Берегись тихой воды

В этом месте нет света. Чёрные камни, из которых была сложена темница, поглощали даже те крохи света, что когда-то появлялись вместе с факелами стражей и пищей, что они приносили. Давно уже отблеск огня не касался стен его тюрьмы: с тех самых пор, когда они поняли, что он не нуждается в их еде. Здесь нет окон, а дверь толстая, закрывается плотно, и всё равно откуда-то берётся песок: хрустит на зубах и забивается в глаза, жжёт, заставляя иногда бежать по щекам слёзы. Руки привычно гудели от тяжести оков. Он пытался шевелить пальцами, чтобы чувствовать себя живым хоть немного, и то и дело в голове мелькала мысль, что в нём уже не осталось ненависти к сотворившим с ним это. Лишь желание выбраться отсюда, снова ощутить на губах ветер и солёную воду океана, смыть с лица песок и больше никогда не выбираться из убежища в горах. Но оковы слишком крепкие. Он слишком молод, чтобы разорвать их, и достаточно стар, чтобы знать — самому их не снять, даже если произойдёт чудо и вся темница рухнет. Они сделаны из того же чёрного камня, что и темница — проклятый материал, созданный специально для него и родичей. Живы ли они, хоть кто-то? Смогли ли скрыться? Или как и он, непокорённые, так же лишены сил и заточены, чтобы умереть? Нет ответа. Он никогда не узнает. Он умрёт здесь, если не преклонит головы — а этого не случится. И всё же... Он не хотел умирать. Смирился с этой мыслью, но все же не хотел. Оставалось лишь думать о чуде. Не с его невезением — но, может, хоть раз жизнь будет к нему благосклонна?.. Думать и петь старые песни, кашлять от песка, и снова петь. Не разучиться бы разговаривать. Он выполнит любое желание того, кто выпустит его отсюда — а теперь, пожалуйста, пусть этот кто-то найдётся. Глаза закрывались. Сквозь забытье он все равно вытягивал мелодию, вспоминая стихи родного языка; песок пытался прервать его песнь, проникая в горло, но ещё никому в этом мире не удалось заставить его замолчать, когда он этого не хотел — и песку не удастся. *** Им следовало торопиться. Арктур нетерпеливо наблюдал, как его солдаты выворачивают сундуки и ворошат старые шкафы и забитые полки; они следовали из залы в залу, и пока ни в одной из них не было необходимого. Трава, которую они искали, и в засушенном виде должна была сохранять насыщенный синий цвет: цвет глаз его величества, как объяснял придворный чародей, когда рассказывал что нужно отыскать. Свежую её было не найти ни здесь, ни где-либо на континенте: давно прошли времена, когда Ососс была империей полей, а не песков. Только здесь, в старой, почти заброшенной столице Ососской диархии, была надежда найти искомое. Когда-то это была обитель чародеев и алхимиков; новые правители, избравшие другой путь для страны, перенесли столицу на север и не потрудились забрать бесполезное для их целей имущество. — Этот этаж осмотрен, ваше величество. Остались только подвалы, — отрапортовал один из солдат, и Арктур позволил себе раздражённо выдохнуть сквозь зубы. Если они не найдут эту траву... У них нет времени на поиски других вариантов. — Значит, идём в подвалы, — резко скомандовал он, — Сверьтесь со списками, пакуйте всё, что указал Вианнан. Солдат учтиво коснулся груди раскрытой ладонью, и Арктур развернулся, махнул рукой; пятеро солдат поспешили за ним. Серый песок скрипел под их шагами, ветер, проникающий сквозь лишенных стекол окон, горстями летел в лицо, оседал на ресницах и зубах. Проклятье настолько иссушило эти земли, что даже песок здесь был испорченного цвета. Грязно-зеленое небо, принимавшее такой оттенок только над территорией Ососса, также намекало, что с этой страной что-то не так. Всё это наполняло душу Арктура тёмным ликованием: вся страна ответила за деяния погибшего монарха. Подвалы встретили их темнотой. Массивная дверь, преграждающая вход в подземелья, была выточена из куска чёрного камня; Арктур пробежался по ней пальцами, отмечая, с каким искусством на ней выбиты узоры и древние руны. Он подал знак, и солдаты ухватились за толстую цепь, служащую вместо ручки, и потянули вместе. Хорошо что их было пятеро: меньшим числом бы не справились. Они зажгли факелы, осветили тёмный провал лестницы, уходящей глубоко вниз; Арктур положил руку на эфес меча, взял факел и пошёл первым. Похоже, даже немногочисленные обитатели старого замка сюда не наведывались: на паутине, затянувшей стены, не было следов свежей паучьей добычи, ступени были покрыты песком без намёков на чьи-то следы. Окончившись, лестница явила им длинный коридор с бесконечным количеством дверей по обе стороны; если они не найдут и здесь... Нельзя даже думать об этом. — Обыскивайте всё, — приказал он. — Я осмотрюсь. Пока солдаты открывали скрипучие двери одну за другой, Арктур, подсвечивая себе факелом, двинулся вперёд. В этом месте было так безжизненно и тихо... Нет. Не тихо. Где-то впереди, в самом конце, был будто слышен тихий голос, едва различимый. Разве могло хоть одно живое существо остаться таковым здесь, куда явно не ступала нога человека очень давно? Что это могло быть за колдовство, что заставляло его