***
— Да вы это серьёзно?! — почти кричит Шепард, уже не заботясь ни о тоне, ни о формулировках. Спокойное лицо голограммы советницы Тевос только раздражает ещё больше, и этот её призывающий к миру жест приподнятых ладоней тоже. — Капитан Шепард, я полагаю, вы сейчас в состоянии стресса, и нам следует поговорить позже, — мягко замечает высокопоставленная азари, что становится последней каплей. — О да, у меня есть что порассказать о своём стрессе, советник, — понизив голос едва ли не до угрожающего шипения, цедит капитан. — Вы сознательно подвергли угрозе меня, моих людей, для одного из которых ещё неизвестно чем это обернётся ввиду имеющейся травмы. Даже не заикайтесь о том, что не могли знать и прочее. «Цербер» окопался там не меньше пары месяцев назад. Вы об этом знали, не могли не знать. А ещё вы доподлинно знали, что не так с этими гробницами, но организовывать официальные исследования не стали – дорого, небезопасно, ещё и кучу юридических формальностей утряхивать. Я складываю два и два: вы просто ждали, когда церберовцы, не обременённые такими проблемами, сделают всю работу по изучению этой психотропной технологии, чтобы позже купить – либо выбить силой, если договориться не удастся. И, как я понимаю, не удалось. Я же подвернулась под руку в качестве биты. Шепард переводит дыхание, опираясь на панель. Слабость всё ещё даёт о себе знать. Едва доктор Чаквас позволяет ей покинуть медотсек, капитан уточняет все подробности их с Гаррусом и Лиарой спасения. И узнаёт, что умница Тали под руководством не меньшего умницы Кайдена не только собрала все возможные носители информации с базы, но и подготовила к пробуждению Шепард их полную расшифровку. Результаты, мягко сказать, не радуют капитана. Как только она приводит себя в порядок и чувствует силы подняться в рубку связи, то буквально сразу же горит желанием нанести виртуальный визит Тевос и высказать ей, что думает о её задании. Приходит в себя Шепард последней, но относительно легче своих спутников. Лиара к тому моменту крепко спит под воздействием сильного снотворного, так как, по словам бортового медика, ввиду особенностей физиологии нуждается в полном покое сознания некоторое время. Гаррус на соседней койке храбрится, заявляя, что будет в полном порядке, но у Карин его состояние вызывает самые большие опасения. Хоть и несерьёзная, травма головы всё же усугубляла воздействие на ослабленный организм древней технологии зейофов, защищающей гробницы от посетителей. По полученным данным «Цербера», да и уже из собственного печального опыта становится понятно, что с проклятиями, хранящими покой усопших, зейофы пошли куда дальше строителей египетских пирамид. Они создали то, что воздействует на мозг разумного существа, показывая каждому персональный кошмар наяву, исходя из страхов или пережитых психологических травм, постепенно вводя в дегенеративное состояние, но не убивая. По задумке древних, расхититель их могильников должен был умирать медленно, от голода и жажды, находясь без сознания, не в состоянии выбраться. И этот эффект не ослаб спустя десятки тысяч лет. Кем бы ни были зейофы, статус злых гениев заслуживают по праву… Капитан резко отталкивается от переговорной панели. Собственное самочувствие поначалу кажется более чем сносным, учитывая обстоятельства. Но откат, как эмоциональный, так и физический, не заставляет себя ждать. Она складывает на груди подрагивающие руки. — Но знаете, чего я не понимаю, советник? — продолжает она, обращаясь к хранящей молчание Тевос. — Что вам мешало мне сказать всё начистоту, как я и просила в самом начале? Не доверяете? Тогда чего ради приняли в СПЕКТРы? Боялись уронить свою репутацию в моих глазах? Ну, так вы услуги ей не оказали – мне пришлось увидеть некоторую дрянь, двое моих подчинённых на больничных койках, одна из которых – ваша соотечественница, между прочим. И если вы думаете, что за пару дней на седативных я поменяю своё мнение на этот счёт – вы глубоко ошибаетесь. — Я вовсе так не думаю, капитан, — наконец отзывается азари, и Шепард пристальнее смотрит ей в глаза. Тевос