***
Когда через несколько дней Кроули завалился домой, широко улыбающийся и немного бледный, Азирафаэлю захотелось отвесить ему увесистый пинок под зад. Хотя бы потому, что тот почти не мог говорить. Отчаянно шипел что-то там, наверняка на змеином (иногда Азирафаэлю казалось, что есть у него с этими пресмыкающимся парочка общих генов), жестикулировал изо всех сил и злился от того, что Азирафаэль ничерта не может понять. Потом, правда, он решил, что это довольно забавно. Особенно после того, как Кроули запачкал любимым вином любимые джинсы, не сделав и глотка, а затем чуть не опрокинул бутылку, дёрнувшись от боли и жжения в языке. – Ну же, мой дорогой, неужели тебе не нравится? – смеялся он, разглядывая нахмурившегося и обиженного Кроули. Потом ему захотелось плакать. Ещё через несколько дней под чёрной рубашкой Кроули обнаружились жуткие красные пятна возле самых ключиц. Воспалённые, вздувшиеся и наверняка очень болезненные. Азирафаэль нашёл их внезапно, когда потянулся поцеловать вконец разобидевшегося после нескольких дней целибата Кроули, да так и замер, цепляясь за ворот его рубашки пухлыми пальцами и в немом оцепенении оглядывая его грудь. Тот хмыкнул, замечая эту реакцию, и осторожно отстранил ладони Азирафаэля, наклонив голову. – Это ещщщё не всё, ангел, – негромко проговорил он. – Тебе понравится. И Азирафаэль уже готов был взмолиться всем богам, которых только знал, чтобы не увидеть что-то ещё более жуткое. Он никогда не мог смотреть на мучения Кроули и представлять его боль. Но тот быстро расстегнул рубашку до конца и распахнул её, демонстрируя смуглую грудь. Сперва Азирафаэль даже не понял, что должен вообще увидеть. А потом прикусил губу, шумно выдохнул, и протянул чуть дрожащие пальцы к маленькому колечку, видневшемуся на левом соске Кроули, но коснуться его так и не решился. Это действительно было красиво. Красиво и почему-то очень притягательно. Так маняще, что Азирафаэль всё-таки не устоял и притронулся очень осторожно к блестящей поверхности, сглатывая. Кроули ухмыльнулся, наблюдая за его ладонью. – Тебе ведь уже нравится, – проговорил он, растягивая тонкие губы в широкой улыбке, и высунул язык, демонстрируя маленький блестящий шарик, дразняще прихватил его зубами, облизнулся, и, не сдержав смешка под потрясённым взглядом Азирафаэля, спрятал его за плотно сомкнутыми зубами. – Я же вижу. Спорить было бессмысленно. Более того – спорить вообще было опасно. Азирафаэль видел это по ухмылке, притаившейся в уголках чужих губ. И он прикусил свой собственный язык. Просто на всякий случай. И по весёлому блеску в глазах Кроули понял, что заткнулся весьма вовремя.***
Целибат не выдерживает напора Кроули всего через пару дней. Азирафаэль не хочет признаваться в этом самому себе, но пристально наблюдает за тем, как медленно стекает по шее только что вернувшегося из душа Кроули к его ключицам маленькая капля воды. Как она подбирается всё ближе к рыжему камешку у самой ключичной впадины, и как тот переливается, сверкает в приглушённом свете ламп их гостиной. Кроули поднимает бровь, ехидно усмехаясь, и подходит ближе, стягивая с плеч полотенце и накидывая его на шею Азирафаэля. – Ты голоден, дорогой? – он улыбается, явно дразнит всем своим видом, наклоняется немного, так что с отросших волос начинает капать на лицо его ангела, и щурится. Азирафаэль ответить не в силах. Только сглатывает, медленно протягивает руку к Кроули, чтобы стереть, наконец, сводящую его с ума капельку воды. Но тот вдруг ухмыляется, отстраняясь, и вскидывает подбородок. – Нет, мой дорогой, – он точно издевается! – У тебя был шанс. Теперь придётся подождать. Свободные штаны, которые он носит только дома, падают с узких бёдер на пол, красиво скользнув по смуглой коже, и Кроули вышагивает из них совсем просто, даже не пытаясь соблазнительно вильнуть бёдрами, но даже от этого у Азирафаэля сводит дыхание. – Кроули… Тот ухмыляется ещё шире, делает шаг вперёд и прикасается указательным пальцем к губам Азирафаэля. – Тщщщ… – негромко прошептал он, – Будь хорошим мальчиком, ладно? Азирафаэль снова не может с ним спорить. Почти никогда не может. И он соглашается. Безмолвно, одним взглядом, но Кроули этого достаточно, чтобы довольно улыбнуться, провести пальцем по подбородку Азирафаэля к его шее, заставляя вскинуть голову, и дёрнуть с тихим шипением прочь клетчатую бабочку, мешающую добраться до пуговиц рубашки. – Вот так… Азирафаэль стоит, будто прикованный к одному месту, позволяя ему творить всё, что только придёт в бедовую голову, и Кроули, донельзя