Дыши со мной

— Я тебя не узнаю, Гарри, — засмеялась Гермиона, разглядывая ветви деревьев, присыпанные снегом. В последний раз, когда они виделись, зима ещё даже не наступила, это были последние дни осени, а теперь декабрь почти подходил к своему завершению. — Да я уже сам себя не узнаю, — усмехнулся он в ответ. Само собой, Гермионе было сложно воспринять тот факт, что ее лучший друг обратился за помощью к Малфою, да еще и в таком личном вопросе. Но справедливости ради она сразу признала, что намеченный Люциусом план был безукоризненным в отношении профессора Снейпа, по крайней мере — того Снейпа, которого описывал Гарри. — Я так понимаю, предлагать тебе отмечать Рождество с нами бессмысленно? — спросила она, слегка надувшись, но Гарри понимал, что все это было в шутку, так что лишь виновато пожал плечами. — Ему понравится, — заявила она после недолгого молчания, в течение которого стряхивала с нескольких попавшихся под руку веток снег, чтобы он намеренно упал на Гарри, и тот в конце концов устал уворачиваться, так что смирился с идеей быть полностью усыпанным снегом. — Я бы что угодно отдала за такой подарок… — Зачем он тебе? — фыркнул Гарри, который особой его ценности не понимал, и тут же получил пинок от подруги, которая, видимо, решила окончательно завалить его в сугроб, но сумел удержаться на ногах. — Ты что? Это же уникальная вещь, я вообще не представляю, как можно было достать… Гарри! Бестолочь ты, — констатировала она в конце концов, заметив, что он только кривится на все ее объяснения. — К Дамблдору пойдешь? — Думаю, да. Иначе он придет ко мне, — уже менее радостно ответил он, вспоминая недавнюю просьбу директора явиться в школу. Изначально они с Северусом договаривались, что он не станет этого делать, но идея встречать Альбуса в гостях Гарри не радовала ещё сильнее, так что он решил после прогулки с Гермионой все-таки навестить директора, тем более что это дало бы более точное понимание обстановки в школе. До уничтожения следующего крестража оставалось немногим больше двух недель, и вскоре нужно было возвращать прежнюю степень концентрации, чтобы эта передышка не оказалась деструктивной. — Смотри, гиппогриф! — с неподдельным удивлением выкрикнул Гарри, резко указывая в сторону, а когда подруга туда повернулась, моментально подхватил ее и закинул в особенно высокий сугроб, да так удачно, что она, громко ругаясь на него всеми известными англичанам словами, выбиралась оттуда несколько минут. — Ну все, Поттер. Я же не посмотрю, что ты избранный! Получишь так же, как посредственный! — прищурилась она, вся испачканная в снегу, активно надвигаясь на него, причем с таким видом, что Гарри моментально принял решение бежать куда подальше. И все было бы хорошо, если бы он не споткнулся на одной из присыпанных снегом замерзших луж и не растянулся посреди дороги. Гермиона мигом воспользовалась его оплошностью и уже через секунду забрасывала его самодельными снежками, не стесняясь швыряться и в голову, и в уши, и никакие крики о помиловании уже не были способны ее остановить. Прогуливающиеся мимо третьекурсники старались обойти их десятой дорогой, чтобы не попасть под раздачу, но Гарри в данный момент было решительно не до них: такими темпами Гермиона могла закопать его под слоем снега на веки вечные, так что нужно было срочно включаться в это сражение века в роли нападающего, иначе его ждала крайне незавидная участь. *** В кабинете директора Гарри, во-первых, старался высохнуть после ледового побоища, напрочь забыв о существовании высушивающих заклинаний, а во-вторых, всем своим видом олицетворял враждебность, которую даже не приходилось имитировать. — Полагаю, мой мальчик, твое состояние позволяет тебе вернуться в школу, — говорил Альбус со своей неизменной улыбкой, которая вызывала у Гарри желание применить какое-нибудь малоприятное заклинание, чтобы ее стереть. — Зачем? Директор взглянул на него так, словно тот сказал что-то очень странное, но Гарри не было до его взглядов никакого дела. Он ожидал ответа