***
Диаваль не особо разделял увлечение хозяйки полетами в непогоду. Как-то опасался, что однажды та может и не вернуться. Даже если эти опасения и были безосновательны, но когда стихия вырывает столетние дубы с корнем будто нежные травинки, когда гудит как тысяча голодных волков, тут любая магия бессильна. Диаваль утешал себя, что теперь госпожа не одна, но спокойнее оттого не становилось. В какой-то момент между ними как будто оборвалась связь. Ворон не чувствовал хозяйку, не знал, где она. Вместо того, чтобы переждать стихию в волшебном лесу, он всю ночь провел вздрагивая и хохлясь в дупле дерева, рискуя быть сдутым из своего ненадежного укрытия, вглядывался в ненастное небо в надежде увидеть знакомый силуэт. Напрасно. Для Диаваля не было секретом убежище феекрылов. Даже если его не приглашали, то сейчас явиться туда было не наглостью, а вежливым беспокойством, да и какая опасность крылатым эльфам от какого-то ворона? В убежище царило подозрительное запустение. Диаваль сделал несколько кругов, несколько раз отчаянно каркнул, пытаясь привлечь внимание хозяйки, и был услышан, но не ею. Растерянного ворона заметил белокрылый эльф по имени, кажется, Удо, бывший здесь не то шаманом, не то кем-то подобным. Беспокойство Диаваля было очевидно, и мудрый Удо не собирался играть с ним в угадайку. — Ты найдешь ее в Темных горах, — спокойно проговорил он, и Диаваль со всех вороньих крыл полетел туда. Она действительно оказалась там: лежала без движения на уступе, на теле царапины. Сначала Диавалю показалось, что самые страшные его опасения сбылись. Она нуждалась в его помощи. К темной колдунье приблизился уже не ворон Диаваль, а Диаваль-человек. Он даже не сразу понял, что необычного в Малефисенте. Диаваль считал, что за столько лет знал хозяйку достаточно хорошо, почти как себя. Много раз он видел ее и сердитой, и благодушной, и сомневающейся, и ликующей, и даже растерянной, но никогда — обнаженной. Было еще кое-что, и совсем немаловажное, чему взволнованный Диаваль не придал сразу значения: чужая рука на пояснице его хозяйки. Этого типа Диаваль узнал сразу. Даже с первого взгляда новый знакомый хозяйки ему не понравился. Окрас перьев и манеры выдавали хищника. Однако Диаваль надеялся, что у рыжего хватит осторожности не назначать добычей его хозяйку. — Что случилось? Что-то с Авророй? — обеспокоенная Малефисента приподнялась, почти полностью прикрывая тело крыльями. Рыжий же только сердито нахмурил брови. Диаваль выдержал паузу, пока беспокойство хозяйки достигло уровня: «Говори, иначе всю оставшуюся жизнь проведешь земляным червем», и только когда ворчливо выдал: — С нею все хорошо. Может, только о тебе беспокоится. А вот что с тобой? — Все хорошо, — Малефисента кокетливо махнула ресницами, как-то еще больше сжала крылья и поспешно добавила со своей такой привычной полуулыбкой: — Думаю, я скоро ее увижу. На крестинах… — Угу, — буркнул Диаваль. — Свободен. Кыш! — ухмыльнулся рыжий, а хозяйка не только не одернула его, но Диаваль понял, что снова становится вороном. Верный посланник Малефисенты, ее крылья, когда она была изранена и в отчаянии, прекрасно понимал, что тут он лишний. Это было больно и обидно. Они столько пережили с Малефисентой, а теперь она позволяет какому-то рогато-крылатому говорить ему «Кыш» лишь на том основании, что он почти такой же, как она. — А как же ты, Диаваль? Надеюсь, не глупил, не высовывался этой ночью за границу топких болот? Не рисковал так глупо? Нет же — «свободен». Свободен так свободен. Можешь тоже считать, что мой долг уплачен. Вспомнишь, позовешь — а меня не будет. Я же теперь свободен, — ворчал Диаваль, не заметив, что как-то так незаметно прилетел к тому самому убежищу, где когда-то не так уж и давно наблюдали, как радуется, растет, расцветает их маленькое «чудовище», чудесное дитя по имени Аврора. Диаваль знал, что врет самому себе, когда говорит, что посмеет не ответить на зов хозяйки. Вот и Аврора ждет вестей. Он расскажет, что у ее феи-крестной все хорошо. Она нашла семью, а может, даже нечто большее. Диаваль не имеет права желать, чтобы она ошиблась. Он привыкнет. Ведь если ей хорошо, ему должно быть хорошо тоже. Разве не так?Часть 1
11 апреля 2020 г. в 00:28
Пока ничто не предвещало ненастья. Солнце светило как никогда ярко. Легкий ветерок казался почти неощутимым, но он как тонкими паутинками был прошит особым запахом. Малефисента достаточно прожила, чтобы распознать его. Очень скоро его дыхание усилится тысячекратно, закрутит, нагонит туч — и грянет буря. Обычно волшебные обитатели Темных Болот собирались на особое вече, чтобы чарами отогнать ураган прочь, заставить пройти мимо их края, и лишь Малефисента следовала за ветром в горы, ведь ничто не сравнится с бесшабашным полетом в самом центре стихии, когда та подхватывает, несет, а ты отдашься полету и не принадлежишь себе.
