***
На почтительном расстоянии от ужинающих господ играла на флейте юная девушка, ещё две аккомпанировали ей на каком-то местном струнном инструменте, Марселю неизвестном. В другом углу просторного помещения журчал декоративный фонтан, настенные картины и гравюры были посвящены цветам, морю или дождю, но кое-где попадались и мифические птицы. Интересно, а драконы есть? К прибытию Рокэ могли бы и намалевать! Устроились втроём за одним столом, поскольку Фома никого из подчинённых с собой не взял. Ему можно, он дома. Сидя на коленях с видом на местного владыку, Марсель подумал, что после военных приключений малость отвык от таких вот официальных встреч. Впрочем, судя по тому, что они были не при полном параде и собирались есть, это скорее дружественная встреча. — Мне искренне жаль, что из-за морских баталий и путешествия, хоть и короткого, вы не до конца осведомлены о ситуации в столице, — бархатным голосом говорил Фома. Подающего на стол слугу он отозвал то ли из соображений тайны, то ли для того, чтобы самостоятельно приподнимать крышечки и пододвигать гостям нужные блюдечки. Не отравленные ли? Нет, все знают, что клан Алва так не убить. — Если позволите, прежде чем вы ознакомитесь с письмами, доставленными уже сюда на ваше имя, я расскажу вкратце, что происходило на другом берегу. — Мы будем крайне признательны, — заверил его Рокэ и ухватил палочками аппетитно выглядящий кусочек рыбы с плоской тарелки. Признаться, Марсель положил глаз на эту рыбу секундой ранее, но ему тут же пододвинули вторую. Тоже сказав что-то благодарственное, советник при маршале не удержался и насладился мелькнувшим на лице Фомы чудесным выражением испуга: военная форма, тесная и тугая, скрывала всё и на всех, включая фамильное пузо самого Марселя, но свободные шитые ткани не таковы — стоило Рокэ пошевелить рукой, и чёрный с синей отделкой рукав сместился, обнажив изрисованное старыми шрамами запястье. Обычное дело для военного, однако несведущие собеседники впечатляются всегда! Марсель уже испытал этот эффект на себе и теперь испытывал неоправданную гордость. Ужин был так хорош, что его не испортили даже новости о восстании нескольких префектур. Нестабильность в столице удручала сама по себе, а рис радовал. — В том числе Эпинэ, — договорил фразу Фома, и Марсель едва не выронил палочки: — Прошу прощения, недалеко от… — Ваших родовых владений, советник, но всё в порядке — там никто не пострадал, — закрадывалось впечатление, что Фома что-то скрывает, но явно не насчёт дома. Отец не допустил бы никаких восстаний, особенно столь спонтанных и нелепых, хотя вернувшийся в центр империи мятежник, потерявший господина, это нехорошо. Оставалось надеяться, обойдётся. — Другими словами, вы уверяете, что в столице всё в порядке, несмотря на кончину приближённого императорского советника и отсутствие в городе половины маршалов, — Рокэ приподнял одну бровь, глядя через стол на Фому, и Фома выдержал. Ладно, так и быть, не такая уж и курица… — Понимаю ваше недоверие, но вы сами сможете в этом убедиться, — не сдал позиций хозяин замка. — И, ради всех богов, попробуйте этот суп, он великолепен. На моей кухне сегодня все превзошли себя. — Бесспорно. Ранее вы упоминали письма, прибывшие прежде нас, — вмешался в разговор Марсель. — Я понимаю, что наш маршрут был известен императору, он же его и составлял, но неужто гонцы оседлали ветер? — О да, они очень спешили, — скорость доставки писем Марселя не интересовала, он хотел знать другое и, кажется, попал. — Как-никак, нельзя задерживать свитки с королевской печатью. Все важные письма и распоряжения хранились у меня под замком, я час назад лично передал их вам, маршал. Отвлёкшись на долю секунды на очередное блюдо, Фома опустил глаза, и Марсель постарался незаметно для хозяина поймать взгляд маршала. Рокэ неопределённо пожал плечами, возвращаясь к оправдавшему все ожидания супу. На корабле они предполагали, что личные письма, не помеченные никакими печатями, не дошли до ставки в Фельпе, но вполне могли добраться до Урготеллы, раз шли с опережением. И если