довольный таким положением вещей, распахивает светлую ткань на его груди, припадая губами к молочной коже. Пахнет ветром. Пыльным и солнечным ветром с полей Ирландии, и немного книгами. Кроули всегда казалось, что он должен пахнуть чернилами и какао. Может быть, шерстяным уютным теплом. Но пахнет от него свободой и силой, и каждый раз Кроули поднимает на Азирафаэля удивлённый взгляд, словно заново вспоминает, что перед ним стоит совсем не безобидный букинист, а настоящий небесный воин, губы его шевелятся, словно он хочет о чём-то спросить, но с них не срывается ни одного звука. Он опускается ниже, падает с лёгким стуком на колени, целуя живот своего ангела, дёргает застёжку на брюках, немного сетуя про себя на то, что у Азирафаэля нет даже ремня, чтобы показушно звякнуть его пряжкой, и стягивает их вниз, сразу вместе с бельём, прижимаясь горячей смуглой щекой к мягкому бедру. Сверху слышится тихий вздох, и на волосы Кроули ложится ласковая ладонь. Тот усмехается, поднимая на ангела взгляд, и щурится, высовывая длинный язык и медленно облизывая губы. А затем касается ими, влажными, головки тяжёлого, уже набухшего члена, чуть сжимает, чувствуя, как напрягаются пальцы в его волосах, двигает головой, забирая глубже, и касается прохладным шариком на языке уздечки, вызывая у Азирафаэля новый вздох. Кроули хочет отстраниться. Хочет поднять голову, посмотреть в голубые глаза, усмехнуться, весело щурясь, и спросить, нравится ли ему теперь, но ладонь на его затылке неожиданно давит сильнее, и он цепляется пальцами за бёдра Азирафаэля, коротко стонет, насаживаясь почти до основания, и жмурится, понимая, что стона его даже не было слышно. Азирафаэль не отпускает. Шумно сглатывает, смотрит на тонкие губы, обхватывающие его член, и улыбается, потянув рыжие прядки назад и позволяя Кроули вдохнуть. – Будь хорошим мальчиком, – возвращает он, а затем двигается ещё раз и едва не шипит, когда металлический шарик проезжается по уретре. Кроули судорожно сглатывает и сжимает в этот момент так хорошо, что Азирафаэль не может удержаться от нового стона. Тот непроизвольно тянется к собственному члену, уже вставшему, и сжимает его в ладони. Новый протяжный стон тут же вбивается обратно в его глотку. Азирафаэль жмурится, отстраняет его от себя, и Кроули широко лижет головку, поднимая вверх поплывший взгляд. И не успевает понять, когда оказывается прижат грудью к столу, лишь тихо шипит от боли, и его ангел тут же поднимает его снова, переворачивает, усаживая на стол, и с жадностью кусает смуглое плечо, сжимая чужую талию сильной рукой. – Азирафаэль… – хрипло, просяще выдыхает Кроули, и тот поднимает взгляд в золотые глаза. Смотрит пару секунд, а затем тихо ухмыляется. – Ты ведь просил меня подождать, дорогой, – отвечает он. Кроули разочарованно стонет, вплетается длинными тонкими пальцами в белые кудри, а в следующий миг Азирафаэль накрывает губами все ещё немного опухший сосок. Притрагивается языком к золотому колечку, и слышит громкий несдержанный стон. Колечко прохладное, гладкое и совсем маленькое, но отдаёт на языке приятной тяжестью, и Азирафаэль позволяет себе поддеть его языком и прижать к соску, отчего Кроули начинает мелко подрагивать в его руках, и приходится крепче стиснуть его бедро, выпутываясь из собственных брюк. До них слишком поздно доходит, что смазки ни у кого из них нет, а несколько дней воздержания точно не прошли бесследно, и Кроули шипит сквозь зубы, изрыгая ругательства, которые тут же сменяются удивлённым возгласом, когда Азирафаэль поднимает его на руки и уверенным шагом направляется в спальню. Через весь дом. В одной только рубашке. Кроули прижимается к нему разгорячённым телом и кусает губы, цепляясь пальцами за широкие плечи, и когда Азирафаэль всё-таки опускает его на кровать, тянется следом за ним, не желая выпускать из объятий. Азирафаэль усмехается, смотрит на него шальным взглядом и сжимает оба тонких запястья в своей ладони, отстраняя его от себя. – Не торопись, дорогой мой, – шепчет он и тянется к прикроватному столику за вожделенным тюбиком. Следующие несколько минут проносятся мимо Кроули так быстро, что он не успевает понять, когда это ангел успевает упасть на кровать и устроить его на своих коленях, уже растянутого и извивающегося в сильных руках, но его не слишком-то это волнует. Пальцы Азирафаэля скользят по его ключице. Задевают блестящие влажные камешки, обводят их, тянутся к золотому колечку в соске, и Кроули, наконец, валит его на постель, хищно оскалившись, а затем высовывает язык, дразнится, пристраивается