совы - не то, чем кажутся

Запах, тонкой атласной лентой струящийся в воздухе, дурманит голову, разжигая в глотке огонь. Чонгук, ведомый инстинктами, жадно дышит, по-волчьи поводя носом, отчего ноздри широко раздуваются и трепещут. Терпкий, густой запах крови пробуждает в нём первобытный голод и безмерное необузданное желание взять. Свою цель он находит сразу, сканирует цепким взглядом, лижет, пожирает глазами: взбитые вихры волос — холодный белый пепел, серёжка-цепочка в проколотой мочке, острый клин ключиц в разрезе полупрозрачной рубашки, черничная паутина вен под тонкой кожей запястий… Парень, высокий, гибкий, это видно по тому, как он движется в танце; прекрасен, словно дитя Афродиты. Зверь воет протяжно, скребёт изнутри по рёбрам острыми когтями, требуя подойти ближе. Чонгук не заставляет себя ждать, оказывается рядом за долю секунды и кольцует в нетерпении худую талию, неаккуратно сминая ладонями тонкую ткань рубашки.  — Привет, — хрипит (почти рычит) он, прижимаясь к парню, и — дьявол! — сколько нечеловеческих усилий ему требуется, чтобы удержать на цепи внутреннего зверя и не вгрызться в призывно манящую, ничем неприкрытую шею зубами прямо сейчас, когда чужие веки, испуганно дрогнув, распахнулись, и их взгляды встретились. Вау. Из-под тени прямых ресниц на Чонгука глядят в изумлении большие, блестящие глянцем, светло-голубые глаза. — Извини, — сдавленно выдыхает Чонгук, пытаясь контролировать голос и не напугать парня ещё больше, — Я не хотел тебя пугать. О, сожрать, да, пугать — никак нет, — усмехается внутренний зверь. Волк рефлекторно облизывает губы и мысленно лижет чужое красивое лицо. — Ты очень красивый, — говорит он вслух, — Я Чонгук, а как тебя зовут? Серьёзно? К чему эти любезности? С каких пор тебя интересует, как зовут еду? — саркастично хмыкает внутренний голос. Чонгук неосознанно дёргает плечом и мысленно просит того заткнуться. Волк внутри раздражённо скалится, но всё-таки покорно замолкает. Парень в жилистых волчьих руках на контрасте кажется хрупким. Он настороженно смотрит, изучает заинтересованно своими невероятными аквамариновыми глазами замершего и горячо дышащего Чонгука. Его тонкая, с длинными изящными пальцами ладонь легко вспархивает и ложится аккурат на широкую развитую грудь, туда, где под чёрной майкой размеренно бьётся волчье сердце. По-детски восторженное «о-оо» срывается с розовых чувственных губ, и вот уже красивый чонгуков ужин сам прижимается к его груди щекой, жмётся плотнее, ластится по-кошачьи, почти мурлыча, и говорит с таким неподдельным восхищением, утыкаясь пушистой макушкой Чонгуку в подбородок: — Ты такой горячий — это потрясающе! Тэхён, меня зовут Тэхён. Займёшься со мной сексом? Чонгук от такой активности и неожиданного заявления даже теряется и глупо переспрашивает: — Что? — Займись со мной сексом, — повторяет парень, проникновенно глядя волку в глаза, — согрей меня, Чонгук. Чон тяжело сглатывает скопившуюся от голода вязкую слюну и рефлекторно облизывается — о боги, да! этот чудесный парнишка сам идёт к нему в руки, глупая красивая пташка — волку это только на руку. Зверь внутри рычит и скалится, желая как можно скорее вонзить зубы в манящую плоть и присвоить себе. — Конечно, — хрипит Чонгук, — пойдём со мной. … На улице по-осеннему свежо, но Чонгук холода не чувствует, кровь у волков циркулирует по венам гораздо быстрее, чем у обычных смертных, а парень жмётся к нему и всё повторяет, какой Чонгук потрясающе горячий, и что ему это очень-очень нравится. Они не уходят далеко от клуба, потому что Тэхён настойчиво тянет Чона за руку в первую же подворотню и тут же запрыгивает на него, кольцуя руками-ногами. — Согрей