Доктор!

— Доктор? Никакого ответа. — Доктор!       Медик лежал неподвижно. Маленькие кружевные снежинки, вальсируя в воздухе, неторопливо садились на грубую ткань пропитанного кровью халата, создавая замысловатый узор. Обжигающий алый и ледяной белый — как символично: след, оставленный вражеской командой на память. В последнее время они наступали все чаще, становились бесстрашнее и сильнее, разрабатывали самые изощренные планы по захвату. Однако и красные не собирались сдаваться так просто: отчаянная оборона всегда велась до последнего. Так произошло и в этот раз. По полю были разбросаны тела поверженных наемников синих; красные, получившие небольшую передышку, торопливо зализывали раны и готовились к новой волне.       — Ты меня слышишь? Встань, доктор!       Спец по тяжелым пушкам особенно отличился в этом бою: уложил одним махом двух вражеских солдат и подрывника, мужественно помог отстоять склад с боеприпасами, увернулся от дружелюбной "бабочки", метко летевшей прямиком промеж лопаток... и свернул шею ее обладателю.       — Медик!       Простреленное плечо болезненно заныло. Снайпер попался неловкий, и, дай Боже, чтобы и дальше они все такие были: целился, небось, в голову, да рука дрогнула. Разумеется, эта секундная слабость стоила наемнику синих жизни. Это война, здесь нет места просчетам и досадным ошибкам.       — Доктор… все наши живы. Все вернулись на базу. Доктор!       После длительного изнуряющего сражения тело ныло, разум плыл. Пулеметчик грузно рухнул на колени рядом с медиком. Легкий мороз пробирал сквозь одежду, заставляя вздрагивать и ежеминутно ежиться. Легкие снежинки, садясь на свежие ссаднящие раны, раздражали еще сильнее. Но доктора, похоже, это не волновало.       Пулеметчик не мигая следил за лежащим товарищем. Вот сейчас. Прямо сейчас. Доктор встанет, злорадно улыбнется и пойдет. Отряхнет халат от снега и чужой крови, наладит убер-пушку и, не дожидаясь Хэви, молча пойдет на базу. Как он обычно делает. Но в этот раз медик что-то не спешил совершать хоть какие-то телодвижения. Хэви всматривался в каждую деталь, искал хоть самый малый намек на правильность его размышлений. Но доктор не собирался вставать. И без того бледное худое его лицо осунулось, скулы стали еще выразительнее, длинные черные ресницы были украшены хрупкими снежинками. Губы, вместо изображения привычной едкой усмешки, посинели и сжались в тонкую линию. Осевший на бледную холодную кожу снег не таял. Но Хэви не хотел признавать очевидного.       — Если ты сей же час не встанешь, Миша… Миша ударит тебя! Считаю до трех!       Пулеметчик, исказившись в отчаянии, занес кулак над головой медика. Хрустнули костяшки. Руки мелко задрожали. Не то от холода, не то от переутомления… или от внутреннего напряжения. Внутри словно струны натянуты — хоть Делла зови сыграть.       — Раз…       Михаил пристально следил за мимикой товарища. Ноль эмоций. Но медик всегда отличался выдержкой.       — Два…       Ну же, пусть двинется… хоть пренебрежительно поведет бровью, скривится от грубого неуважительного тона, все равно! Хэви, стиснув зубы, тихо выдал:       — Три.       Рука, сжатая в кулак, дрогнула и... осталась в том же положении. Пулеметчик с мольбой смотрел на безвольно лежащего медика. Он просто не мог навредить доктору. Особенно беззащитному. Тяжело раненому. Мертвому.       Сердце болезненно сжалось и заныло. Хэви, тихо всхлипывая, медленно опустил занесенную для удара руку. В горле встал ком, от обиды захотелось зарыдать во весь голос. Медик покинул его. Боевой напарник, соратник, близкий друг был мертв. Остывшее тело изворочено пулями и осколками снарядов, халат и снег вокруг пропитаны кровью. На какой исход рассчитывал Михаил, оставляя доктора одного? Убежав, слившись с толпой вражеских наемников? Медик в попытках отбиться израсходовал весь магазин шприцемета — теперь этот игрушечный медицинский пистолет бесполезно валялся недалеко от хозяина. Легендарная убер-пила нетронутой осталась лежать за пазухой. Даже не пригодилась.       Хэви, шмыгая носом, склонился над бездыханным медиком. Чуть растрепанные, припорошенные снегом локоны, застывшее выражение лица. Так не естественно и... безжизненно. По щекам Михаила побежали соленые ручьи. Взрослый крепкий здоровяк плакал подобно ребенку.       — Ты был ценным бойцом. Ты был одним из лучших. А теперь отдохни... и прости меня, доктор.       Голос срывался, тело била крупная дрожь. Хэви, приблизившись, невесомо коснулся губами холодного лба. Кажется, именно так прощаются с покойниками.       Над затихшим лесом сгущались сумерки. Подвывал ветер, взметая в воздух легкий как пух снег. В окошке маленького старого трейлера горел свет. Ник наслаждался подобными тихими вечерами в гордом одиночестве, расслабленно наблюдая за происходящим снаружи. Лампа не прерывала монотонного гудения, нагревая воздух вокруг, Ман-ди умиротворенно засыпал, когда на территории базы появилась крупная фигура. Михаил вернулся с телом на руках.