кажется действительно встревоженной, но сейчас женщина склонна полагать, что это потрясающая актерская игра, которой политик с огромным опытом владеет в совершенстве. — И хотя вы вряд ли поверите, но я могу понять ваше негодование. Однако из всех выводов, что сейчас озвучили, Шепард, вы правы только в одном. Мне действительно было известно, что с гробницами что-то не так. Причём это самая подходящая формулировка, замечу, так как первые и последние эксперты, обследовавшие захоронения, столкнулись с неким неизвестным ранее воздействием на сознание у тех, кто пребывал вблизи гробниц. Оно не было так ярко выражено, как у вас – возможно, потому, что люди находились там немного времени или на более удалённом расстоянии. В любом случае, было совершенно непонятно, что это на самом деле, но ввиду того, что право изучать могильник зейофов на Армени так и оставалось под вопросом, информацию было решено не распространять. Под тяжёлым взглядом Шепард азари поводит плечами и, переведя дыхание, продолжает: — Совету Цитадели неизвестно, каким образом «Цербер» получил отчёты учёных десятилетней давности – это я вам заявляю официально и откровенно признаю, что имела место утечка информации. Это, несомненно, наше упущение. В остальном же, капитан, могу вас заверить, что я никогда бы не дезинформировала СПЕКТРа, зная к тому же, что это может повлечь за собой его гибель. Совет не имеет привычки раскидываться кадрами. О том, что на Армени ведётся незаконная деятельность, стало известно за день до того, как я вам об этом сообщила. Древнее кладбище – не военный стратегически важный объект, капитан. Патрули не курсируют вокруг него денно и нощно. — Тевос склоняет голову чуть вбок и тише, более доверительно добавляет: — Ни мне, ни кому бы то ни было в Совете не было известно о настоящей опасности гробниц и чем занят «Цербер». А кроме того, Шепард, я не могла предугадать, что вас на планете настигнет солнечный выброс и вам придётся задержаться там надолго. Шепард, прикрыв глаза, выдыхает, проводя ладонями по лицу, зачёсывая пряди волос назад. Выражение лица Тевос выражает неподдельное сочувствие, она явно настроена уладить конфликт. А у неё просто нет уже сил выяснять, сколько в этом всём правды, и потому капитан молчит, не препятствуя советнику в её миротворчестве. — В любом случае, капитан, благодаря вам у нас есть повод официально раз и навсегда закрыть доступ на планету и обеспечить должный надзор за исполнением данного запрета. То, что больше никто не станет жертвой этих гробниц, могу вам пообещать. Я вынесу на обсуждение Совета вопрос о том, чтобы поставить общественность и научных деятелей в известность о найденной опасной технологии. Кроме этого, вы не позволили «Церберу» завладеть ею, за что, думаю, заслуживаете дополнительное вознаграждение и отдых. Воцаряется тишина, так как советник, очевидно, высказала всё что хотела, а Шепард по-прежнему не знает, что ответить. Предельно ясно, что даже если азари врёт, на чистую воду её вывести сейчас не удастся. Да и нет смысла пытаться. Если Совет закроет доступ на Армени и выставит там патруль – это будет лучшим, что можно ожидать от них в данной ситуации. А у неё, Шепард, и без этого полно работы. — Я отправлю вам всю найденную нами информацию, — коротко говорит она, — и буду надеяться, что в следующий раз, когда у вас будут хоть малейшие подозрения о том, что меня может ожидать на выданном вами задании – вы мне об этом скажете. На этой ноте, так и не найдя в себе достаточно благородства, чтобы извиниться за свой тон, капитан прощается с советником и буквально приваливается к стене, испытывая сильнейшие желание съехать по ней на пол. Вместо этого Шепард покидает рубку связи, заходит на пост старшего помощника, осведомляется у Прессли насчёт обстановки на борту, есть ли для неё какие-то новости или срочные сообщения. Затем она отправляется к Джокеру и просит пилота вывести «Нормандию» к системе с ретранслятором и положить судно в дрейф – на следующее задание они будут выдвигаться не раньше завтрашнего утра. С датападами в руках, полными отчётов