они всё-таки здесь, их бессовестно прячет Фома. — И последний гонец не попал в этот ужасный шторм, — напоследок заметил Фома. — Признаться, я всегда терпеть не мог морских путешествий — всё бы хорошо, но условия, качка… Вы, маршал, человек бывалый, не буду оскорблять вас подобным вопросом — но, советник! Раскройте мне тайну, как вы это пережили?! — Прошу вас, не травмируйте его, — боги, только в устах Дракона эта фраза могла прозвучать с такой ненавязчивой насмешкой. — Тем более, у нас тут трапеза… — Благодарю, маршал, — Марсель постарался, чтоб его голос не уступал по степени скрытой иронии: — Как видите, мой господин, в рядах нашего войска заботятся о каждом… Так и пережил. Фома остался доволен, Рокэ одобрительно усмехнулся, хотелось бы знать, кто из них больше оценил неуместное, но ценное верноподданническое обращение. Лебезить перед Фомой не улыбалось, однако иногда вовремя сказанное словечко кардинально меняет атмосферу за столом.***
Сна не было ни в одном глазу — в основном, конечно, из-за непрекращающегося дождя. Он барабанил по крышам, шлёпал по лужам и иными способами бередил душу, а главное — напоминал о доме. Непонятно, почему, но вся эта погода, связанная с ливнями, прохладой и туманом, навевала тоску по родным угодьям. Марсель не то чтобы скучал, однако после канители с письмами и новостями беспокоился. Да что уж там — почти боялся! Восстания, мятежники, возможное возвращение наследника старой династии — этого ещё не хватало. Сам Марсель не чувствовал, что может что-то сделать или исправить, но все, кто действительно мог, далеки от центра империи, как никогда. Марсель старался, как мог: перебирал в памяти всех императоров по порядку, иногда примешивая к списку богов, мысленно изобретал узор для пояса, пересчитывал вышитых на ширме птичек, переставлял маленький переносной очаг — не помогало ничего, и он сдался, с досадой запахнулся, кое-как подвязав одежды ремешком, и высунулся в коридор. Кажется, спящий замок не был против его бодрствования. Нерешительно протоптавшись по крытой галерее с видом на деревянные крыши доброй половины провинции, советник подошёл к маршальским дверям. — Марсель, вы долго будете тут шляться? — поинтересовался Рокэ, раздвигая двери за секунду до того, как он подошёл. — Либо идите спать, либо заходите. — Спасибо, я стеснялся, — сообщил Марсель и вошёл. Судя по всему, он бы Алву не разбудил. На столе были разложены злополучные письма. — Вы стеснялись, а дождь шёл вверх. — Но вы могли спать. — В такую погоду? — маршал недовольно поморщился и кивнул в сторону стола: — Прочтите крайнее, там про восстание. Имеете право убедиться, что ваш почтенный батюшка вора в дом не пустил… Марсель послушно прочёл, держа свечу над бумагой. Отменная каллиграфия, писал один из придворных советников. Вроде бы всё хорошо, но дурного предчувствия на сердце это не отменяло, отнюдь. Слишком странными стали казаться сопровождающие войну события. Так и не придумав приличной темы для разговора, Марсель перечитал письмо дважды, трижды, устал. Нечего сказать — иди вон, но ему внезапно расхотелось оставаться одному. Подняв глаза, он посмотрел на Рокэ. Маршал стоял неподвижно у раздвинутых дверей, выходящих во внутренний двор, и смотрел в сад, впрочем, вряд ли он сейчас видел там цветы. Марсель обратил внимание на зажатый в руке свиток. — Что там у вас? Ещё дурные вести? — Последнее письмо от Дорака. — Мои соболезнования, — пробормотал Марсель, чувствуя себя ещё более лишним, чем раньше, — но вы бы двери закрыли… — Дует? Так бы и сказали, — щёлкнула задвижка, печальный сад скрылся с глаз долой, но не из сердца вон. — Да нет, но вы ж там босиком на холодном… — не став вдаваться в описание холодного пола, советник умолк. Рокэ хоть его не прогонял, но явно не горел желанием поддерживать разговор. Устроившись на коленях перед столом, он что-то выписал из отдельных писем тонкой кистью, не обращая внимания на приютившегося у грелки подчинённого. Сам Марсель распустил волосы сразу после ужина у Фомы — от пучка разболелась голова, Рокэ не счёл нужным, хотя, что