помог осуществить ещё давно задуманный план. Это последнее, что я помню до того, как отключилась от нестерпимой боли в области влагалища. Очнулась я уже в больнице. Как рассказали полицейские, этот человек сам пришёл к ним с повинной на следующий день. Но он был под сильными наркотиками, и прошло время, чтобы его откачать и добиться от него информации о нашем месте нахождении. Генри слушал меня не дыша. Он сжал мою руку, но смотрел куда-то вдаль. Но я знала — он слышит. — Я многое не помнила до сегодняшнего дня. Например, того, что собственный брат в наркотическом опьянении отдал меня и девушку, которая его любила, в руки психопата, которого знать не знал. Или того, что он предал её, зная о чувствах Элис, он просто-напросто растоптал её, уничтожил. Я знаю её, будь она жива, она с этим не смогла бы смириться. Если бы не её любовь, она была бы жива, — я думала, у меня не осталось слёз, но они снова потекли по моим щекам. — Она не хочет, чтобы я винила кого-то. Но я виню его! Только его и никого больше. — О, Ана… — Вот так история, да? От семнадцатилетней, с виду нормальной, девушки. Я бы и сама не поверила, если бы не пережила это всё. Знаешь, как он валялся в моих ногах, умоляя сказать маме, что я сама ушла из дома. Потому что, якобы, меня любят больше, а сын наркоман — это позор. Самое страшное, он сам в это поверил, что это я пошла на вечеринку и напилась. Он до сих пор винит меня и Элис! — Детка, — Генри протянул свою руку к моему лицу и погладил щёку, стирая слёзы. — Мне так жаль! — Стало легче. Чёрт, мне стало намного легче! Где ты был раньше, а? — я улыбнулась, и он недоверчиво посмотрел на меня. — Боль ушла. Её нет. Точнее, она не такая сильная. Камень упал с души. — Что ты будешь делать дальше? — Я начну новую жизнь. Забуду это как страшный сон. Мне надоело жить с чувством утраты, страха и вины. Я устала видеть один и тот же кошмар. Я сильнее, чем сама думала. У меня впереди жизнь, которая утекает как вода, и мне нужно взять себя в руки. — Я очень рад, что ты смогла выговориться. Ты выглядишь намного лучше, чем минут двадцать назад, — мужчина улыбнулся. — Ты, наверное, ошарашен всем этим? Прости меня. Я пришла, потому что не к кому было пойти. Ты ночью был так близко, был таким настоящим. Днём я была зла, что ты вёл себя так, будто я твоя подружка, и пеклась о том, что подумают соседи. Сейчас мне плевать. На всех этих старых сплетников. — Ты такая смешная, Анна Дикенс, — он специально протянул «н» в моём имени, и я легонько толкнула его локтем. — И такая красивая. Я не ожидала этих слов от него. Сначала не поверила ушам, а потом увидела его взгляд, и всё встало на свои места. Он смотрел так, будто видит не меня, а что-то большее. Мне так хотелось приблизиться к нему, вдохнуть его запах, погладить мягкие волосы и зарыться в шее, забыв обо всём. Интересно, о чём он думал сейчас? Жаль, что я не умею читать чужие мысли. Мы смотрели друг на друга, не сводя глаз. Этот контакт значил больше, чем любой физический. Но и физически меня тянуло к нему не меньше. Я боялась сделать шаг. Но, а что, если я упускаю шанс? Неожиданно для себя я забралась к нему на колени, обвила ногами его бока, руки положила на его плечи. Его губы жадно впились в мои. Руки скользили по моей талии. Он целовал меня так, будто это последнее, что он успеет сделать в своей жизни. По всему моему телу побежали мурашки от его прикосновений. Я умоляла, чтобы этот сладостный момент не заканчивался. Его язык проник в мой рот, от этого я еле слышно застонала. Я никогда не думала, что целовать мужчину будет так приятно. Внизу живота запорхали бабочки. Поцелуй стал более страстным, Генри продолжал манипуляции своим языком с моим, я посасывала его нижнюю губу, и ему это понравилось. Мои бёдра стали делать непроизвольные движения, которые я никак не могла контролировать, или не очень хотела. Я почувствовала сквозь одежду его эрекцию. — Детка, нам нужно остановиться, — вывел меня из приятного дурмана голос Генри, и реальность обрушилась на меня тяжеленной бетонной стеной. Я быстро слезла с его колен и поднялась на ноги. Мне было стыдно смотреть ему в глаза. Что я только что натворила? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я повела себя, как последняя шлюха. Мне срочно нужно уйти отсюда. — Ана… — Прости! Умоляю, прости. Я не знаю, что нашло на меня. Мне пора. — Нет, стой, — Генри подошел ко мне вплотную. — Я должен был нас остановить, иначе мы бы совершили ошибку, о которой бы потом пожалели. Всему свое время Ана. И не думай, что я боюсь твоего юного возраста. Я просто боюсь не оправдать твоих желаний. — Мне очень стыдно! — я уткнулась лицом в руки. Я услышала сигнал машины. За Генри приехали, и я поняла, что это спасательный круг для меня. — Сейчас мне нужно ехать, — мужчина погладил меня по волосам и поцеловал макушку. — Но мы с тобой обязательно ещё поговорим обо всём, и не один раз. Но сейчас ты должна знать, я не жалею, и мне было очень хорошо. И я уверен, у нас всё будет замечательно. Ничего не сказав, я ушла. Только что я целовалась со взрослым, малознакомым мужчиной, который намекает о том, что хочет со мной большего. Со мной, несовершеннолетней школьницей, которая только всё портит и ни за что не может толком ответить. Я злюсь на себя. Только я виновата, что усложнила снова себе жизнь. Кто меня тянул к нему на колени? Я сама. Глупая дура. Дома пахло чем-то вкусным, но у меня не было сил, чтобы с кем-то разговаривать. Мне надо хотя бы полчаса тишины. До моего слуха донесся голос Себастьяна, он что-то рассказывал моему отцу, который наконец-то появился дома. Иногда мне кажется, что его работа это и есть его семья. Домой, к нам, он никогда не торопится, зато, когда ему звонят с работы, он летит туда без оглядки. Прямо в одежде я плюхнулась в кровать и застонала в подушку. Я чувствовала, что поступила неправильно по отношению к нему. Потому что, прознай об этом поцелуе кто-то с улицы, Генри могли бы посадить на очень долгий срок, и не важно, что я залезла ему на колени и начала его целовать, а не он совратил меня. И мне было стыдно. Но, с другой стороны, мне понравилось. Всё, что было: прикосновения, стоны, жар моих щёк и его реакция на меня. Я хотела его, всё моё тело трепетало. Я впервые испытала такую тягу к мужчине. Он не оттолкнул меня, был нежен и остановился, не заходя слишком далеко. Две недели, я знаю его две недели. И из этих двух недель мы нормально общались только три раза. Обычно мы только здоровались и обменивались несколькими словами, а затем прощались. Но мне хватило этого, чтобы мой девичий мозг целиком и полностью заполнился им. Пора спускаться, я думаю, что мама и так готовится задать мне миллион вопросов, и не хотелось бы удваивать это число. Запах, который ощущался внизу, достиг и второго этажа. Это что-то такое знакомое, но никак не могу вспомнить, что же готовит мама. — Всем привет, — сказала я и не досчиталась одного члена семьи. — Привет, милая, — сказала мама. — Где ты пропадала столько времени? И куда делся Ник? — Я ходила к Эли. Макса не видела, может, позвонишь ему? Чем вы тут занимаетесь? — я плюхнулась на диван рядом с Себастьяном и обняла его, он пах в точности, как его отец. — Отлично, — ответил парень. — Мы с мистером Дикенсом рассматривали карту Лондона с достопримечательностями. Я рассказал, где бы хотел побывать, здесь столько зоопарков, музеев, парков, прямо как в Чикаго. А ты много где была, Ана? — Да, на школьных экскурсиях я была в Британском музее, Музее естествознания, Национальном морском музее да много где, если честно. Хочешь, заберу тебя завтра из школы и мы куда-нибудь сходим? — Да! — крикнул парень. — Я хочу на Лондонский глаз. Мы можем пойти туда? — Можем. И можем даже по сладкой вате съесть. Идёт? — Да, спасибо, Ана. — А как вы туда доберётесь, это же самый центр? — Думаю, как обычно, на общественном транспорте, мам. — Вы уверены? — Ну конечно, — я села рядом с мамой и взяла её за руки. — Ну, чего ты так переживаешь? Я ездила туда огромное количество раз, даже точно не помню сколько. Тем более Генри, мистер Кавилл, будет не против, я уверена. — Ты же не спрашивала его ещё. — Себастьян, у тебя есть папин номер на телефоне? — Да, конечно, я позвоню ему сейчас? Я уверен, он разрешит, ему нравится Ана, — я уставилась на парня и чувствую, как краснею. — Ещё бы, — сказал мой отец. — Кому наша Ана может не нравится. — Давай-ка, Себастьян, я сама ему позвоню, — сказала я и улыбнулась. — Всё-таки я пригласила тебя, и мне стоит спрашивать у твоего папы разрешения. Продиктуешь мне его номер? Малыш так и сделал. Я сохранила номер и убрала телефон в карман. Напишу позже. Мне нравилось сидеть здесь, в этой комнате, слышать смех родителей, болтовню маленького друга и чувствовать себя счастливой. Многое в моей голове смешалось, мне хотелось поскорее разложить всё по полкам. — Мам, я всё гадаю, чем это так вкусно пахнет? — О, я