и заданий, поступивших от командования за время её отсутствия, капитан наконец спускается в кают-компанию. И, уже подходя к двери своей каюты, видит, как медотсек покидает Гаррус. Шепард хмурится и, заподозрив без меры самоотверженного турианца в самоволке, окликает его. Подойдя и поприветствовав капитана, Вакариан, однако, заверяет, что доктор Чаквас в курсе его отбытия из медчасти. — Как вы себя чувствуете? — спрашивает Шепард, внимательно глядя в лицо Гаррусу, и тот весьма по-человечески пожимает плечами. — Бывало лучше, но доктор выпустила меня под обещание, что дальше душа, камбуза и койки я не уйду. Всё будет хорошо, — отвечает Вакариан и, чуть поджав мандибулы, добавляет: — А как вы, Шепард? В этот момент женщина замечает поверх плеча Гарруса пристальное внимание со стороны обеденного стола – расположившийся там перекусить вместе с парой ребят с инженерной палубы Кайден кивает капитану и осторожно улыбается. Решив, что поблагодарит лейтенанта за идеально проведённую операцию по их спасению позже, когда будет в состоянии контролировать эмоции лучше, Шепард кивает Аленко в ответ, возвращая улыбку. — Зайдите на минуту, — просит она Гаррусу, указывая на свою каюту. Турианец без возражений следует за капитаном. Она предлагает ему присесть, пока сама подходит к рабочему столу и сваливает туда датапады. Руки всё ещё дрожат, и присутствие Гарруса почему-то больше не помогает собраться и принять должный бесстрастный вид командира. «Вот же дерьмо…» — нервно скачет в голове мысль, когда она поворачивается лицом к Вакариану, но так и не может подойти к нему и сесть рядом. То, что позвать его поговорить с глазу на глаз сейчас хреновая идея, доходит до неё безнадежно поздно. Под внимательным взглядом голубых глаз Шепард нашаривает позади себя панель, облокачивается на неё. — Ну, это был на редкость паршивый день, что могу ещё сказать, — выбрав максимально абстрагированную формулировку, отвечает она на заданный Гаррусом вопрос. Не то чтобы она не хочет быть с ним откровенна, но серьёзно опасается в нынешнем состоянии сказать лишнего. Того, что ему просто нет нужды услышать. — И целый фрегат засранцев. Каждый раз, подходя к санузлам, чувствую запах табака, а как спросила у ребят из экипажа сигарету – ни у кого нет, — усмехнувшись, добавляет Шепард, пытаясь заполнить тишину. Усмешка Шепард сквозит нервозностью, Гаррус это буквально чувствует. И откровение про сигареты кажется более чем странным. Он никогда, ни единого раза не улавливал от капитана даже лёгкого запаха ненавистного им человеческого курева. Появляется жутковатая мысль, что это по-прежнему происходит в его голове. — Как справляетесь, Гаррус? С тем… что пережили? — вдруг спрашивает Шепард, и он выныривает из своих мыслей. — Честно говоря, воспоминания путаются, — отвечает Вакариан. — Доктор Чаквас сказала, что это возможно от предварительно полученного удара по голове – впрочем, по её же словам, она не уверена. Как именно гробница воздействовала на мозг, она не знает. Но это было жутко… Я умирал тем самым способом, которого всегда боялся. Он умалчивает о том, что страшнее всего была не смерть как таковая. И не знает, почему… Шепард кивает, крепче стискивая руками край панели. — Вы не говорили с Лиарой, когда пришли в себя? Я застала её уже спящей, — интересуется капитан, понимая прекрасно, что старательно обходит тему собственного состояния. Она знает, что не обязана о нём говорить, но испытывает иррациональное чувство, что это неправильно. — Когда я пришёл в себя, она спрашивала, как я, но на мой встречный вопрос ответила только «нормально» и вся сжалась на своей койке, пока доктор не ввела ей снотворное. Полагаю, ей досталось не меньше, чем нам – возможно, и больше. Азари – эмпаты, целиком и полностью состоят из эмоций. Что могло привидеться ей, даже предполагать не хочу. Осторожно посмотрев на Шепард в ожидании её слов, Гаррус снова видит её напряжение. Возможно, он ошибается, и досталось всё же больше не азари. Капитан, словно в раздумьях над его ответом, отводит волосы со лба, потирает запястья. Абсолютно