на свой вполне логичный вопрос, глядя куда-то сквозь стену, чтобы не смотреть на самого Альбуса, потому что он конкретно портил ему настроение. — Ты пропустил слишком много учебной программы, нельзя допустить, чтобы ты не присутствовал на занятиях и вторую половину года, — резонно заметил тот, на что Гарри очень хотелось заявить ему что-то крайне неприятное, но образ обязывал сдерживаться, так что он лишь пожал плечами. — Гермиона может передать нужные материалы. — Боюсь, Гарри, мне придется настаивать, — намного строже произнес директор, которому такое течение разговора явно не нравилось. — Боюсь, я имею право самостоятельно выбрать форму обучения. Я выбираю заочную, — произнес он так монотонно, как только мог, хоть это и давалось все сложнее. — Только по достижению совершеннолетия. До этого момента решения о твоём обучении принимают исключительно твои опекуны. — Мне жаль, — хмыкнул Гарри, решив, что здесь он имеет право добавить саркастичности своему голосу, — но как только мои опекуны попробуют что-то за меня решить, я предоставлю Визенгамоту мои воспоминания. Все, какие потребуются. Это было откровенно лишним. Он знал это, как знал и то, что Снейп, которого после этого позвал директор, появится довольно быстро, и продолжать этот диалог в его присутствии будет уже невозможным. И он не ошибся. Не успели они с Альбусом перекинуться и парой любезностей, как профессор Снейп появился в камине, моментально взглядывая на Гарри вполне нейтрально, но Поттер четко уловил в этом взгляде недовольство. — Я хотел поинтересоваться, Северус, — директор уже успел вернуть себе прежнюю невозмутимость и теперь вел себя как обычно, несмотря на то, что слова о воспоминаниях ему очень не понравились, — позволяет ли физическое состояние Гарри ему вернуться в школу? Я говорю о той болезни, которая, как я вижу, отступила. Снейп едва не закатил глаза, Гарри это точно заметил, но все-таки ответил на вопрос, не вкладывая в свои слова никакого второго смысла: — Не думаю, что это будет хорошей идеей. В моем доме мистер Поттер под непрерывным наблюдением, поскольку любое травмирующее событие сейчас будет являться для него потенциальной причиной рецидива. Полагаю, в стенах школы это невозможно будет отследить так же тщательно. — Такое тщательное наблюдение до сих пор необходимо? — директор приподнял брови, выражая удивление, которым как будто хотел спросить, чем же тогда Снейп занимался все эти месяцы, если не смог вылечить его. — Я считаю, что да, — лаконично закончил Северус этот диалог, и директор не стал продолжать, только кивнув ему, чтобы показать, что понял все, что тот хотел сказать. Профессора Снейпа директор отпустил первым, а когда тот ушел за дверь, обратился к Гарри, и на лице его невозможно было различить ни одной эмоции, но вот дружелюбия среди них точно не было: — Полагаю, я был неправ, Гарри. Я говорю о том, что в доме Северуса тебе будет лучше. Ты можешь воспользоваться камином, — он указал жестом в ту сторону, где этот самый камин находился, но Гарри, молча поднявшись с кресла, развернулся и зашагал к двери, на полпути бросив грубое «Обойдусь». Смотрел ли Альбус ему вслед, не имело ни малейшего значения. Ему хотелось высказать этому человеку столько, что проще было покинуть этот кабинет как можно раньше, так что Гарри быстро закрыл за собой тяжелую дверь, и только после этого поднял глаза на лестницу. Снейп, опираясь спиной о перила, поглядывал на него со скрещенными на груди руками, и дополнительных объяснений Гарри не требовалось. Он моментально оказался рядом с ним, буквально на расстоянии одной ступеньки. — Прости, я всего лишь… — Субординация, мистер Поттер, — Снейп моментально отошёл на шаг назад, а потом указал взглядом в сторону двери кабинета, из которого они только что вышли, и Гарри понимающе кивнул. Путь из директорской башни практически на улицу, до главного холла школы, прошел в молчании. Гарри подал голос лишь тогда, когда ему пора было уходить, а Снейпу — направляться в сторону преподавательской