пеку твой любимый вишнёвый пирог. Давно мы его не ели, а сейчас повод — гости пришли, — мама улыбнулась и потрепала Себастьяна по волосам. — Как здорово. А где ты собираешься ему постелить? — Я думала в гостевой, там и телевизор есть, и место для уроков. — Но она слишком пустая и угрюмая, давай Себастьян поспит в моей комнате, а я переночую эти дни здесь, в зале. Тут довольно удобно. — Хорошо, милая. Через несколько минут я буду накрывать на стол, уже вечер, твоему брату стоит уже вернуться домой. — Мам, он большой мальчик, чего ты о нём так печёшься? — я пошла за ней в кухню. — Я боюсь, как бы он чего не натворил, Ана. — О чём это ты? — В последнее время твой брат часто с кем-то долго говорит по телефону, уходит куда-то по ночам и возвращается под утро. Я боюсь, как бы он снова не подсел на наркотики, ведь он так долго держался. — Откуда ты знаешь? — Я мать, Ана. Матери всегда чувствуют, что с их детьми что-то не так. Я узнала об его зависимости чисто случайно, два года назад. Нашла у него в бельевом шкафу пакетик с марихуаной, устроила ему взбучку, он взбесился тогда на меня, сказал, что я самая отвратительная мать и должна сказать ему спасибо, что он только марихуану курит, а не употребляет что-то тяжёлое. Тогда меня как колом в сердце, я даже не знала, что делать в таких ситуациях. Посадила его под домашний арест, но и это не спасло, он стал сбегать ночью, прямо как сейчас. Однажды нас с отцом вызвали в участок, ты тогда ночевала у Эли, и мы решили тебе ничего не рассказывать. Нам сказали, что его поймали на улице, он был под кайфом. Нам пришлось заплатить большие деньги, чтобы откупить его. Когда ты пропала, он пришёл домой и горько плакал, это был такой отходняк, и после этого он полгода, как я понимаю, ничего не употреблял, держался. Что случилось сейчас, я не знаю. Я уже не понимаю, что делать с ним, как ему помочь. Я думала всё прошло уже. А он как был неуправляемый, так таким же и остался. — Мама, ты виновата лишь в том, что всё время целовала его в зад, — я сказала это грубее, чем хотела, мама недоверчиво посмотрела на меня. — А всё остальное это только его рук дело. Ты давала нам обоим любви одинаково, ты одинаково о нас заботилась. Ты стремилась ему помочь, но он этой помощи не принял. Я понимаю, что он твой сын, но мама, ему двадцать, и если ему не дорога жизнь, то он и будет этим заниматься. — Ана, как ты так можешь говорить? — мамины глаза наполнились слезами. — Мам, хочу, чтобы ты поняла меня сейчас. Я пережила самый ужасный период в своей жизни. Я боялась, что не смогу жить прежней жизнью, но взяла, и смогла начать с чистого листа, вырвав эти страшные страницы из дневника жизни. Знаешь, почему? Потому что я знаю цену жизни, ведь я была на грани смерти. Когда я сидела в том подвале, я не думала, что у меня есть шанс. Но он был, и я его использую, и сделаю всё так, как хочу, как мечтала прожить эту жизнь. А Макс… Он слабый. Он даже не может расплатиться по-мужски за то, что сделал. — О чём это ты? — Я о том, что он заставил тебя плакать, мам. Ни один сын не станет обижать свою маму, потому что в первую очередь ты — мама, единственный человек, который будет с ним всегда. Мне очень жаль, что Макс так и не повзрослел. — Между вами всё же было хорошо, что случилось? — Многое, мама. Давай не будем больше об этом. — Вы меня скоро так в могилу сведёте. — Не дождёшься, мама, ты будешь жить вечно! — я улыбнулась и чмокнула её в щёку.***
После ужина я уложила Себастьяна спать, нам обоим завтра в школу, меня ждёт контрольная, а его нелюбимая физкультура. Он уснул быстро, в обнимку с игрушкой. Я погладила его по мягким волосам и вышла, закрыв за собой дверь. Я сходила в душ, спустилась в гостиную, где мама уже постелила мне на диване, и плюхнулась на него, укутавшись с головой под одеяло. Телефон держала в руках, потому что хотела написать Генри. «Привет, думаю сводить завтра Себастьяна на Лондонский глаз, ты как, не против? Ана». Сейчас он работает, поэтому ответное смс придёт не скоро, наверное. Решила посмотреть, что там показывают по телевизору. Ничего интересного. Телефон завибрировал. «Нет, не против. Хорошая идея». «Спасибо, что разрешил. Доброй ночи!» «Доброй ночи, Ана». Я могла бы продолжить разговор с ним, нам есть что обсудить, это точно. Но сегодня с меня хватит, я выжата как лимон, глаза закрываются сами собой. Последнее, о чём я подумала, вернётся ли Макс домой, или он думает, я всё рассказала маме?