более вероятно, убранные волосы не мешали работать с бумагами. Или просто забыл напрочь, на что намекала выбившаяся прядь у виска. — Я, пожалуй, пойду. — Хотите — оставайтесь, только угостить мне вас нечем. Кроме тоскливых писем, — пробормотал Рокэ, не отвлекаясь от бумаг. — Вы ничего не предпримете? — не выдержал Марсель, наплевав на дисциплину. Не впервой, в конце концов. — Что-то странное происходит, и дело отнюдь не в письмах — не только в них… В любом случае, кто-то должен быть при императоре! Как так вышло, что всех выслали прочь? — Как вышло — вопрос хороший, но к делу отношения не имеет, — жёстко ответил Рокэ, переведя на него взгляд, надо сказать, слишком тяжёлый для безобидных ночных посиделок. — Отсюда предпринять нечего, кроме как уйти. Приказ императора недвусмысленно говорит остаться. Вы всерьёз считаете, что я его нарушу без веской причины? — Но… Какие уж тут «но»! Дракон всегда прав. Во всяком случае, когда дело доходит до службы императору. Марсель почувствовал себя круглым дураком, ненужным к тому же. Какой от него вообще прок, если ни в бою пока руку не набил, ни в дипломатии не может слова сказать — всё равно решает Рокэ! Это правильно, он главный, но смысл обзаводиться советником, который ничего тебе не посоветует? Видимо, мотивы маршала взять его с собой тоже были далеки от должностных. В каком-то смысле это хорошо, только жаль несостоявшейся дружбы — никогда ещё она не казалась Марселю такой невозможной.***
Деревянный помост был пуст, не считая декораций: по углам — живые цветы, потому что поддельные цветы в настоящем саду — это кощунство, стена в углублении украшена крупным полотном, натянутым не слишком туго, чтобы слабый ветер имитировал движение. Сия парусящая красота была вышита алыми и золотыми нитями: пламя войны. Подготовленная к выступлению сцена полностью отвечала сюжету легенды. В отличие от Марселя, который не отвечал и не собирался ни за что отвечать, но выбора ему не оставили. — Не беспокойтесь, господин советник, — счёл нужным сообщить слуга, упаковывающий несчастного в перегруженный деталями костюм. — Я уверен, господин маршал скоро придёт, и вам не придётся играть дракона. Действительно, это Дракон играет. На его нервах. Закатив глаза, Марсель промолчал, что стоило немалых усилий в силу природного словесного недержания, и с выражением обречённости на лице повернулся боком. Его драпировали. Опаздывать и уж тем более не приходить на театрализованное представление, когда тебе доверили главную роль на пару со знатной именинницей, было бы верхом неприличия. По этой причине не беспокоился слуга — у кого бы, так сказать, пороху хватило! Ровно по этой же причине беспокоился маршальский советник, поскольку уже примерно представлял, сколько там этого самого… пороху. Марсель попробовал пошевелить рукой и не пошевелил. Даже если Рокэ свалится с небес за минуту до начала спектакля, он не успеет всё это на себя надеть. Елена выбрала легенду о пяти драконах по вполне понятным причинам. Дурочкой наследница Фомы вовсе не была — она смогла прилюдно объяснить своё решение, опираясь не на грозное семейное прозвище клана Алва и присутствие его главы, несомненно, греющее женское сердце. По словам Елены, постановка приурочена к очередной блистательной победе империи, призвана почтить память павших и увековечить славу ныне живущих. Драконы, сказала она, как нельзя лучше олицетворяют неугасимое пламя битвы. Или там было «пламя боя»? Неважно, всё равно горим. В общем, обосновано всё было на высоте, и только присмотревшись к горящим (не хуже вашей битвы) глазам именинницы можно догадаться, что гостящий в Урготелле полководец интересует её не меньше замшелых легенд, а если совсем честно — гораздо больше. И не осудишь ведь! Да и военная тематика напоминала о том, что они сюда не развлекаться приехали. Марсель сильно подозревал, что, если он не сделает чего-нибудь выдающегося, его оставят тут, рядом с четвероюродным дядюшкой, послом на всю эту грешную жизнь. Нет, посол — это хорошо, это почётно. Но хотя бы в Фельпе! Там солнышко светит, там вдовы