стандартные и привычные человеческие жесты, но он никогда не видел их так много за раз у этой женщины. А потом его взгляд цепляется за то, что заставляет его по-настоящему напрячься… — Шепард, прошу прощения, но… Что у вас с руками? Субгармоники Гарруса отдают тревогой, и капитан, поджав губы, хочет по привычке заложить руки за спину, но понимает, как по-идиотски это будет выглядеть. — Ничего, о чем вам стоило бы беспокоиться, — ровно отвечает она. «Надо же было откатить рукава!» — эта мысль такая же запоздалая, как и всё в этот злосчастный день… Синяки и царапины Шепард замечает далеко не сразу. Да может бы так и не обратила на них внимания, не будь они достаточно характерными. А потом ей докладывают, в каком положении члены команды нашли её и Вакариана. Гаррус тем временем поднимается со стула и делает пару шагов к капитану, оказываясь на расстоянии вытянутой руки. Глаза его сперва щурятся, когда он смотрит на её запястья, после чего резко становятся больше, и он поднимает их на лицо Шепард. Узнаёт он росчерк когтей на её коже с багровым отпечатком трёх пальцев или вспоминает, как оставил их, она не знает. Да это и неважно, в чём женщина спешит турианца убедить. — По словам Аленко и Уильямс, когда нас нашли, вы держали меня за руку. Гаррус, постарайтесь об этом не думать, мне бы и в голову не пришло поставить вам это в вину. Мы оба знаем, что были, мягко говоря, не в себе. — Шепард спешно поднимает руку к локтю другой, чтобы отвернуть рукав, но замирает, так и не сделав этого. Тыльной стороны ладони едва ощутимо касаются не затянутые сейчас в перчатку пальцы. У Гарруса очень горячие руки. Впрочем, может, остыли её собственные… Почему-то больше ни о чём она не думает, пока когти невесомо скользят к запястью. Шепард переводит взгляд на лицо Вакариана и видит там так легко читаемое сейчас раскаяние. — Простите, — еле слышно говорит он, неотрывно глядя на её пострадавшую кожу. — Как бы там ни было… Мне жаль. Полное чувство и осознание реальности приходит, кажется, к нему только теперь. Именно сейчас, когда Гаррус касается травмированной им самим кожи на руках Шепард, он понимает, что сколь бы ни было оно странным – это настоящее. В котором перед ним его капитан, но теперь не герой с экранов, не звание, не командир и наставник, а живое существо, женщина. Уязвимая физически, как и все. Испытавшая эмоциональное потрясение – как и он сам. И она точно так же чего-то боится, о чём-то сожалеет, а в памяти хранит то, что согревает в трудную минуту или причиняет боль… Гаррус медленно переворачивает ладонь, так, чтобы придержать её руку. Шепард не выказывает никакого протеста, вообще не двигается, молчит, и кажется, что не дышит. Он помнит не всё, но как нашёл и сжал её тёплую ладонь в ледяной воде – отчётливо и ясно. Выражение глаз турианца сменяется на немой вопрос. Она в замешательстве наблюдает за тем, как Гаррус берёт её ладонь в свою, но, когда он смотрит на второе её запястье, словно на автомате приподнимает руку. Он держит легко, почти не сжимая её пальцы, совсем как пару месяцев назад… Тогда это было просто удовлетворение любопытства и вышло скорее случайно. Однако чувство, словно в этом жесте больше, чем кажется, возвращается. В мире, где физические контакты обесценены настолько, что секс не является поводом для знакомства, то, что тебя просто берут за руки, нельзя счесть даже за флирт. Но это прикосновение как будто лежит вообще в другой плоскости. Особенно сейчас. Шепард прикрывает глаза, крепко сжимая губы. Сердце сбивается с ритма, и она на чём свет стоит клянёт планету Армени за разнесённые в пух и прах эмоциональные барьеры. Ей до отчаяния, до ломоты в висках необходимо тепло его рук. Тепло того, кто несколько часов назад в кошмарном видении умирал у неё на руках. Распахнув глаза, она не выдерживает. — Извините, — просевший голос, будто не свой, и Шепард облизывает пересохшие губы, — можно мне… Договорить так и не выходит. Под пронизывающим взглядом Гарруса она отнимает пальцы от его ладони, и осторожно подняв руку, медленно кладёт свою ладонь на шею турианцу. Так