Будем исправлять

      Зная свою «пунктуальность», я специально вышла из дома за полтора часа до нужного времени. Сегодня у меня зачёт, и если я его пропущу, прощай моя стипендия. Бежала я к остановке при параде: на высоких каблуках, в капроновых колготках, мини-юбке и коротенькой зимней курточке. Все в институте знали, что наш препод по философии зачёты ставит только за ноги, а мои ноги длиннее всех хвостов, что у меня набрались за время, которое я провалялась с температурой под тридцать восемь в постели две недели. Чувствую, что после зачёта вернусь туда снова.       Стою, припрыгиваю то на одной ноге, то на второй, ожидая этот проклятый автобус. Вечная проблема городов — грёбаные автобусы! Когда не надо, то они по шесть, по семь раз проезжают перед тобой, чуть ли не кричат «смотрите, как нас много!», а когда нужно, то словно вымерли все нахер! Дрожащими и покрасневшими от холода пальцами сбрасываю очередной звонок от Юльки. Знаю я, что в семь утра она мне может звонить только из-за своего Вадика-дегенерата, так что это надолго. Если отвечу, то быстро отвязаться не получится, а стоять на морозе ещё и по телефону разговаривать нервишек не хватит, отброшу коньки прямо на этой грёбаной остановке. Вот не дура я в тридцать градусов мороза нарядиться, как ночная бабочка с трассы? Видимо мозгов мало, и эта часть решила самоуничтожиться путём отмораживания серого вещества. Где этот грёбаный автобус?!       И тут, как по сигналу, передо мной останавливается этот треклятый тридцать шестой автобус, да чтоб в аду тебе гореть, проклятый! И, конечно, полностью забит! Кое-как протиснувшись в заднюю дверь, по пути вновь сбрасывая звонок Юльки, которая меня семиэтажным матом наверное кроет. Краем глаза замечаю, как мужчина поднимается со своего места, чтобы уступить место какой-то пигалице, что явно строит ему глазки. Мне до этого места ровно шаг. Делаю невероятный манёвр, изогнувшись, как профессиональная гимнастка — будущая олимпийская чемпионка России, и усаживаю свой отмороженный зад на нагретую кожаную поверхность. — Девушка, это моё место! — возмутилась пигалица. Кто сел, того и место, милочка. — Извините, не заметила гравировки с вашим именем, — ответила я и наконец приняла вызов от кипящей гневом Юльки. Просто уверена, что она сейчас так заорёт, что весь автобус будет в курсе, что звонки Юльки Романовой лучше брать с первого раза. — Краскова, ты совсем охренела?! — хорошо, что я заранее убрала телефон подальше от уха, иначе мои барабанные перепонки взорвались. Вот, в какого она такая горластая уродилась? Родители у неё спокойные, тихие, и вообще очень интеллигентные люди — оба профессоры. Юлёк же, как атаман в юбке, только табора не хватает с казаками на конях. — Ну чего сразу орать-то? Не брала, значит занята была, — хмыкаю я, зная, что Юльку мои слова только больше разбушуют. Она, когда с дегенератом ссориться, то вообще неадекватная становится, любой момент не по её хотению превращается в красную тряпку для разъярённого быка. В очередной раз убрала телефон подальше, мысленно досчитав до десяти, вернула телефон на место. — Угомонись. Чего у тебя опять с дегенератом? — сморщилась от её визга. — Хорошо, хорошо, Вадиком, Вадиком, — вздохнула, готовясь слушать душещипательную и слезоточивую историю их очередной ссоры и типа расставания. — Да, ты каждый раз говоришь, что это конец, но через полчаса после этого сама звонишь ему и просишь простить тебя, — решила я ей напомнить. В этот раз он не разрешил ей идти на тусовку в субботу, на которую был приглашён весь универ. Я, кстати, к зачёту готовилась, пойти не смогла. Жаль, по Юлькиным рассказам там было, что ловить. Столько старшекурсников было. Ммммм… Не то, что этот мажорчик Вадик-дегенерат. — Да, слушаю я тебя, слушаю! Просто не хотела перебивать, — та снова начала тараторить, а я стала смотреть по сторонам. Особо поглядеть было не на чего, всё загораживал мужчина в чёрном пальто. Лица разглядеть не получалось в том положении, что я сидела, пришлось бы задрать голову, а это было бы слишком палевно. Эх, жаль. Интересно, что за мужик в таком дорогущем пальто. Явно в автобус попал случайно, обстоятельства