комнаты. — Сегодня ночь Рождества. — Поразительная наблюдательность, — беззлобно хмыкнул профессор, глядя на него в ожидании продолжения этой мысли, и Гарри склонил голову набок, вглядываясь в его глаза. — Ты проведешь ее со мной? Стоять вот так — среди школы, рассматривая его лицо с намерением предугадать ответ раньше, чем он будет озвучен, было глупо и не сочеталось с изменениями в характере Гарри, произошедшими в последние полгода. Он понимал, что поступает правильно: так, как чувствует, как должно быть, — в этом заключался главный совет Люциуса, — но все-таки словесный ответ был ему жизненно необходим. — Это звучит как вопрос, вернусь ли я в собственный дом. — Это значит да? — никак не желал угомониться Поттер, хотя на его лице уже проступала улыбка, а взгляд профессора, который выразительно давал понять, что он спросил какую-то глупость, радовал еще сильнее. — Это значит да. Гарри улыбнулся окончательно, давая себе еще долю секунды, чтобы вот так нагло вглядываться в его глаза в холле школы, а потом кивнул и сказал вместо прощания: — Я буду ждать. И по мере того, как из теплой школы он выходил на морозную улицу, где-то внутри него поднималось тягучее ощущение предвкушения. Потому что, несмотря ни на какие вселенские трагедии, эта ночь должна была стать только их, что бы это в конечном итоге ни означало. Оставалось лишь украсить дом к возвращению Северуса и при этом попытаться сделать так, чтобы ему это понравилось и он не возмущался по поводу рождественских декораций в качестве дополнения к интерьеру. *** Поднимая взмахом палочки очередной блестящий шар, чтобы повесить его на ветку рождественской ели, Гарри рассматривал свое творение как что-то, что имело огромное значение. Он не мог не понимать, что весь этот декор — только глупость, но ему хотелось устроить эту глупость — и он устроил ее практически в каждой комнате включая лабораторию. Было жалко, что маги принципиально не пользуются электричеством, поскольку создавать гирлянды оказалось сложнее, чем воспользоваться маггловскими, но в конце концов спустя пару часов он добился успеха, и теперь весь дом буквально переливался разными огоньками от стен до потолка. Каминные полки праздничная участь тоже не преминула: они оказались заставлены разными свечками с еловыми ветвями и рождественскими фигурками. И когда, воспользовавшись помощью Добби, вечно готового сделать для него буквально все, он оказался доволен приготовленным ужином — в приготовлении которого, по правде сказать, не участвовал, — осталось лишь оставить заранее выбранный для профессора подарок. Массивный темный фолиант с уже слегка выщербленными краями и потëртой обложкой, на которой в окружении мелких фианитов сверкал потемневший изумруд, занял уготовленное для него место под рождественской елью. Гарри оглядел гостиную, которую изменил за эти несколько часов до неузнаваемости, и усмехнулся, оставляя поверх подарка белый конверт. Банально до невозможности, но, черт возьми, это было то, что он хотел сделать. И знал, что за саркастичными фразами, которыми профессор может это прокомментировать, не будет пренебрежения. Этот вечер должен был стать переломным в их взаимоотношениях, а подарок — всего лишь подарок, который даже никак бы в этом не помог, но сделать который все-таки хотелось. Приглушив лишний свет как в гостиной, так и во всем остальном доме, Гарри оставил только переливающиеся огоньки гирлянд, а сам ушел в свою комнату, чтобы оставшееся время провести либо за чтением, либо за дневником, страницы которого уже были исписаны почти полностью. Выбор пал на второе — и он решил, что будет вполне символично заполнить оставшиеся несколько листов именно в этом году, хоть это ни на что бы и не повлияло. Профессор Снейп появился дома почти через час, когда стрелка часов близилась к девяти. Гарри четко услышал, как он вышагнул из камина, и почему-то в этот момент показалось, будто все это решение было просто глупостью, но он отогнал от себя эти мысли. Даже если не принимать в расчет все остальные