В бурю Малефисента всегда летала одна, потому что она была единственная среди них «не такая». Неправильная. Как оказалось — она не изгой, а предчувствие бури присуще ее роду. Их волнение причиняло ей больше беспокойства, чем само событие. Что-то должно было произойти… Что-то необычное, иначе это странное волнение не охватило бы племя. Они знали то, чего не знала Малефисента:
— Будет буря?
— Еще какая! — Шрайк приподняла яркие крылья, распушив перья. — Мы слишком многих потеряли в прошлой войне.
— Феекрылы рождаются в буре? — просто поинтересовалась Малефисента.
— Феекрылы рождаются так, — нахалка Шрайк сжала левую руку в кулак, а средним пальцем правой, погрузившись в середину, сделала несколько движений туда-обратно.
— Фу, — брезгливо фыркнула Малефисента. Способ получить потомство таким способом казался ей довольно нерациональным и грубым. Конечно, он присущ был зверям, птицам и даже людям, но у высших созданий, детей магии, по ее мнению, все должно было происходить как-то иначе. У Малефисенты даже перья дыбом поднялось, когда она представила, что нечто такое творит наглый выскочка Филипп с ее нежно-трепетной Авророй. Дело в том, что сама темная фея в этом деле была не такой и невинной. Когда-то, будучи еще такой юной и глупой, она поддалась искушению сделать приятное одному человеку. Не то чтобы она испытывала от процесса восторг, а не неудобство и неловкость, но ему было хорошо, и она была счастлива. Как оказалось, выражаясь людскими понятиями, он просто ею пользовался.
— Тогда просто не входи в круг, — посоветовала Шрайк. — Но, знаешь ли, летать в одиночку в такое время — довольно странно. Это наша природа.
— Я посмотрю, — одарив «подругу» презрительным взглядом, пообещала Малефисента.
Может, конечно, ей и придется пропустить бурю в этот раз. То, что она не так давно в племени — вполне сносное оправдание. Можно еще найти оправдание в незаживших ранах… Только вот как быть дальше, она пока не знала. Одно дело слыть странной среди людей и обитателей Темных Болот, другое — среди сородичей. По крайней мере все так воодушевлены предстоящими «полетами», что до ее неучастия никому не будет дела.
Но в этом она ошиблась…
— Это еще все игрушки. Детская возня для слабаков и трусов, — наблюдающей, внезапно, оказалась не только Малефисента.
— Или для раненых воинов. Наверняка для героя нашлась бы пара. Но тогда почему ты здесь? — она сказала это жестко, и даже не оборачиваясь, потому что сейчас взгляд ее внезапного компаньона жег со спины. Борра нагло украл ее уловку объяснить причину игнорирования общего веселья, сославшись на незажившие раны последнего сражения. Он врал! И он рисковал! Еще при первом знакомстве она показала, насколько опасно злить колдунью, но урок не был усвоен. Это было очевидно всем, не только Малефисенте, но внезапно даже для самой себя, вместо того чтобы возмутиться и поставить зарвавшегося самца на место, она предпочла сделать вид, что его уловка ей совершенно непонятна. Пока что она наблюдала, храня обманчивое контролируемое безразличие, делала вид, что ей интересен обряд, а не тот, кто находится у нее за спиной.