так сложились. В таких вещах в маршрутках не ездят. Вон, Вадик тоже, как с иголочки одет, он только на своих долбанных иномарках катается. Ладно бы там на своей, которую сам купил, но нет же, его папочка всем одарил, как и его братца-женоненавистника. Пока раздумывала о раздражающих меня личностях, Юлька подошла к концу своего рассказа и спросила моего совета. Ответ у меня всегда один и тот же, и аргументов весомых тоже много всегда было. Но ей бесполезно что-либо говорить. — Юль, ты знаешь мой ответ. Бросай его к чертям! Сколько уже мурыжитесь? Год? Ах, да, Год и два месяца! Ну, он же реальный дегенерат! Тупой, как пробка! Единственное, что в нём есть достойного — это мышцы, всё остальное папочка сделал. Он же тебе истерики закатывает, как баба-скандальная, ну нахрена тебе вместо мужика орущая баба с мускулами? — мысленно дала себе очко в пользу себя против Полтавского. Я этот счёт веду с нашей с ним первой встречи. Сколько я ему извращённых оскорблений только не придумала, ни разу ещё не повторилась. Кажется, в эту сторону моя фантазия неисчерпаемая. А когда он вдруг заявил Юльке, что я на неё плохо влияю, то сам подписал себе смертный приговор. — Он же совсем тебе не доверяет, ревнует даже к моему коту Нику, хотя тот даже кастрированный! До него человеческие слова не доходят, он даже не может запомнить, что твой любый жанр фильмов про любовь, а не триллеры, от которых ты по ночам со светом спишь, — за своей тирадой почувствовала острую необходимость занять чем-то руки, иначе начну ими размахивать, как ветряная мельница. — Этот Полтавский вообще на всю голову отмороженный, как моя жопа на морозе в мини-юбке! Хотя нет, — я улыбнулась, убирая очередную пушинку с чёрного пальто. — Мой зад намного лучше физиономии этого дегенерата, — Юлёк снова заверещала, но я лишь закатила на это глаза. — Зай, да откуда ты знаешь, что он не делал пластических операций. Денежек папочки хватит исправить любой дефект, — снова плюс в мою копилочку оскорблений и издёвок над Полтавскими. Накрутила на палец маленькую, но длинную ниточку. Потянула её, но та не отрывалась. Эх, ненавижу, когда нитки такие скользкие, даже ногтями не подцепишь. — А брата ты его вообще видела? Этого Игоря Полтавского. Я такой весь умный, всезнающий и разбивающий сердца всем дамам! Тьфу, аж противно. Как вспомню, когда мы с тобой ждали Вадика возле его кабинета. Девка выскочила оттуда вся в слезах, а он вышел такой вальяжный и наглый со словами, что ничего никогда не обещал. Засранец! Бесит, аж прям до трясучки, — от таких воспоминаний стала очищать рукав пальто усерднее, с раздражением откидывая ворсинки. — Женоненавистник хренов! — Почему же сразу женоненавистник? — раздалось надо мной. — Да потому что только такие могут с женщинами поступать, как последние скотины! — отвечаю я и ойкаю, понимая, что ответила не Юльке. Смотрю по сторонам, а потом задираю голову вверх, сталкиваясь со взглядом Игоря Полтавского. — Мама роди меня обратно, — просипела я и подскочила со своего места, протискиваясь через толпу к выходу. На меня кричали, толкали в ответ, ещё и Юлька ко всем присоединилась, требуя от меня объяснений за непонятные ей слова. Двери как раз отворились перед моим носом и я вылетела на улицу, даже забыв расплатиться. Я обернулась, увидела, как он пробился следом за мной, но не успел. Автобус тронулся с места с хлопком, закрывая двери. Облегчённо выдохнула и прижала руку к бешено колотящемуся сердцу. Я так пересралась, когда увидела его, что даже особо не задумывалась над своими действиями. Тело само вело меня к выходу. Инстинкт самосохранения сыграл. Если бы не выбралась, не знай, чтобы со мной сделал этот псих долбанутый. Придушил, наверное. Как я его раньше не узнала? Стоял же передо мной с того момента, как я уселась. Блииин, я ведь даже пальто ему почистила. Ладно хоть мозгов хватило ту ниточку зубами не отгрызть, а ведь собиралась сразу после фразы женоненавистник. Прям приготовилась. Вот стыдно-то как. Сколько я всего наговорила, а как только его и его брата не называла. Ужас. Мне кажется у меня даже уши сейчас красные. Что он вообще в автобусе делал? Он же только на своих