аргументы, слова Люциуса о том, что идея не лишена смысла, успокаивали. А вот решение выйти из комнаты было моментально изменено на менее логичное: остаться на своем месте. Гарри точно знал, что должен был сказать, когда встретит Северуса, но теперь уже не считал, что это лучший вариант, так что продолжал сидеть с дневником, делать записи в котором не получалось просто потому что мысли были заняты другим. Он слышал, как профессор несколько раз прошел куда-то по дому, где-то остановился, потом, скорее всего, сел в кресло, из которого поднялся только минут через десять. Вариант того, что именно он делал, у Гарри был, причем вполне конкретный, и от этого волнение внутри не давало спокойно сидеть на месте, возвращая ему какую-то детскую непосредственность, которую он, однако, успешно в себе подавлял, потому что сейчас она не была такой уж уместной. Спокойные приближающиеся шаги, а потом тихий стук в дверь он услышал весьма отчетливо. Гарри хотел вначале просто отозваться, но потом, поддаваясь внезапному желанию, подошёл к двери и, открыв ее, переступил порог комнаты. Профессор Снейп, поглядывая на него так, что Гарри не мог прочесть ровным счетом ничего в его лице, удерживал в руках тот самый конверт, который он сам же и оставил в гостиной, и он был уже открытым. Проще всего было вообще ничего не говорить. Гарри посмотрел на него в ответ, чуть склоняя голову набок и ожидая каких-то слов, но пообещал себе ничего не произносить первым, потому что обычно портил все своей многословностью и чрезмерной эмоциональностью. — Что ты делаешь? — в конце концов выдохнул Снейп, и Гарри не сдержал улыбки, хотя и честно пытался ее подавить. Волнение присутствовало, но оставалось фоновым, не мешая вести себя настолько сдержанно, насколько он мог. — Говорю о том, что чувствую, — ответил он, кивком головы указывая на тот самый конверт, а потом пожимая плечами, словно не видел в этом ничего, что выходило за рамки. Хотя он видел и понимал, что все его поступки были уже не то что на грани, а давно за гранью, но это было исключительно правильным развитием событий. — Гарри, я хочу, чтобы ты правильно меня понял, — начал профессор, однако продолжить ему Гарри не дал, потому что прекрасно знал, что именно он хотел сказать, причем в этот раз он еще и видел, что дается это профессору с трудом. — Добби очень старался, чтобы ужин нам понравился, — улыбнулся он, аккуратно взяв его за руку и уводя за собой в сторону гостиной, но в ней и переливающиеся огоньки, и мягкий полумрак создавали ту атмосферу, которой хотелось подчиниться хотя бы на секунду, так что он остановился, как только закрыл за ними дверь комнаты, отделяющей ее от более светлого коридора. — Пожалуйста, — почти шепотом попросил он, останавливаясь в одном шаге от Северуса и глядя в его глаза так неотрывно, будто просто не имел права отвести взгляд, — не думай о том, что будет после. Если я не нужен тебе — скажи, что это так, и я больше не стану ничего писать, говорить и вернусь в школу. Буду заниматься самостоятельно и изредка приходить только для того, чтобы продолжить выполнять наш план. Только скажи мне честно, — как бы он ни старался смотреть серьезно, волнение все-таки проявлялось, хоть и не умаляло решимости, с которой Гарри говорил. — Это иллюзия, — Северус явно попытался его образумить, на что Гарри только засмеялся, — еще месяц, два, может быть, полгода, но все это закончится… — Да хоть один вечер! — выпалил Гарри, не дожидаясь окончания его слов. — Пусть все закончится, пусть ты окажешься прав, но ты не можешь называть это иллюзией. Я нужен тебе или мне уйти? — Это провокация. — Простой вопрос, — улыбнулся он, зная, что решительный блеск в его глазах Северус не мог не увидеть, а отблеск гирлянд должен был придать ему выразительности в полумраке. — Я тебе нужен? Профессор Снейп вглядывался в его лицо довольно долго, не произнося ни единого слова. Гарри казалось, будто он специально проверяет его выдержку, и он точно знал, что стоит ему ляпнуть хоть одно слово — момент будет