слышать... Песню? — Ваше величество! — ликующий голос заставил его отвлечься. — Мы нашли! Здесь целый сундук! На лицо сама бросилась широкая улыбка. Арктур поспешно вернулся к своим солдатам, раскрывшим перед ним сундук длиной в две руки, набитый синей, чуть мерцающей травой. Здесь было даже больше, чем им было нужно. — Отлично, — он не смог скрыть облегчение в голосе. — Поднимайте скорее и грузите. Плевать на остальное. Мы должны вернуться как можно скорее. Двое схватили драгоценный сундук, устроили на плечах, остальные последовали за ними, подсвечивая им путь. Они уже собирались подниматься обратно, но Арктур остановился у первых ступеней. — Ваше величество? — несмело уточнил один из солдат с факелом. Что-то все же не давало ему покоя, не позволяло вот так просто уйти, даже если надо было спешить домой; эта песня, красивая тихая мелодия... — Вы четверо, наверх, — отрывисто сказал Арктур, поворачивая голову, — один со мной. Нужно проверить здесь кое что. Его буквально тянуло туда, откуда неслась еле различимая мелодия, дёргало в кончиках пальцев, будто что-то требовало его присутствия; быстрым шагом Арктур вернулся в середину коридора и пошёл дальше, чутко прислушиваясь. Песнь становилась громче, пусть и оставалась на грани слышимости, и он шёл за ней, надеясь не обнаружить в конце пути что-то смертельно опасное. Остановился он в самом конце коридора, упёршись в неприметную чёрную дверь с засовом снаружи: из того же камня, что первая дверь в подземелья. Песня точно доносилась оттуда — и теперь было слышно, что изредка она прерывается кашлем. Там кто-то был. Кто-то живой — неведомым образом живой. Арктур, схватившись вместе с солдатом за засов, медленно, дюйм за дюймом, сдвинули его. Вместо ручки снова была цепь; они оба потянули за неё, и камень двери поддался им. Темница отворилась. Песня прервалась. Из проёма не стремилось вырваться ничто опасное или пугающее. Взяв факел, Арктур сделал несколько шагов вперёд и не поверил своим глазам. Он моргнул несколько раз, гадая, не видится ли ему; может он надышался испарений от испортившихся ингредиентов? Но солдат, стоящий позади него, издал такой изумлённый звук, что можно было не сомневаться: они оба видят это. На полу, засыпанном песком, прижавшись к стене, сидел старик. Исхудавший, до серости бледный и лохматый: седые волосы космами закрывали его лицо. — Эй, — позвал Арктур, чувствуя, как ярость поднимается к горлу: от Ососса и его жителей можно было ожидать любого, но такого, такого... зверства... Даже для них это было чересчур. Старик поднял голову, дрожащими закованными в чёрные браслеты руками убрал волосы с лица — и вдруг оказался вовсе не стариком. С молодого, почти мальчишеского лица на Арктура посмотрели светло-карие большие глаза; тонкие сухие губы дрогнули, открываясь — и тут же закрылись. Юноша опустил голову, уронил руки на колени и завалился вбок, подняв в воздух пыль и песок. — Эй, — снова позвал Арктур. Уже не ожидая ответа, подошёл ближе и опустился на колени перед чужим пленником, отвёл седые волосы с лица. Что с ним творили, зачем это? На худых запястьях болтались два чёрных браслета, тяжёлых даже на вид, а когда Арктур протянул руку, чтобы проверить пульс на шее, первое на что наткнулись его пальцы — такой же чёрный ошейник. — За какую же провинность тебя так... — задумчиво произнес Арктур, а потом встряхнул головой. Это не имело значения. Никто не заслуживал подобного заключения. Он разберётся со всем позже, а сейчас… Арктур взял юношу на руки, встал с ним: тот был тяжёл, но явно не сам. Вес ему придавали ошейник и наручники. — Всё. Теперь возвращаемся, — кивнул Арктур солдату и они оба стремительным шагом поднялись наверх. Юноша на его руках на свету оказался ещё более худ и бледен, чем казался в подвалах,и только слабое биение пульса под пальцами говорило, что он жив. На площади перед старым дворцом уже были собраны все: телеги были заполнены сундуками и мешками из замка, солдаты оседлали коней. Ждали только его. — Где здесь самая свободная телега? — громко спросил он, спускаясь к своим людям. Ему указали торопливо, несколько человек его окружило, оглядывая ношу. — Кто это, Ваше Величество? — прозвучало с нескольких сторон, и Арктур покачал головой. — В этом я и хочу разобраться. Уложите его, смочите губы водой. Если проснётся, дайте знать. Проследив, что его указания выполнены, и пленник вполне уютно устроился на мешках и коврах, Арктур свистом подозвал коня и одним прыжком взлетел в седло. Он потерял непозволительно много времени. Скорее домой. Он поднял руку, привлекая внимание. — Отправляемся! — крикнул он. — Всем - поторопиться! Повозки с травами и пленником первые, остальные линией следом! Четверо командиров один за другим приложили ладони к груди, показывая, что поняли приказ. Наконец, Арктур ударил пятками по гнедым бокам жеребца, посылая его в галоп. Следом послышался звук тронувшихся телег, и Арктур позволил тревоге, сопровождавшей его весь путь, отпустить сердце. Они нашли что искали, и отправлялись домой. Они успеют. А неизвестный юноша... Ему придётся подождать.