love isn't random we are chosen

Соленый вкус пота на приоткрытых губах, прилипшие к подушке волосы, тяжелые веки, ломающиеся о кровать пальцы. Лета не может даже открыть глаза. Серный воздух Пандемониума оседает на верхушках легких и кислотно жжется. Ей кажется, что с нее все еще кожу сдирают заживо, руками раздирают плоть, а тугие повязки на груди вросли в тело, прикрепились куда-то к костям. Лете скулить хочется от собственной беспомощности и ноющей боли в затекших крыльях. Она приподнимается на слабых руках и цепляется за стоящую рядом с кроватью тумбочку. Ладони нащупывают ткань. Она тянет на себя что-то безразмерно черное и старается не закричать, когда не выдерживает и грудью падает на жесткий матрас. По всему телу отдает болезненной пустотой. И свитер, сжатый в кулаках, до каждой нитки пропитан безнадежностью. Совершенно нагая, она прячет повязки за колючей тканью свитера. Он постоянно спадает, обнажая левое плечо и необработанный шрам, но Лета тянет скрипящую дверь на себя и выходит в холл. Пальцы на ногах предательски поджимаются от холодного камня, сердце (будь оно еще у нее) тоже бы сжалось от страха – отец будет в гневе, если узнает, что она показалась кому-то в таком виде, и разберет крылья по перьям. Ей кажется, что она видит отцовскую тень, выходящую на нее из-за угла, и пятится назад. Разворачивается и на негнущихся ногах пытается бежать обратно, спотыкается и прокусывает собственную щеку. Она почти заходится в истерике и бьет крыльями, когда чувствует, как со спины ее обвивают руки-змеи. – Тихо, – еле слышно приказывает голос за спиной. – Тихо, – повторяет еще раз и поправляет сбившийся до живота свитер. Те самые руки подхватывают ее под острые коленки и прижимают к себе. Родные сангиновые глаза, черные глазницы татуировки в районе кадыка и острый воротник рубашки. – Люцифер... Она обвивает руки вокруг его шеи, но прижиматься ближе не рискует. Ей хочется на него накричать, обидеться, в конце концов, за то, что позволил отцу сделать это с ней, за то, что не уберег, за то, что не приходил. – Молчи, – практически командует Люцифер, и все колкие слова проглатываются. Он укладывает ее обратно на кровать и смотрит. Просто смотрит. Пусто и разочарованно. От этого взгляда ей бы прям сейчас на месте провалиться, вот только ниже падать уже некуда. Она уже в чертовом Аду во всех возможных смыслах. Только Люцифер умеет так смотреть. Это намного хуже, чем если бы он кричал на нее. Намного хуже, чем если бы ударил. Намного хуже, чем если бы ненавидел ее. Люцифер не умеет ее ненавидеть. – Мне холодно, – хрипит она, почти умоляюще. Видит, как брат колеблется, как поджимает губы и скользит взглядом по ее голым ногам, а потом, будто нехотя, сдается. Ложится рядом и смыкает руки на ее пояснице. И пусть сердца у нее больше нет, но любовь к Люциферу у нее где-то на клеточном уровне. Она чувствует, как горят его ладони на ее коже и как уходит боль. – Остановись, – говорит, а сама ближе ластится. – Расскажи мне, – шепчет он почти ей в губы. Лета подается вперед, но тут же встречает на своем пути настойчивый взгляд. Она утыкается ему в грудь, и ее срывает. Слова плохо складываются в связный рассказ, голос идет на крещендо, переходит на крик и опускается до самого тихого шепота, когда она вспоминает, как отец топил ее в каждой из пяти рек – аспидном Ахеронте, оглушающем Коците, расстилающимся огненным ковром Флегетоне, ледяном Стиксе и, наконец, в ее реке, той самой, почти хрустальной Лете. Она уверена, отец давно утопил бы ее там, но вместо этого с таким-то именем обрек на вечное забвение. Она знает, ей недолго осталось помнить. Мягкий пучок пшеничных волос. Лета от боли прикусывает