же, как дважды до этого, но в этот раз он слегка вздрагивает от прикосновения. Он удивляется больше своему ощущению, чем её действию. В голове настоящая мешанина из мыслей и эмоций. И Гаррус думает, что, судя по всему, не у него одного. Шепард словно находится на каком-то пределе своих переживаний, ему в голову не приходит даже озадачиться тем, что и для чего она делает. Но в стороне шелестит мысль, что чувство прохладной лёгкой ладони на его коже останется с ним надолго… Ощущение ровно бьющегося в ладонь пульса почти опустошает чувством облегчения, реальности происходящего. И в следующую минуту капитану Шепард не удаётся держать не только себя в руках, но и язык за зубами. — Знаете, я… Когда начались галлюцинации, до последнего убеждала себя, что всё это нереально. Что ничего на самом деле нет. Но потом я нашла вас без сознания… Вы умирали в этом кошмаре, и я в конце концов поверила... Поверила, когда ничего не могла сделать, кроме как сидеть и вот так считать ваш пульс… Чёрт, Гаррус, простите, мне, пожалуй, тоже не помешает снотворное и проспаться как следует. Она поспешно убирает руку от шеи Вакариана и следом чувствует, как на плечо опускается ощутимо тёплая, даже сквозь слой ткани формы, ладонь, останавливая её движение. Женщина вскидывает голову, обнаруживая себя лицом к лицу с турианцем, как никогда близко. Какую-то долю секунды она даже рассматривает его необычные глаза. — Шепард, послушайте, — негромко говорит Гаррус, и её ладонь, теперь прижатая к его воротнику, улавливает слабые вибрации субгармоник, — тому, что находилось в гробнице и меняло наше сознание, совершенно всё равно, кто мы. Это технология, машина, пусть и древняя, чуждая нашему пониманию. Для неё нет разницы, насколько мы сильны духом. Она заставляет любое мыслящее существо сойти с ума от ужаса, в этом её функция. Что бы вы ни увидели – я могу лишь догадываться, насколько это было тяжело. Почти невыносимо. Но вы намного сильнее этого. — По мне, сейчас я не в состоянии пересилить даже собственные эмоции, — отзывается Шепард, хотя и не собиралась. — Ну, — Вакариан отводит взгляд немного в сторону, словно подбирает слова, — не думаю, что увиденное под психотропным воздействием делает кого-то слабым. В итоге и вы, и я, и Лиара – все мы будем в порядке. Вы… просто не должны делать какие-то выводы о себе по тому, что увидели и сделали в том состоянии. Я знаю, что если буду умирать на самом деле, вы сделаете всё, чтобы меня спасти. И не сомневаюсь, Шепард, вам удастся. А если и нет, — он разводит мандибулы в подобии усмешки, — в моём кошмаре мы умирали вместе, но я выиграл эту гонку и теперь знаю, что буду рад увидеть вас напоследок. Шепард почти не удивляется, обнаруживая, что вторая её ладонь покоится на предплечье Вакариана. И горячие, неожиданно тяжёлые руки на собственных плечах ощущаются чем-то совершенно естественным. От слов турианца разбирает немного истеричным, но искренним смешком. Гаррус понятия не имеет, насколько нормально то, что он практически держит её в объятиях. Это происходит словно само собой, из внутреннего, неосознанного стремления. И он решает положиться в этом на суждение Шепард – если она не предпринимает попытки высвободиться, значит, ничего предосудительного в этом нет. Возможно, ей это так же необходимо… Просто чтобы ощутить себя снова в реальности… Убедиться, что они живы… — Чертовски… — она сбивается от саднящей горло эмоции, — чертовски плохая шутка. — Простите, обычно у меня получается лучше, — негромко, но куда менее напряжённым голосом говорит он, — впрочем, не то чтобы я шутил. Я действительно думаю, что с вами мы можем верить в успех нашей миссии и вернуться домой живыми. Невзирая на ухищрения древних, агрессивно настроенных машин. Он встречает взгляд её глаз и едва не добавляет, что действительно почти не сожалел о смерти, глядя в них и утопая в собственном кошмаре. Это откровение слишком даже для него самого. — В этом немалая ваша заслуга, Гаррус. У нас говорят: «Один в поле – не воин». Я очень благодарна, что вы с нами… Со мной, — тише добавляет Шепард, чувствуя, что