скорбят… Симпатичные такие знатные вдовы. — В плечах не жмёт, господин советник? — учтиво спросил слуга. — А где у меня плечи? — озадачил его Марсель. — Ах да, под этой огромной безвкусной пластиной… Прошу прощения, не хочу оскорбить вашего мастера, но я на это не подписывался, и я буду ворчать! — Как пожелаете, господин советник. — Если я пожелаю, чтобы мой маршал немедленно вернулся и снял с меня этот саван?.. — Вот уж чего не могу обещать, господин советник. — Какая досада… Почему драконы? Вот почему? Собаки, между прочим, тоже прелестные создания. По большей части. Марсель припомнил услышанную в детстве легенду о каком-то небесном псе, или вроде того, который слопал солнце и оставил человечество в очаровательной полутьме. Из-за того, что солнце являлось символом империи и всячески прославлялось при императорском дворе, легенду не очень любили. Но почему? Собачка просто хотела кушать! Марсель всей душой был на стороне этого пса, жаль только, что ему не дадут сыграть именно это. Он бы сейчас с превеликим удовольствием кого-нибудь съел. Да и вряд ли пёсий наряд был бы таким жутким. Марсель посмотрел на своё отражение и ужаснулся в очередной раз. Тяжёлые и жаркие чёрные одежды уходили не просто в пол — по длине казалось, что они вот-вот провалятся под землю. В основном такой эффект создавала накидка, без неё было б не так страшно. Пояс, расшитый языками синего пламени, был каким-то непостижимым способом закреплён так, что поддерживал наплечные пластины — рискнув пошевелить руками, Марсель нащупал потайные ремешки и немного успокоился. Лучше знать, как срывать с себя напяленное безобразие, чем носить его в полном неведении. Рукава — длиннее нормы, но в них по сюжету прятался веер. Оставалась только маска, она же шлем, венец и драконья рожа в одном флаконе. В последний раз вздохнув, Марсель позволил застегнуть на себе этот кошмар и посмотрелся в зеркало. — Сзади, — шепнул слуга и подтащил второе зеркало. Силы небесные! Спина оказалась украшена шипами — то-то всё тело ломит, словно после первого дня в бою! — А если я захочу присесть? Или мне уже не светит присесть? Молодой человек? — Марсель повертел головой и через прорези для глаз никого не увидел. Кошмар. Кошмарней некуда, значит, пора свыкаться. Убедившись, что никто из собратьев по несчастью, исполняющих роли других четырёх драконов, за ширму не сунулся, он принялся расхаживать перед зеркалами, проверяя, какие действия может выполнять, а какие — нет. Удавалось шагать и вертеть головой, но не более того. А как он на колени-то опустится?! А как танцевать с Войной? Ох, чует сердце, маска не помешает Елене распознать подделку. Легенду Марсель знал хорошо, уж сказать пару слов по тексту он сможет, как и помахать веером перед лицами публики. А сесть… Рокэ заявился аккурат в тот момент, когда он грациозно переваливался с ноги на ногу перед зеркалом, проверяя, не отвалятся ли декоративные шипы. — Вы вынуждаете меня нарушать субординацию, — сказал Марсель, не без труда оборачиваясь через плечо. Голос из-под маски звучал глухо и неестественно грозно. — Устав предполагает, что я не вправе отчитывать вас за опоздание и за это… вот это вот… — Учитывая ваше положение, я вас прощаю, — охотно ответил маршал, рассматривая костюм сверху донизу с выражением вежливого недоумения на лице. — Я, конечно, предполагал, что здешние традиции несколько отличаются от наших… — Где вас носило? — не выдержал Марсель, сцарапывая с себя страшную маску. Похоже, без неё он выглядел более нелепо, потому что возвернувшийся исполнитель главной роли посмотрел на него ещё раз и расхохотался. — Извольте объясниться! — Прошу прощения, у вас такое горе, — Рокэ отобрал маску и бережно повесил её на какой-то крючок. Нет, конечно, всегда приятно, когда человек в хорошем расположении духа, но легко быть в таком расположении, когда ты в мундире без шипов. — Времени мало, снимайте всё это великолепие… — Да меня больше часа драпировали! Нужно позвать слугу… — Не надо никого звать. И да, не бойтесь повредить шипы, они мне не пригодятся. — Вообще-то, у