Круг действительно оказался кругом — переплетением светящихся линий силы, удерживающей в центре ядро урагана. В самой окантовке сияния, образовывающего что-то наподобие купола, ветер был терпимым и позволял будущим парочкам соединиться. Вся церемония была больше животной, чем магической. Мужчины выбирали женщин, иногда сталкиваясь в коротких, но нешуточных поединках. Женщины, если устраивал выбирающий и победивший, скидывали одежду и двигались ему навстречу. Они сплетались в объятьях, соединялись телами и вместе ныряли в поток ветра. И с каждым мгновением одиночек становилось все меньше… Но некоторые даже сложившиеся пары не спешили с полетом.
— Вот сейчас начнется веселье, — шепнул на ухо Борра. Его грудь фактически упиралась в спину Малефисенты, а крылья как плащом укрывали ее плечи. Это было слишком дерзко и опасно, но если бы кто сейчас спросил, зачем она все-таки последовала в круг, Малефисента огрызнулась бы, что просто желает отвязаться от навязчивого кавалера. И никто не смеет лишать ее удовольствия отдаться стихии. И только она имеет право решать, летать ли ей одиноко или с кем-то. Впрочем, пора было оставить прошлое прошлому и признаться самой себе, что Борра ей… интересен. Что-то было в нем, в смелом и наглом темном эльфе с крыльями пустынного сокола, привыкшим добиваться своего любыми путями, и все же в последний момент принимающим верное решение — и мир с так презираемым им человеческим племенем. В нем был огонь, которого так не хватало самой Малефисенте. Сгореть в этом пламени она не собирается, но погреться — почему бы и нет. Она ведь почти и не знала, как это — быть не одной.
Заметив в кругу Малефисенту, молодой одиночка, отвергнутый другими женщинами, уже решил, что после серии неудач получил главный приз, но, также стремительно как приближался, был откинут мощным ударом крыльев. Борра уже находился в полной готовности, видимо, абсолютно уверенный в том, что отказа не будет. Его проворность немного остудила Малефисенту, она даже отступила на полшага, и задержка привела к тому, что возможного союзника по так называемому «полету» едва не увели из-под носа. Шрайк подлетела к Борре, они сделали пару кругов, и после она вернулась к своему крупному и терпеливому серокрылу с завернутыми по-бараньи рогами, но перед этим успела пронестись перед Малефисентой, бесцеремонно заявив:
— А ничего так сучок. С такого не упадешь.
Это был вызов. Малефисента собиралась его принять — не из-за упрямства и не в попытке что-то доказать. И в самом деле возбужденный мужской член Борры был похож на член Стефана как ствол молодого дерева на стебель цветка. Но это было неважно. Наверное. Смущал не размер «достоинства», а необходимость оставить прошлое прошлому. Затаенный страх, боязнь, что снова что-то пойдет не так, или волнение, что будет все как должно, но она этого упустит.
Малефисента не стала разоблачаться, оставив привилегию снять с нее одежду Борре, просто подлетела к нему так близко, что тела их соприкоснулись, а пока он не быстро, но жадно стаскивал с нее платье, предупредила:
— Подумай, надо ли тебе это? А если потом я не позволю тебе летать с другими?
— Ты сама больше ни с кем не захочешь…
Его заверения были прерваны стихией. Магический круг распался, и ураган вырвался на волю. Все происходило слишком скоро, чтобы тратить время на разговоры. Мощный порыв едва не раскидал в стороны их пару. И потому самым правильным, природным было раскинуть ноги, принимая чужую плоть, оплести лодыжками его бедра, до разрыва кожи вцепиться руками в его плечи. Первые движения Борры казались слишком яростными; впиваясь ногтями Малефисенте в ягодицы, он словно пытался не удержать, а вдавить ее в себя. Но через несколько мгновений темп стал вполне приемлемым — в том же ритме билось сердце, а еще через несколько ударов уже не было двоих, была одна душа с четырьмя крыльями…