нужно сказать что то ещё. — Сейчас – тоже. — Я… Всегда рад, Шепард. Они некоторое время смотрят друг другу в глаза, повисает тишина. Не звенящая или неловкая. Но Шепард ощущает, как им обоим не хватает слов. В этот раз она не решается убрать руки первой, и пауза затягивается. — Кстати, — словно приходя в себя, Гаррус осторожно опускает ладони, мазнув прикосновением по её локтям, как раз давая капитану мгновение также отпустить его, — не знал, что вы курите. Женщина распознаёт неловкую попытку Вакариана разрядить атмосферу и не может не оценить её. Следующий вдох даётся легко. — Боже, нет, я не курю. Не люблю запах дыма. В учебке, конечно, баловалась, как все, но не прониклась. Не говоря уже о том, что эта привычка совершенно не совместима с большими физическими нагрузками. В армии курят в основном штабные, кому не нужно ежедневно таскать на себе оружие и броню, — встряхнув головой, Шепард испытывает нечто сродни второму дыханию – возвращается душевное спокойствие вместе со способностью улыбнуться. — Но существует мнение, что сигарета – отличный способ справиться со стрессом. А это было бы не лишним. По крайней мере, так казалось час назад. — Кхм, на мой взгляд есть способы куда приятнее и полезнее, — замечает турианец, отстраняясь и разводя мандибулы в усмешке. — Шепард, я просто хотел сказать, что если вам нужна будет помощь… Брови женщины подскакивают вверх, а уголки губ вздрагивают, и только когда в её глазах отражается неприкрытое удивление, он понимает, какую двусмысленность только что выдал. Затылок обдаёт холодом, но Шепард только улыбается. Легко и так, как одна она умеет. — Оу. Я подумаю, — отвечает она. У неё не было намерения смутить Гарруса, Шепард понимает, что едва ли бы турианец предложил ей то, что можно было подразумевать его фразой. Просто не может удержаться. — Стоп. Что? Капитан, я не… Всё-таки рассмеявшись, она качает головой и коротко касается плеча Вакариана. — Всё хорошо, Гаррус, я поняла. Нам обоим сейчас не помешает для снятия стресса двойная порция ужина и крепкий сон, согласны? Поза турианца становится более расслабленной, он пощёлкивающе смеётся. На этом они, обменявшись ещё парой несерьёзных фраз и пожелав друг другу спокойного отдыха, расходятся.***
Взгляд скользит по потолку, подсвеченному бледно-оранжевым бликом личного терминала, который Шепард держит включённым на экстренный случай, даже когда ложится спать. Мысли лениво ворочаются в голове, обещая скорое погружение в сон. Ощущение сытости и безопасности работают не хуже успокоительного лекарства. Поток размышлений и перематываемых сознанием событий возвращает капитана к воспоминанию из детства, всплывшему накануне. О лете, что она провела у родни отца на Земле в далеком две тысячи сто шестьдесят пятом году. И среди всех запомнившихся тогда моментов мысль цепляется за один, который ведёт цепочкой к неожиданному размышлению. Перед самым отъездом родителей тётушка Елена, двоюродная сестра отца, клятвенно заверила Ханну Шепард, что обязательно проследит за тем, чтобы в руки к племяннице хотя бы изредка забредали не только компьютерный терминал с омнитулом, но и книги. Тётя, будучи женщиной мудрой и опытной, вырастившей троих детей, не стала подсовывать одиннадцатилетней непоседе литературу из рекомендованного школьной программой списка на лето. Вместо этого она предложила младшей Шепард самой выбрать что-нибудь из домашней библиотеки. Выбор её пал на книжку-фентези о мальчике, попавшем в школу волшебства. И как выяснилось позже, это оказалась целая сага из семи томов, но по завершению прочтения первой части Шепард даже обрадовалась, что впереди ждали ещё шесть книг. История и вправду оказалась на удивление интересной и захватывающей. Настолько, что к концу своих каникул она прочла четыре книги, и это при постоянных отвлечениях на прогулки и игры на свежем воздухе. Так что к её отъезду тётушка упаковала в подарок племяннице все тома, приговаривая, что её оболтусы всё равно уже выросли, а внуков от них поди дождись. В общем, книга оставила такое неизгладимое впечатление, что