Два века назад
— Я вас прощаю, — ласково произнесла Элла, обернувшись к женщине, стоявшей на лестнице старого поместья. В тот день Золушка навсегда покинула дом отца, чтобы выйти замуж за возлюбленного принца и стать одной из пяти величайших королев всех времен. Мачеха гордо расправила плечи, выпятила подбородок и стояла неподвижно, вцепившись в дубовые перила тонкими пальцами, пока провожала презрительным взглядом падчерицу. И лишь когда дверь за той тихонечко прикрылась, смогла осознать весь ужас произошедшего. Это было словно сном. Одним из самых страшных, чудовищных кошмаров, мучивших Элспет Тремейн в последние несколько недель. С тех самых пор, как она узнала, что падчерица без дозволения проникла на бал, танцевала с принцем у всех на виду, нагло скрыв лицо под маской, и потерянная хрустальная туфелька принадлежала именно ей. Как бы леди Тремейн ни старалась все исправить, склонить чашу весов на свою сторону, все усилия оказались напрасными. Принц Кристофер пожаловал со своей свитой в их скромную усадьбу на семнадцатый день после бала, с твердым намерением отыскать незнакомку, вскружившую ему голову. Все попытки выдать за нее одну из своих дочерей закончились фатальным провалом, а злой рок все равно указал на сырой подвал, в котором Элспет прятала Золушку. Ее ненавистное, до омерзения прекрасное, благородное лицо и до тошноты снисходительная улыбка все еще стояли перед глазами, отчего голова закружилась, воздух в помещении вдруг стал слишком тяжелым, а ноги — ватными, и леди Тремейн едва не чертыхнулась через перила. — Мама, ты в порядке? — Дризелла подхватила опустошенную мать под локоть, предотвратив падение. Элспет взглянула в обеспокоенные глаза дочери, на мгновение показавшееся вечностью, превратившись в поверженную статую. Но в следующее, приказала себе забыть о жалости, ведь никогда, даже в самых трудных и безвыходных ситуациях, не позволяла себе терять чувство собственного достоинства. То было ее первое и неукоснительное правило, которому она учила дочерей с малых лет и неизменно следовала сама. Поэтому, поглубже вдохнув свежий августовский воздух с легким ароматом георгинов, вьющимся из раскрытого окна, как можно более уничтожающе ответила: — Нет, я не в порядке. Эта глупая девка, эта грязная чернавка, только что увела у тебя и Анастасии из-под носа принца! — Мамочка, — лицо Дризеллы исказил искренний страх, при виде расширенных, налившихся кровью глаз матери, при одном упоминании сводной сестры. — Давай я отведу тебя в постель, тебе стоит отдохнуть. Она потянула мать за руку, но Элспет словно пригвоздило к месту. Только ощутив непроходящую дрожь в коленях, она кивнула в знак дозволения сопроводить себя к спальне. Сейчас она была слишком зла и разбита, чтобы с кем-то обсуждать произошедшее и тем более спорить. Дойдя до комнаты, что находилась в правом крыле второго этажа дома, Дризелла уложила мать на массивную деревянную кровать с высоким, прозрачным балдахином и расписными узорами на грядушках, затем накрыла одеялом. После чего наполнила хрустальный стакан водой из кувшина и поставила на прикроватную тумбу. — Тебе еще что-нибудь нужно? — поинтересовалась дочь, спрятав руки за спиной и смотря в пол, чтобы ни взглядом, ни словом, снова не вызвать гнев матери. — Нет, оставь меня, — жестко бросила леди Тремейн, устремив стеклянный взор в холодную стену. Дризелла облегченно выдохнула и поспешила скрыться из виду. Леди Тремейн закрыла глаза. Вся тяжесть прожитых волнений, предшествующих этому жуткому дню бессонных ночей, опустилась непосильным грузом усталости. Однако постоянно бегущие мысли не позволяли погрузиться в забытие. Упрямое сознание то и дело возвращало в недавнее прошлое и событиям, которые привели к подобному исходу. Что она сделала не так? Когда именно допустила ту роковую ошибку, породившую череду непоправимых событий? Из-за которых Элспет с дочерьми пала на самое дно, в то время как