удобнее, но вдруг вскрикивает, когда ангел вдруг сжимает его бедро и натягивает на себя до конца. Выгибается в сильных руках, дрожит, закусывая губу, и без сил валится на Азирафаэля. Тот обнимает его, двигается медленно, с оттяжкой, и целует в губы, проводя ладонью по рыжим вихрам. Становится хорошо. Правильно, горячо и тесно. И всякое желание язвить и хорохориться пропадает само собой. Он дрожит, ласкает чужие губы и стонет чуть слышно, когда Азирафаэль цепляет зубами шарик на его языке, а затем послушно откидывает голову назад, упираясь ладонями в чужие плечи и подставляя шею и ключицы под ласковые поцелуи. Азирафаэль двигается снова. Глубоко, сильно, так, что Кроули выгибается, опять вскрикивая, и вжимается собственным членом в его живот. Тёплые пальцы тут же обхватывают его, обводят головку, давят на уретру, а ангел усмехается, щурясь. – На этом твои эксперименты окончены? Или ты хочешь проколоть… что-нибудь ещё? Пальцы его снова касаются головки, теперь уже совсем легко, но Кроули прошибает озноб от осознания его слов. Он смотрит на Азирафаэля мутными глазами, и сглатывает, охнув. – Ты садист, ангел, – выдыхает он, а затем двигается снова, сжимается, замирает, медленно выпрямляясь, и наклоняет голову, упираясь ладонями в живот Азирафаэля. – Но если ты хочешь… Глаза Кроули смеются, сверкают. Он накрывает своей ладонью чужую, сжимает свой член сильнее, выгибается в пояснице, и в приглушённом свете окна камушки у ключиц блестят, словно искры. Азирафаэль стонет с очередным движением, сглатывает, двигает ладонью на его члене, и сжимает свободной рукой влажное от смазки и пота бедро, натягивая ещё сильнее. Кроули становится ещё больше похож на змею. Азирафаэль даже думает, что, наверное, именно так должен был выглядеть Эдемский змей-искуситель, если только он когда-нибудь существовал. Кроули кончает с протяжным громким стоном, когда рука его ангела сжимается немного сильнее у самой головки. Азирафаэль – минутой позже, когда его обессиленный муж замученно всхлипывает куда-то ему в шею, крупно вздрагивая при новом толчке. И оба они ещё некоторое время лежат, пытаясь прийти в себя и заново научиться дышать. А потом Азирафаэль ласково целует его в висок, поглаживая по пламенным волосам, и шепчет со всей нежностью, на которую способен, почти засыпая: – Тебе очень идёт золото, дорогой. Кроули улыбается в ответ и щекочет этой улыбкой ангельское плечо, но Азирафаэль её уже не замечает. Тогда Кроули тихонько поднимается, выпуская его из себя, натягивает на них покрывало и устраивается удобнее на груди мужа, закрывая глаза. – Я ведь говорил, что тебе понравится, глупый ангел.***
Ещё через несколько дней Кроули приходит домой с широким пластырем на виске, и когда перепуганный Азирафаэль начинает расспрашивать его, что случилось, весело пожимает плечами. – Ты спрашивал меня про эксперименты, помнишь? – улыбается он. Азирафаэль вспомнить не может, и тогда улыбка Кроули становится ещё шире. – Ох, ангел! – он тихонько смеётся, обнимая мужа за шею, и целует его в висок. – Можешь снять его, если хочешь, но на твоём месте я бы подождал несколько дней. Азирафаэль ждать не хочет. Осторожно отводит прядь волос Кроули за ухо, отклеивает пластырь, да так и замирает, ошеломлённо глядя на тоненькую чёрную змейку, сползающую вниз по чужому виску. Кроули поворачивает голову, вглядываясь в голубые глаза, и тихонько хмыкает. – Неужели тебе так не понравилось? Азирафаэль не сразу находит, что ему ответить, но берет себя в руки, ласково целует тонкие губы и качает головой. – Наоборот. Очень понравилось, мой дорогой. Он определённо мог бы искусить даже святого. Мог бы искусить даже Адама и Еву, если бы захотел. И Азирафаэль счастлив, что единственный, кого Кроули целенаправленно искушает – это он сам. На следующий день Азирафаэль покупает ещё пару маленьких золотых колец, такого же диаметра, как на груди Кроули, и на его удивлённый взгляд беспечно пожимает плечами. – Просто подумал, вдруг ты захочешь проколоть уши? Кроули заливисто хохочет ещё несколько минут, чем приводит Азирафаэля в ужасное смущение, а затем обнимает его и трётся щекой о чужую, едва не мурлыча. – Конечно захочу! – горячо обещает он. – Уже хочу! Я хочу всё, что ты хочешь мне предложить, дорогой! На самом деле Кроули слушает Азирафаэля, хотя и поступает каждый раз по-своему. На самом деле Азирафаэль – это единственный человек на свете, которому он внемлет всей душой. А золотые кольца в его ушах, по скромному мнению Азирафаэля, действительно выглядят великолепно.