даже спустя годы, когда у Шепард обнаружились биотические способности, она не отказывала себе в удовольствии запускать в полёт предметы, произнося заклинание. И сейчас на ум пришёл эпизод из саги, когда юным волшебникам пришлось столкнуться с существом, принимающим форму затаённого страха человека. «Боггарт», — наконец всплывает в памяти название вымышленной твари. Шепард прикрывает глаза, так как они начинают слипаться под весом усталости и полумрака каюты. А ведь и верно, то, с чем они столкнулись на Армени, работает похожим образом. Потому как если для ребёнка боггарт принимал вид безобидный, вроде большого паука или злобного преподавателя, то для взрослого человека он вполне мог обернуться настоящим кошмаром – трупом кого-то близкого, например. И вот чтоб ей вырубиться и проспать ближайшие часов десять, вместо того, чтобы сейчас думать о такой ерунде! Шепард, повернувшись на бок, сверлит стену мутным взглядом. Вообще Гаррус в своих сегодняшних словах не прав только в одном: задуматься над тем, что она видела в гробнице, всё-таки стоит. Разве не боялась она за жизнь Лиары? Испытала бы меньшее потрясение, если бы увидела погибшего девять лет назад отца, с которым не смогла даже попрощаться? Так почему «боггарт» производства зейофов принял для неё вид умирающего Вакариана?.. Ну что ж, похоже, она снова не увидела черты. В этот раз, правда, переступила её не сама, а пустила за нее другого… Глаза снова закрываются, в этот раз, похоже, окончательно. Сил, да и желания противиться сну не осталось. Пообещав своему внутреннему «я» подумать об этом в другой раз, капитан Шепард наконец завершает для себя этот бесконечно долгий, полный вопросов без ответов день…***
Ранним утром по корабельному времени тишину в трюме нарушают только глухие звуки постукивания металла о металл. Рекс чистит дедовский доспех. Весь последний месяц, с тех пор, как с помощью Шепард нашёл эту груду железа, в свободное время он пытается привести реликвию в надлежащий вид. По детали за раз, не спеша… Створки подъёмника тихо открываются, и старый кроган приподнимает голову взглянуть, кому это не спится в такую рань. Интендант заступал на службу обычно двумя часами позднее, а караульных на нижней палубе не числится. Покосившись на прибывшего, Урднот возвращается к своему занятию. — Ты же вроде спать должна, — вместо приветствия, не отрывая взгляда от полировочной ветоши, бросает Рекс направляющейся к нему Лиаре. — Должна была. Вот… проснулась, — негромко отвечает азари, подойдя к крогану. Тот, взглянув на неё одним глазом, без лишних комментариев пододвигает ей свободный ящик. — Знаешь, в чём преимущество долгого века для кроганов? — негромко бурчит Рекс, приподняв и осмотрев на свету полируемый наплечник. Недовольно рыкнув, он продолжает обрабатывать его средством от коррозии. Присевшая рядом Т’Cони вопросительно приподнимает брови, глядя на товарища. — Можно давать советы юным азари, — гогочет кроган, на что Лиара только качает головой и опускает подбородок на сложенные в замок и упёртые локтями в колени руки. — Не полощи себе мозг. То, о чём ты сейчас думаешь, через лет сто и не вспомнишь. — Что же это, — глухо отзывается азари на слова Урднота, вперив взгляд в пустоту, — выходит, для нас, долгоживущих, нет ничего постоянного? Всё преходяще? — Ну почему ж всё? — хмыкает Рекс, оторвавшись на секунду от работы. — Но ты своё постоянное ещё найдёшь, Лиара. То-очно тебе говорю. Он тянет последнюю фразу, грубо усмехается на свой манер и, откладывая в сторону натёртый до блеска наплечник, достаёт из соседнего ящика второй. — А пока найди себе развлечение. Вон, хоть на костлявого внимание обрати, — Рекс многозначительно кивает в сторону МАКО, — он там во сне о чьих-то синих глазах бормотал. Не о твоих ли часом? Лиара приподнимает голову, опуская с колен руки. Рекс, пристально посмотрев на неё и негромко хохотнув, принимается за чистку следующей детали. Азари некоторое время наблюдает за ним, после чего, тепло улыбнувшись, переводит взгляд на танк. — Не о моих, Рекс, — отвечает она и тоже смеётся, — не о моих...