иномарках разъезжает. — Света! Алё! — кричала мне из телефона Юлька. Совсем про неё забыла. — Ты не поверишь, что сейчас случилось. Кажись я скоро лишусь головы, — произнесла я. Передо мной остановился другой тридцать шестой. Как хорошо, что я вышла за полтора часа, теперь приеду прямо к началу пары. Всю дорогу до института рассказывала во всех чувствах то, что приключилось из-за неё со мной в автобусе. Вот если бы не она со своим Вадиком-дегенератом, то может я бы вообще и не узнала, что ехала с тем типом в одном автобусе. — Всё, надо срочно менять имя и покидать страну! — металась я по квартире Юльки. Сразу после зачёта я вызвала такси и рванула к подруге. Сидеть все пары я бы точно не смогла. — Он же живьём меня закопает, ещё и в каком-нибудь навозе. С него станется. И умру я в куче говна из-за куска говна, которое случайно оскорбила при нём, а не за спиной! — Краскова, ну харе маячить! — не выдержала моих нарезаемых кругов Романова и заставила меня сесть на диван. — Мать, ты преувеличиваешь. Ну, что он тебе может сделать? Ничего. Успокойся. Подумаешь оскорбила его и его брата. Кстати, чтобы про Вадика так больше не думала! Мы с ним помирились. — Кто бы сомневался, — не удержалась я от ехидства. — Посрались по переписке и помирились тоже. — Лучше бы порадовалась за меня, — Юлька такая наивная и слепая дура. Ну, как можно любить этого дегенерата с таким психопатом братом-женоненавистником? — Ага. сейчас памятник поставлю в честь вашей нерушимой любви, — мне вообще не до её амуров. Нужно думать, как страну покинуть, где деньги взять, к кому обратиться за фальшивым паспортом. Этот Полтавский же прихлопнет меня, как муху.       Итог, я сгрызла все ногти от нервов, выпила весь алкоголь у Романовой и уснула дома на коврике у двери, так как дальше даже ползком не смогла продвинуться. Только чудом вылезла из такси, в которое меня запихала Юлька, хотя она умоляла меня оставаться у неё, но пьяная я непреклонна. А каким чудом было, когда смогла подняться на лифте и открыть свою дверь, закрыть её и уместиться на малюсеньком коврике.       На утро болело всё, выворачивало наизнанку, а видок был хуже, чем у бабы-яги. В институт снова не пошла, потому что весь день обнималась с унитазом, а к вечеру вообще слегла с температурой. Всю неделю провалялась в постели, проклиная весь мир, не понимая за что он так со мной бедной и несчастной поступил. Я же ведь такая добрая и хорошая. Никому зла никогда не желала, а этот мир только и издевается надо мной, подсовывая мне этих Полтавских.       После болезни пришлось снова нагонять все хвосты. И вот возвращаясь домой, уставшая и злая с института, матеря грёбаную старосту, которая отказалась мне идти навстречу и давать мне эти долбанные конспекты по философии, а этот гребаный философ снова назначил зачёт. Меня бесило всё, и это видимо отражалось на моём лице, потому что прохожие шугались меня. Я была готова кого-нибудь пришибить.       Прямо передо мной тормозит дорогая тачка. Я была готова заорать на дебила-дегенерата водителя, что чуть не сшиб меня. Тупые мажоры, думают, что если есть бабки, то можно творить, что только в голову взбредёт, ведь богатенькие родители всё замнут! — Вот чёрт! — я рванула назад, потому что из машины вышел Игорь Полтавский. Мне бы хватило времени убежать от него до подъезда оставалось метров пятнадцать, но мой локоть схватили, а потом и меня вовсе свернули и засунули машину, я кричала и вырывалась, умоляя спасти, но никого в округе не было. Вот дерьмо! Так и умру, одинокая и никому не нужная. Интересно, он хоть Юльке скажет, что я умерла? Или ей объявят, что я решила покинуть город и ни с кем не общаться. Только я оказалась освобожденной от цепких сильных рук, рванула выйти вон, но дверь не поддалась. Запер, сволочь, но я сдавать не собиралась. Долбилась в эту грёбаную дверь, стучала по стеклу, а этот психопат сидел рядом и выжидающе стучал пальцами по рулю. Скотина. Женоненавистник хренов! Даже сейчас, когда я его до ужаса, до дрожи, до потери пульса боюсь, умудряется меня выбесить своим снобизмом. Сидит себе спокойно. — Успокоилась? — теперь хотелось накинуться на него так же, как