Золушка готовится к свадьбе с принцем и скорой коронации. Леди Тремейн соблазнила ее отца ради денег, затем отравила его, чтобы стать полноправной хозяйкой дома. Сделала падчерицу своей служанкой, унижала, в попытках сломить ее волю, заставить подчиняться себе. Запретила ей ехать на бал, заперла дома, но мерзавка все равно умудрилась сбежать. Это все наглая фея, она помогла ей! Эти маленькие дотошные существа вечно суют нос туда, куда их не просят! Вот разыскать бы ее и… Так, минуточку. Когда Элспет все узнала, узнала, что под маской незнакомки на балу скрывалась Золушка, нашла у нее вторую хрустальную туфельку и разбила ее вдребезги, мачеха посадила падчерицу в подвал. Она была у нее в руках. Почему она просто не убила паршивку?! Ведь могла это сделать, могла, но… не хотела. Леди Тремейн желала, чтобы она страдала, сидя в заточении, не видя солнечного света и своих отвратительных друзей-мышей. Элспет наслаждалась ее криками и мольбами о снисхождении. С первого дня знакомства, голубоглазая девка с золотыми волосами раздражала леди Тремейн одним своим существованием. С раннего детства ей доставалось все лучшее: любящие родители, богатое приданое, восхищение благородного общества. Ей не надо было шевелить даже пальцем. Все в ее жизни происходило как по взмаху волшебной палочки, даже принц полюбил ее с первого взгляда. В отличие от Элспет. Все, что леди Тремейн имела, далось ей тяжелым трудом. Она грызла землю, лгала, воровала, просила подати, когда ее первый муж ушел на войну и трагически погиб, не оставив своей семье ни пени. Только доброе имя да старые обноски. А теперь, все старания оказались напрасными. Больше всего на свете Элспет боялась, что дочери повторят ее несправедливую судьбу… — Поганая тварь! Ненавижу тебя! Ненавижу!!! — неистово закричала она в подушку. — За то, что ты молода и добра! Я вас прощаю… — Да не далось мне твое прощение, мне нужно, чтобы ты сдохла! К горлу подступили слезы злости. Она вцепилась ногтями в подушку, пытаясь не закричать, и начала часто дышать, чтобы успокоиться. Спустя несколько минут ей это удалось и Элспет без сожаления провалилась в глубокий сон.***
Покинув мать, Дризелла направилась в их общую с Анастасией комнату. Сестра лихорадочно, с трясущимися руками собирала свои вещи в старомодную кожаную сумку. На ее бледном, веснушчатом лице, виднелись следы недавних слез, столь тщательно завитые Дризеллой медные кудри были растрепаны, а на белом деревянном полу чернели маленькие капельки крови, ведущие к ногам родной сестры. — Что ты делаешь? — спросила Дризелла, хоть и так знала ответ. — А что, не видно? Вещи собираю, — ощетинилась Анастасия, бросив холодный взгляд в ее сторону. — Ты не можешь просто взять и уйти. Мы сейчас нужны нашей матери. Нужны, как никогда! — Дризелла подошла ближе и тронула сестру за плечо. — Ты шутишь, наверное?! — вспылила Анастасия, одернув плечо. — Эта женщина совершенно чокнутая! Посмотри, что она со мной сделала! — она указала на свою окровавленную ногу, перемотанную наспех какой-то тряпкой, сквозь которую все равно выступала кровь. — Это же надо додуматься подрезать собственной дочери пальцы, чтобы нога влезла в туфельку! Она всегда была ненормальной! Била нас с самого детства, обзывала тупицами, поносила на чем свет стоит. Я долго терпела, но это… — гневный кивок в сторону раны. — Было последней каплей! Я ухожу, а ты… оставайся, если хочешь, мне все равно. — И куда ты пойдешь? — опечалилась Дризелла. Возражать не имело смысла, ведь Анастасия права. Их мать — жестокое чудовище, и только крайний глупец решился бы оспорить это. — Я не знаю, — вымученно вздохнула Анастасия, тяжело опустившись на кровать. — Куда угодно, лишь бы не здесь. Возможно, пойду к Золушке, попрошу прощения. Может, она даже меня приютит и даст работу при дворе. — Ты, верно, с ума сошла?! — ошеломленно воскликнула Дризелла. — С чего бы это Золушке тебя прощать? Мы столько лет