Люцифера за ключицу и выдирает клок своих черных волос. Лазурные глаза. Люцифер помогает ей менять кровавые бинты под умоляющим взглядом гранатовых, почти как у него, глаз. Небрежная щетина на поцелованной солнцем коже. Сухая короста сдирается под жесткой тканью свитера, оставляя свежие рубцы на уже нечувствительной коже груди. Черные капли пуговиц на девственно-белой рубашке. Сочащаяся сукровица под грязно-антрацитовой шерстью. Лета не засыпает, проваливается в забытье, теряя последние крупицы воспоминаний, на руках у Люцифера. Он коротко целует ее в сухие губы. ; Лета думает, что было бы неплохо, если бы Ади заткнулся хоть на секунду. Она пропускает почти все его шутки и упрямо задирает голову вверх, подставляет лицо солнцу – оно не греет, не обжигает, просто светит круглым диском, но там, внизу, она безумно по нему скучает. Сэми отчего-то громко смеется, и Лета тоже решает хохотнуть. За компанию, чтоб не задавали лишних вопросов. Лета щурится от яркого света и ложится спиной на траву. Она расстегивает кофту с особой точностью, чтобы не открыть ни одного лишнего миллиметра голой кожи. Глупо это, наверное, когда на ней короткая юбка и высоченные каблуки, но уродливый шрам на половину груди она показывать никому не хочет. Словом, она даже не помнит, откуда он у нее. – У-у-у, – присвистывает Ади. – Опять сцепились. Лета поднимает голову. Среди серых тряпок Непризнанных, она из толпы выцепляет Люцифера, а Дино – напротив. Люцифер, словно цербер, с цепи сорвавшийся, ядом плюется в ответ на каждую ответную фразу, пока Дино закрывает собой какую-то инфантильную Непризнанную. Перепалка оказывается недолгой, их быстро разнимает подоспевшая Мисселина, и вот Люцифер уже идет в ее сторону. Она знает эту раздраженную походку, поэтому сама поднимается навстречу брату. – Что ты к нему прицепился? – Лета почти смеется, когда Люцифер, подхватив ее под локоть, куда-то тащит за собой. – Я бы на этого ангелочка время не тратила. – Да ну? – Люцифер почти задыхается от иронии и выгибает бровь. – Зачем ты опять общалась с Сэми? Лета упирается крыльями и останавливается, складывая руки на груди. Время разногласий между Небесами и Адом давно прошло, но Люцифер все равно упорно запрещает ей общаться со всеми ангелами. Он снова дергает ее за руку и тянет на себя – неповиновение просто выводит его из себя. – Отпусти меня! – Лета не повышает голос, но говорит достаточно уверенно для того, чтобы Люцифер наконец обернулся, и парочка проходящих мимо демонов, к слову, тоже. – Что произошло, Люци? Его взгляд теряется где-то за ее спиной, и зачем-то Лета тоже решает обернуться. Дино, спиной прислонившись к дереву, успокаивает ту самую Непризнанную, крепко прижимает к себе. У него подрагивают крылья и ресницы, на лицо спадает длинная прядь. Всего мгновение – он открывает глаза, и Лете словно дали под дых. Люцифер с новой силой тянет ее за собой, а она все продолжает оглядываться, снова и снова, пока он совсем не утягивает ее за собой в водоворот. ; Люцифер запускает ей в волосы одну руку и успокаивающе гладит по голове, пока второй крепко прижимает к себе. Она скашивает взгляд и замечает сбитые костяшки. Невольно тянется пальцами, но он, будто кожей чувствуя взгляд, моментально скользит ладонью к животу. – За что ты себя наказываешь, Люцифер? Еще один вопрос без ответа. – Спи, – приказным тоном, как обычно, когда он не хочет отвечать. Но голос у него уставший, сломанный. Лета пытается вертеться в постели, сбивая крыльями простыни. Она глаза закрыть не может, потому что тогда каждый раз видит ангела, на которого она «не стала бы тратить время». У Леты под грудью снова болит. Наутро старый шрам начинает гноиться.