разрушен, а следующий вряд ли выдастся хоть когда-нибудь, потому что больше Снейп его точно к себе не подпустит. Так что он молчал и ждал, разглядывая его глаза, кажущиеся сейчас почти черными, и не был готов к тому, что его попросят уйти. Слишком отчаянно было задавать вопрос, когда не готов к одному из ответов, но вопрос уже был задан. Снейп так и не ответил ничего. Он долгое время молчал, и угадать, какие именно мысли крутятся в его голове, Гарри просто не мог, как бы ни пытался, так что он бросил эту затею. Но когда в один определенный момент профессор притянул его к себе, чтобы обнять, дышать стало слишком сложно. — Я люблю тебя, — выдохнул Гарри, когда почувствовал, как его волос касаются чужие пальцы, и только сейчас смог обнять его в ответ, утыкаясь носом куда-то в изгиб шеи. Ощущение определенности после долгого ожидания словно сняло с него тяжелый камень, к которому он уже успел привыкнуть, но который не был от этого менее тяжелым. Хотелось сказать миллион разных вещей, но он лишь цеплялся за мантию Северуса, удерживая его так крепко, как это было возможно, и запоминал тонкий аромат смеси трав, который уже был знаком, но еще никогда — в таком контексте. — Трактат — идея Люциуса? — с усмешкой, но и с долей укора спросил Снейп, когда отстранил его от себя, однако не полностью, иначе столкнулся бы с недовольством и отчаянным протестом. — Он сказал, ты оценишь, — улыбнулся Гарри, чьи глаза блестели так, словно он уже был немного пьян, и хитрости взгляду это только добавляло. — Это уникальная вещь. Он существует в единственном экземпляре, как и его вторая часть, и до недавнего времени, насколько мне известно, считался безвозвратно утерянным. — Видимо, нашелся, — Гарри пожал плечами, давая понять, что не будет выдавать никаких секретов этого подарка, но второй вопрос все-таки предотвратить не успел: — Сколько это стоит? — А есть разница? — переспросил он в ответ, но вышло это даже серьезнее, чем изначально задумывалось, поэтому не стал продолжать и без того философский вопрос ненужными рассуждениями о том, почему разницы действительно нет. — Я скажу один раз и больше не стану, — произнес Северус безо всяких переходов, видимо, переняв от него это серьезное настроение, но, несмотря ни на что, Гарри его не отпустил, продолжая обнимать, а затем и вовсе снова бесцеремонно уткнулся в его шею, чтобы прошептать, касаясь губами ткани рубашки: — Говори. — Гарри, — тот попытался его отстранить, но вышло это слабо, так что Снейп просто обнял его сильнее, мягко поглаживая по спине. — Я не могу просчитать ход надвигающейся войны до мельчайших деталей, и риски ее не пережить у тебя есть. Но у меня они значительно выше, ты обязан услышать, что именно я сейчас говорю, — он сделал акцент на этой фразе, и Гарри пробормотал в ответ, что все слышит. Этот разговор был таким… далеким, словно касался чего-то, что просто не могло произойти в этой гостиной. Поэтому Гарри слышал, но не вникал, позволяя себе не думать в объятиях Северуса ни о чем хотя бы в течение всего лишь одного рождественского вечера, на который они оба совершенно точно имели право. — Сейчас мы оба живы, — произнес он полушепотом. — А если не выживем — то и волновать нас это уже не будет. Последовавший за этим глубокий вздох Северуса, вероятнее всего, свидетельствовал о том, что Гарри не понял ровным счётом ничего из того, что он пытался ему объяснить. Да и черт с ним. Впервые за долгое время Гарри ощущал, что между ними полностью исчезли недомолвки, а то, что появилось вместо них, привлекало куда сильнее, чем любые разговоры о будущем. Даже если профессор был полностью прав, и этот вечер был лишь затишьем перед бурей, то провести его в разговорах о том, что надвигающаяся буря все-таки рано или поздно их охватит, было бы непозволительно глупо. Тем более когда альтернативой этому был давно приготовленный ужин, вино, выдержанное в подвалах одного небезызвестного менора в течение пятнадцати лет, и атмосфера волшебства, созданная детскими, но чарующими украшениями.