это сделала минуту назад с его дверью. Только ему мне точно получится расцарапать лицо. — Без боя не дамся, — ответила я, вытягивая руки вперёд, готовясь в любой момент, начать защищаться. — Даже не сомневался, что будет иначе, — хохотнул он. Тонкий намёк на мою предсказуемость. Ну-ну, теперь посмотрим, кто кого в навозе живьём похоронит. Чёртовы мужики, с их чёртовыми мускулами! Если сильные, то значит им всё можно. Бесит! — Я прям слышу, как ты мысленно меня оскорбляешь. Каждое слово отражается на твоём лице. Смотришь, будто убить меня собралась, — издевается, сволочь. Конечно, я с торчащими в разные стороны волосами, помявшейся одежде, с размазавшейся косметикой на лице, на фоне этого красавца с обложки журнала, одетого по последней моде, выгляжу, как бомж. Он в том же пальто, что и автобусе, только оно распахнуто, под ним синяя рубашка с расстегнутыми двумя верхними пуговицами. А эти его вечно взъерошенные волосы «я только после секса» бесили ещё больше. Каждый элемент Игоря Полтавского меня выбешивал до ужаса. Хотелось разорвать его. Страх испарился. — Целую неделю у Юльки твой телефон выпрашивал. Ничего не прокатывало. Даже Вадик не мог уговорить её. Подруга у тебя настоящий партизан, — без тебя знаю, психопат грёбаный. Мы с Юльком друг за друга стеной, скалой. Хрен сдвинешь или прогнёшь. Выросли вместе. — Ладно удалось Вадику на твоего старосту надавить. Девка, как её там, Лиза, та ещё заноза. Целый ему устав РФ зачитала, пока он у неё твой телефон клянчил. В итоге в дело вступил я, — почему я его молча слушала? Да было интересно сначала, как он мой адрес вычислил, а потом как умудрился непоколебимого солдата Лизу сломать. — Пару комплиментов, моя фирменная улыбочка, и она как все расплылась и сдалась, — женоненавистник хренов! — Она мне не только номер твой дала, но и адрес и твоё расписание. Я решил заявиться без звонка, ты же сбежала бы точно. — Неужели так смерти моей хочется? — поразилась я стараниям этого кретина. Чтобы найти меня, он прям постарался. — Нужна мне твоя смерть, — хмыкнул он. — Нет, я собираюсь доказать, что я вовсе не женоненавистник, а наоборот очень люблю женщин. Особенно таких строптивых и неуловимых, как ты. Ещё таких хамок и грубиянок. — Не поняла, — это он меня оскорбляет или признание выдаёт? — Чего непонятного? Я же за тобой с первой нашей встречи бегаю, а тебе всё не нравится, — вот это открытие. Он за мной бегал? А я думала, это нас проклятая судьба сводила, а это он оказывает химичил. Стала злиться на него ещё больше, ненависть к нему возрастала. — Краскова, ты слепая что ли? Я же тебя столько раз и на свидание приглашал, и постоянно с Вадиком напрашивался, когда он с вами двумя куда-то собирался. Всё пытался с тобой побыть. А ты прям неприступная крепость, — сижу и глазками хлопаю. Лучше бы убить хотел. Мне не так страшно было бы, да и спокойней чувствовала себя. Дверь по-прежнему закрыта. Чёрт. — Нравишься ты мне, Света, очень.  — Ну, а ты мне нет, — сказала я, хлопнув ладонями себя по коленям. — Всё, поговорили, выпускай. — Так ты присмотрись, — он явно не собирался сдаваться. — Понравлюсь. — Нечего присматриваться, всё равно не понравишься, — бесит, бесит, бесит. — Почему же? — А я мужененавистница страшная! — хмыкаю, и отворачиваюсь к окну. — Будем исправлять, — говорит он. Поворачиваюсь к нему и сталкиваюсь с его носом. — Что? — чего это он удумал. Исправлять? Кого? Меня? — Ни что, а как, — его лапища тянется ко мне. Не, не, не. — В смысле? — Без смыслов, — и он обхватывает моё лицо ладонями, впиваясь в мои губы поцелуем. Вот кобелина хренов! Начала вырываться, мычать, пытаться укусить, колотить его руками, корябать, а ему хоть бы хны, целует сволочь. Ненавижу Юльку с её Полтавскими. Ненавижу Полтавских. Ненавижу Игоря Полтавского, с его охренительным поцелуем, что уменьшает ненависть к нему с невероятной скоростью. И вот я уже с непонятно откуда взявшейся страстью, отвечаю этому говнюку на поцелуй. Когда мы отрываемся друг от друга, то я тяжело дыша прикрываю глаза от своей тупости. Походу это заразно. — Поехали, — и он заводит машину. — Куда? — не поняла я. Чего это этот удумал? — На свидание.