меня, — требует он, — ну же… Чонгука не надо просить дважды, он утробно рычит, разрывая на парне одежду прямо на весу, с силой вжимая его в холодную стену, и сразу же входит в открытое податливое тело. — Вот так, да, — сдавлено стонет Тэхён под напором, вцепляясь ногтями в мощные волчьи плечи, — хорошо… — он ездит лопатками и голой задницей по жесткому кирпичу туда-сюда, пока Чонгук жёстко трахает его, согнув почти пополам, как тряпичную куклу. Кровь проступает из мелких ранок содранной на спине кожи, и у Чонгука срывает крышу от её манящего терпкого запаха. Волк воет в голос и буквально впивается в чужие губы, прокусывая мягкую плоть. На вкус тэхёнова кровь оказывается, как изысканное дорогое вино, и дурманит голову сильнее любого алкоголя и наркотиков. Чонгук по-животному, широкими мазками лижет чужое красивое лицо, и на финальном глубоком толчке резко вонзается зубами в шею, туда, где прощупывается сбитый ритм загнано бьющегося сердца. Тэхён глухо вскрикивает и застывает на месте, постепенно обмякая в волчьих руках. Кровь размеренными толчками выходит из его тела вместе с жизнью. Длинная серёжка-цепочка ещё ритмично покачивается в проколотой мочке уха, поблёскивая в тусклом свете луны, когда, насытившись, Чонгук опускает мёртвое тело на землю, присаживаясь возле на корточки, и зачем-то поправляет на нём одежду. Чону этого парня даже немного жаль. Красивый. Очень-очень красивый. Он осторожно проводит костяшками пальцев по бледной окровавленной щеке. Внутренний зверь деликатно молчит, сыто урча, и уходит на задворки сознания. — Прости, — тихо выдыхает Чонгук и поднимается на ноги, чтобы уйти. Светает, и ему стоит поторопиться. Он успевает пройти несколько шагов, когда слышит хриплый голос за своей спиной. — Ауч, ты убил меня… Чонгук хмурится и оборачивается, напрягаясь всем телом. — Какого чёрта? — Это я хочу спросить, какого чёрта? — возмущается Тэхён, потирая перепачканную в крови шею, на которой, к слову, ни единой рваной раны и следов от зубов. Он звучно хрустит позвонками, разминая тело, поднявшись с земли на ноги. Его волосы больше не пепельно-белые взбитые вихры, а прямые и чёрные. — Ты убил меня, как тупое животное, и это, знаешь ли, было больно, — говорит он, в упор глядя на Чона такими же чернильно-чёрными, как ночь, блестящими глазами, и Чонгук чувствует от него открытую угрозу. Его волк замирает внутри в боевой позиции и скалит зубы, готовый в любой момент выйти наружу. — Усмири своего волка или я усмирю его. Чонгук не успевает среагировать — цепкие пальцы стальной хваткой стискивают горло, с нечеловеческой мощью вдавливая в стену. Он хрипит, не в силах сдвинуться с места, хрупкий на вид парень, который должен быть мёртвым после того, что Чонгук с ним сделал, держит крепко, оторвав оборотня от земли, словно он ничего не весит. Волк жалобно скулит внутри, беспомощно зажатый в теле хозяина. — Я не стану тебя убивать, — говорит Тэхён, — ты нравишься мне, Чонгук. Ты горячий, а я люблю тепло, — он порывисто приникает к чонгуковой груди, прижимаясь ухом к раскатисто бьющемуся за ребрами, мощному, волчьему сердцу, но всё ещё крепко сжимая за горло, — а твоего волка мы укротим. — Кто ты такой? — сдавлено хрипит Чонгук, пытаясь разжать чужие цепкие пальцы, но Тэхён отпускает его так же резко, как и пригвоздил к стене, тут же меняясь в настроении и безобидно пожимая плечами. — Да какая разница? — он улыбается, склоняя голову к плечу, и тёмные прядки атласных волос спадают ему на прищуренные, по-лисьи ехидные глаза. Такой чертовски привлекательный. Чонгук тяжело сглатывает, поражённо вспоминая слова покойной бабушки: «будь внимателен, волчонок, когда выбираешь себе еду».