издевались над ней, гадости говорили разные. К тому же если ты уйдешь, то мать просто тебя возненавидит, побесится, поищет и, может, оставит в покое. Но если ты пойдешь к ней… Она никогда не забудет такое предательство. Ты станешь для нее врагом. — И пусть! Мне уже нечего терять! — в сердцах выпалила Анастасия, закрыла лицо руками и громко разрыдалась. Смотря на нее сейчас, Дризелла больше не видела в ней мелкую пакостницу: портящую ее новые платья, подбрасывающую пауков в кровать и пытающуюся переложить вину на ближнего за разбитый старинный сервис или подожженную тюль при любом удобном случае. Извечную соперницу за внимание матери. Лишь запутавшуюся, ни в чем не повинную девушку, отчаянно нуждающуюся в помощи. К тому же, какими бы неприятными ни были отношения сестер в детстве, теперь это все не имело значения, раз уж дошло до такого. В конце концов, они не чужие друг другу люди. Дризелла присела рядом с сестрой на кровать, мягко провела пальцами по запутавшимся кудрям. — Я всегда буду стараться помнить о тебе только хорошее, — сказала она, глядя в заплаканные зеленые глаза сестры. — Я тоже тебя не за…за…буду… — заикаясь и всхлипывая, ответила Анастасия и обняла сестру.***
Элспет проснулась, когда усадьбу окутала тьма. Она встала с постели и зажгла канделябр, стоящий рядом на прикроватной тумбе. От света горящих свечей по стенам заплясали тени. В них отражались страхи и ненависть леди Тремейн, вся желчь ее черной души. Одни принимали очертания маленькой Эллы, в слезах молящей о пощаде, но Элспет оставалась глуха к страданиям ненавистного ребенка. Она продолжала сжимать хрупкую шею девочки, пока та не сломалась, а в светлых глазах навсегда не померкла жизнь. Другие, более неприятные видения, возвращали леди Тремейн в вычурный дворец короля на бал, где средь танцующих пар, выделялась нахальная мерзавка в небесно-голубом наряде. Остальные гости взирали на нее с восхищением и лишь Элспет знала ее истинную сущность коварной, грязной чернавки. Третьи, самые чудовищные, жуткие переносили на придворцовую площадь, где при всем народе леди Тремейн заставили почтительно склониться перед новоиспеченной принцессой. Элла долго наблюдала с высоты своего пьедестала за унижениями побежденной мачехи, прежде чем рассмеяться в ее лицо. Вид этих внушающих ужас, вопиющих картин, заставил Элспет на мгновение утратить самоконтроль. Она истерично закричала, столкнула канделябр с тумбы вместе со свечами и навязчивыми образами затухающими языками пламени. Сейчас она не могла думать о том, что будет делать со всей этой ситуацией. Пустой желудок отгонял порочные мысли. Она бесшумно выскользнула в коридор, спустилась вниз по винтовой лестнице, ведущей на кухню. Быстро перекусив булочкой с корицей и запив ее холодным чаем, хозяйка накинула пуховый платок и направилась во двор. Ей хотелось прогуляться, проветрить голову. Как леди Тремейн оказалась на пустынной улице, она не помнила, также как не понимала куда идет и зачем. Просто двигалась вперед, бормоча какие-то проклятия. Лето почти закончилось; ночи стали дольше, холоднее. Внезапно пошел мелкий дождь, и с ним подул порывистый ветер, растрепавший длинные белесые волосы мачехи. Она все шла и шла. Ноги и край ночной сорочки испачкались в грязи, так как она не надела никакой обуви, а просто шла босая. Спустя полчаса дождь прекратился, и на смену ему на окрестности стал опускаться густой туман. Ничего не было видно, дальше собственного носа. Внезапно вдалеке показался мерцающий зеленый огонек. Он манил за собой и словно что-то нашептывал. Элспет последовала за ним. Пройдя еще несколько шагов, она увидела небольшое прозрачное окно, а прямо за ним светился тот самый огонек. Он шептал: Элспет, Элспет, иди за мной, Элспет, я помогу тебе… На секунду она остановилась, оглянулась назад, где во мраке клубился туман. Затем закрыла глаза и шагнула за невидимую стену, отделявшую иной мир от Девяти королевств.