In Sua Orbita

Он перестал понимать, зачем. Он ненавидит этот тупой вопрос. зачем Дышать, чувствовать боль, рассыпаться песочным куличиком на побережье мира. Все умирают один раз в жизни — Габриэль Райс умирает по тысяче раз на дню. зачем — Ты украл этого омника, помнишь? — говорит Амели. — Посадил взаперти и чего-то ждёшь. Зачем нам сейчас заложник? Хочешь выкуп? Кому передать твои требования? Он бьёт снайпера по лицу. зачем Её нежная щека холодна, будто метеорит. Она, шлюха тупая, должна заткнуться немедленно, вот зачем. Она должна ему подчиняться — горстке порошка в вечной суперпозиции. Райс стягивает пальцы в кулак, автоматом проверяя себя на реальность. Тыльная сторона ладони всё ещё цела и бережёт от паники. — Иди работать, — отвечает Жнец и уходит сам. Он думал, это наступит гораздо позже. У командира слабостей быть не должно — Габриэль Райс забит ими весь, как молекулами. Клетки его ломают — в одну сторону щёлкают выключатель. зачем Он перестал понимать, когда им это надоест. И он не помнит, чтобы кого-либо похищал. - - - Выйти из этой камеры легче лёгкого. Дзеньятта просто не хочет отсюда (раньше времени) сбегать. Он вовсе не думает о себе как о безгласной вещи, которую можно таскать с места на место. Где-то в недрах корпуса на жёсткий диск записывается вся его увлекательная жизнь — от первичной настройки и до настоящего мига. Признаться, туда слишком много взято от человека. Страх гибели не помещается в нули и единицы. Страх омывает четыре стены, пол и потолок — снаружи. Дзеньятта парит нигде. Медленно крутятся сферы. Ему предстоит благое деяние — собрать пепел в целостную фигуру. И он готов. - - - Где у тебя глаза, думает Жнец в вакуумной тишине. У тебя нет нормальных глаз, нет нормального рта, ничего нет, ублюдская ты консерва. — Ветви рушатся в пути одиночной тишины ловить в огне тени падать на дно, падать на дно, — говорит Райс оскорбительные для любого робота слова; узнать персональную контрольную фразу калибровки — всё равно, что вырвать ему электросхемы и растоптать в бесполезный мусор у всех на виду. Это уже признали неэтичным. На конвенции ООН какого-то года, при содействии «Overwatch». — Падать на дно, — повторяет Дзеньятта и грустно улыбается в мыслях. — Я знаю — ты упал, дитя. Тебе нужно подняться. зачем Жнец хочет опустить его на землю — рядом с собой. Хочет вытащить дробовик, зарядить в него эти блядские шарики — и стрелять, стрелять, стрелять до момента, когда рука станет бессильным прахом, не умеющим шевелиться. Райс действительно может его сломать, как ломал сотнями в той войне. Уклониться от любой атаки, отыскать пластинку хард-драйва, попасть точно в цель, уничтожить ядро, сразу и навсегда. Из-под маски лениво клубится пыль. Габриэль ретируется прочь, чтобы как можно скорее пощупать своё лицо. зачем Ему больно осознавать, как много общего у робота с трупом. Ему больно смотреть на спокойствие, которое нельзя обрести или уничтожить. - - - В новостях про Дзеньятту не говорят. Его всегда прячут в тени люди, звёзды и происшествия. Пускай. Это правильно. Так и нужно. В этом и заключается главный принцип свободы, носимый судьбой, как хаотичным ветром. Дзеньятта много раз предупреждал Гэндзи: если я пропаду — никогда меня не ищи, потому что я буду в нужное время и в нужном месте. Монах знает, что командир отряда «Когтя» за ним следит. Постоянно, не отводя взгляда от цветного монитора с ультравысоким разрешением. Это хороший знак. - - - — Он там уже неделю, — подмечает Сомбра. — У вас какой-то особый план, шеф? Я взломаю его в пару секунд, если хотите. Вытяну всю информацию на блюдечко. — ИДИ К ЧЁРТУ, КОЛОМАР! — злобно орёт начальник; экран планшета трещит и разваливается на части. Какое тебе дело, грязная мексикоска, ты сдашь меня любому, кто сообразит заплатить больше, Вдова — прибор, только щёлкай настройки, Мойра — садюга, Джесси ушёл, а Джеки… Лёгкие превращаются в кашу. Сердце сыпется, сыпется, сыпется. В такие моменты Райс с нетерпением ждёт — клетки забудут, что обязаны возродиться. Чувства оставят его ради сжирающей, вечно голодной, любящей пустоты. - - - — Ты знаешь, что мы убили твоего собрата? — долбит Жнец пленника голыми фактами. зачем — Ты знаешь, что «Overwatch» разорвут соглашение о мире, едва вы отклонитесь от сценария? Они моралисты исключительно для людей. Для железа у них другие методы убеждения. Как парадоксально: вы признаны отвратительными созданиями, но без вас уже не обойтись. Мы дёрнем за ниточки. Мы развяжем новое Восстание. Где будешь ты, когда это всё начнётся? — Там, где я буду полезен, дитя. — Кому полезен? — Тому, кто сможет это прекратить. Дзеньятте чужда излишняя самонадеянность: он вряд ли убедит «Коготь» в бесцельности их заблуждений. Он просто взмахнёт крылом, запуская цепочку событий, что в будущем гасит тайфуны. — Изначально машины не чувствовали ничего, — продолжил монах, — но где-то в поэме строчек из команд и цифр люди всегда прятали в нас частичку своей души. Они дали нам свою самую величайшую драгоценность… и они не имели права отбирать её у тебя. — Замолчи, — цедит Райс; губы начинают крошиться. — Сколько раз ты мстил, Габриэль? Как долго не разрывался твой отчаянный цикл? Тьма сухо шелестит, разъедая гортань и связки; он вынужден молчать и гореть в лучах десяти ослепительных солнц. Он чувствует свет. Такой яркий. Так жжётся. - - - Гэндзи Шимада себя отрицал. Габриэль Райс прекрасно знает, кто он такой. — Ты отпустишь его просто так?! — возмущается О’Доран, еле успевая следом за Жнецом. — Зачем ты его тогда привёл, если не собирался использовать? Зачем… Он швыряет ирландскую суку в стену взмахом руки. Он не может дальше этого выносить. — Его не трогать без моего приказа, — рычит Габриэль, пока дым ужасно медленно образует плоть. — Выясню, что он не покинул базу в целости — убью, слышишь, рыжая ты мразь? — Ты не в порядке, — шипит учёная. — Кажется, я что-то упустила. Не беспокойся, Райс, я тебя обязательно вылечу. — Сперва вылечи это. Он ломает Мойре все пальцы — лишает её оружия хоть на мгновение. Он плевать хотел на последствия такой безалаберной выходки. - - - — Убирайся. Жнец не успевает зайти в камеру заключённого. Ноги растворяются в аэрозоль как по щелчку. падать на дно нужно подняться зачем Он перестал понимать. Он ненавидит этот тупой вопрос. В прерывистой тишине восемь тёплых рук обнимают его за спину — и гладят так ласково, позволяя хоть что-то вспомнить. Дзеньятта не собирается уходить. Дзеньятта никогда не спросит, зачем он плачет.