Славянские драбблы

— Ты меня, карга старая, сперва напои-накорми, в баньке попарь, спать уложи, а потом и расспрашивай, — важно изрёк Иван-царевич, вспомнив загодя выученную формулировку. Обязано было сработать, раньше же срабатывало. На сухих губах Бабы Яги вспыхнула улыбка. Тонкая, ехидная и… нехорошая какая-то, в общем, улыбка. Царевич слегка насторожился, но виду не подал. Продолжал стоять, гордо выпрямившись, в прокуренной горнице, едва не задевая макушкой низкий потолок. Из угла на него с любопытством пялился череп, светя глазницами, с печки так же, с интересом, сверкал глазами здоровенный котяра. В другом углу что-то зашуршало, и Иван едва не подскочил, но обернулся нарочито медленно, с достоинством, придерживая лук и колчан со стрелами. — Я не ворон, я мельник! — проорал чёрный как смоль ворон и снова захлопал крыльями. — Чур меня! — не удержавшись, прошептал Иван и осенил себя крестным знамением, а Баба Яга цыкнула на ворона и наконец промолвила глубоким, грудным, хрипловатым голосом, сложив руки на иссохшей груди: — Что ж, будь по-твоему, Ваня. Она, не оглядываясь, небрежно взмахнула рукой — и на деревянном, дочиста выскобленном ножом столе появилась белейшая, расшитая алыми узорами скатерть. Укрыла она стол — и давай разворачиваться с углов. Иван ахнул и проглотил слюну — там каких только яств не было! Он такие только во дворце царя-батюшки едал: тут тебе и дичь печёная, и яблоки мочёные, и икра заморская, баклажанная. — Ну, насчёт махать руками — это и Василиса моя была гожа, — снова не показывая виду, что удивлён, буркнул Иван и проворно уселся за стол, особого приглашения не дожидаясь. К нему тут же подлетел глиняный кувшин и нацедил в кружку медовухи, источавшей сладостный цветочный дух. Баба Яга лишь насмешливо хмыкнула, раскуривая длинную пахитоску. Воцарилась тишина, нарушаемая чавканьем Ивана да мурлыканьем кота. Ворон, видимо, разобидевшись, сидел на своём насесте молча, изредка пощёлкивая большим жёлтым клювом. Наконец Иван насытился, выбрался из-за стола и чинно поклонился бабке: — Благодарствую за ужин, бабушка. А теперь хочу я в баньке попариться, прежде чем на твои вопросы отвечать. Бабка, кот и ворон как-то загадочно переглянулись, и Иван опять занервничал. Переглядки эти, явно ехидные, ему не понравились, хотя за ужином он подуспокоился — видимо, в кровь начали поступать эндорфины от сытной еды. — Во дворе у меня банька-то, — неспешно пояснила Баба Яга. — Ступай туда, там уже растоплено, а я сейчас полотенца чистые поднесу. В предбаннике Иван первым делом стянул с себя сапоги — ноги взопрели — и принялся разоблачаться. Лук и колчан со стрелами он положил под лавку, справедливо рассудив, что супротив любого из обитателей волшебной избушки его стрелы — тьфу и растереть. Скрипнула дверь, впустив струю холодного воздуха, и в предбанник вошла бабка. Иван застенчиво прикрыл срам ладонью. — Да ладно, Вань, чего я там не видала, хозяйство у тебя, чай, такое же, как у других мужиков, — медоточиво пропела старуха. — Сейчас я тебя попарю, веничком похлещу, будешь как новенький. Не успел Иван опомниться, как уже лежал на лавке и блаженно охал под ударами берёзового веника. Бабка окатила его водой, и он лениво приподнялся и сел, косясь на старуху и утирая лицо. А та, не выпуская изо рта своей так и не погасшей пахитоски, вдруг обернулась вокруг себя раз, другой, третий… И царевич ахнул. Перед ним стояла пышнотелая чернокудрая красавица, годами вровень с ним и… куда красивее его потерянной жены Василисы! Стан стройный, руки гибкие, груди круглые… — Не собираюсь я тебе никаких вопросов задавать, Вань, — деловито промолвила красавица. От Бабы Яги у неё остался только певучий, низкий, завораживающий голос. — Я и так всё про тебя знаю. Скучно это. Давай, повесели меня в ответ на мою заботу да ласку. Твой черёд меня ласкать. Иван ошалело уставился на её пышные груди с задорно торчащими алыми сосками, округлую чашу живота и кудрявый лобок. Замотал головой, упрятывая между ног свой резво подскочивший срамной уд: — Да как же! Нешто я смогу! Я ж всё равно буду знать, кого ебу! Старуху столетнюю! Я же не геронтофил какой! Последние слова вырвались у него почти с сожалением, и он прикусил язык. — Тысячелетнюю, не хочешь? — гортанно рассмеялась красавица. — А ну-ка встань! Да встань, встань, кому говорю! И ловко повернула машинально поднявшегося с лавки Ивана вокруг его оси — повернула раз и другой. И третий... Иван снова ошеломлённо ахнул, узрев, что руки его вмиг ссохлись и повисли узловатыми плетьми, ноги искривились, распухая от артрита, а задорный прыткий уд немедля повис, превратившись в сморщенный стручок. Иван в смятении схватился за голову — и обнаружил плешь! — Ты что наделала?! — взвыл он тонким старческим голосом, безуспешно шаря глазами вокруг в поисках своего лука. Потом вспомнил, что оставил его в предбаннике. — Да я тебя придушу, старая ты кар… — он осёкся. Бывшая карга томно улыбнулась и небрежно поправила кудри, продолжая попыхивать пахитоской. — Это ты теперь у нас старый перечник, — злорадно промурлыкала она. — Так что, будешь драть меня, если всё верну, как было? Иван ещё раз обречённо посмотрел на свой уныло болтающийся уд и выдохнул: — Буду! — То-то же, — назидательно изрекла Баба Яга, отбрасывая в сторону зашипевшую пахитоску и принимаясь ловко вертеть Ивана по кругу, но теперь в другую сторону. — Вот так вот, вуаля! Вновь зачарованно оглядев себя, пару раз согнув руки-ноги и огладив мокрые кудри, Иван запустил себе руку промеж ног и наконец облегчённо вздохнул. Всё было как прежде. — Хватит себя оглаживать, мною уже займись, — нетерпеливо вымолвила Баба Яга, поворачиваясь к нему круглым задом и призывно им повиливая. Уговаривать Ивана больше не пришлось. С него градом лился пот от банного жара и пережитого ужаса. И Ягу он драл беспощадно, яростно и мстительно, намотав на кулак её роскошные волосы. Впрочем, она осталась этим премного довольна.