нас в театрах так же одеваются, — припомнил Марсель, вытаскивая себя из правого рукава. — Но их не заставляют много танцевать! И носить шипы. Кстати, вы не ответили, где были. — Добывал необходимый реквизит. Этот веер меня не устраивает, — сбросив верхнюю одежду, маршал отцепил ножны, но, вместо того чтоб оставить их на столике, вытащил короткий клинок. — Поторопитесь, Марсель. — Меня зарежете или Фому? — буркнула жертва костюма. — Можете начинать… Этот рукав… Рокэ, я застрял. — Да вы издеваетесь, — взяв нож в зубы, он резким движением потянул за наплечный ремешок, и Марсель ощутил, как с него рухнуло буквально всё, за исключением длинной нательной рубахи и, соответственно, чувства собственного достоинства. Впрочем, половину расписных занавесок Рокэ даже трогать не стал. Первый маршал империи боевым кинжалом срезал декоративные шипы с расстеленной на полу тряпки и что-то напевал себе под нос, а Марсель искал приличествующие его должности и клану выражения и не находил. — Так же нельзя! — Теперь можно. — А наплечник этот… несимпатичный? — Я это в жизни не надену, — категорично отказался маршал. — Действительно, ни наплечника, ни шипов… — Без слуг они действительно обошлись — Рокэ оделся очень быстро, потому что большую часть шитых тканей просто оставил на полу. — …вы так не пойдёте же? — Именно так я и пойду, — Дракон в костюме дракона кинул взгляд в зеркало и, вероятно, остался доволен. Ещё бы — сплошь чёрный костюм с шитым поясом напоминал его обычные одежды, только длиннее и вычурнее. Судя по натянутой ткани левого рукава, веер уже на месте. Украшения в лице странной плечной пластины и нагрудных висюлек, призванные блестеть на сцене, исчезли напрочь, а накидка без шипов выглядела даже хорошо. Как наброшенный по случаю дождя плащ, а не извращённая фантазия придворного портного. — Вы уже надевали маску, через неё хорошо видно? — Отвратительно. Не дальше собственного носа, — не преувеличил Марсель. — Слышите? Уже пробило… — Ещё пробьёт, — рассеянно заметил Рокэ, завязывая тонкие ремешки под подбородком. Маска крепилась ещё и сзади, Марсель не стал дожидаться особого разрешения и помог закрепить её на затылке. — Благодарю вас. Кстати, когда присоединитесь к зрителям, проследите за тем, чтобы ваш почтенный дядюшка оказался как можно дальше от Фомы. — Это ещё почему? — полюбопытствовал Марсель, воспрянув духом оттого, что костюмированная эпопея для него уже закончена. Рокэ не ответил и присоединился к цепочке других «драконов», поднимавшихся на сцену. Последним, так что отсутствия шипов никто пока не заметил… может, и не заметят вообще — зачем тогда эти шипы? Перед тем как спешно переодеться и покинуть закулисье, Марсель заметил закрытый веер, одиноко возлежавший на сложенном маршальском мундире.***
Представление устроили на открытой сцене в саду. На небе сгущались тучи, но, если верить местным, всё успеется до дождя. Казалось, каждый цветок замер в трепете и ожидании, а растения шевелились на ветру совсем беззвучно — или, что вероятнее, все звуки извне заглушил боевой ритм ударных. После каждого грозного удара в гонг делалась небольшая пауза, чтобы звук ухнул внутрь, заставив сердце подпрыгнуть и сжаться. Дядюшка перевыполнил план и подпрыгнул весь, правда, сделал вид, что этого не было. Зачем надо было его пересаживать? Шантэри такой шум поднял, теперь до конца визита придётся терпеть укоризненные взгляды. Если Рокэ таким образом проявлял беспокойство о репутации имперского посла, чтобы тот не прыгал под боком у местного владыки, тогда пожалуйста. Вот Луиджи с Герардом, которых тоже пригласили, даже ухом не повели — военные, что с них взять… Удары становились чётче, резче и быстрее, пока не слились в единый нескончаемый гул. В подполье сцены располагались пустые кувшины для усиления звука, чтобы зритель не упускал ни малейшего шороха. Внимание к деталям умиляло, но Марсель сосредоточился на том, чтобы не оглохнуть. Ему удалось — в настоящем бою палили и того громче, но пожилого родича и вправду жаль. Однако долго волноваться не пришлось, бить в гонг перестали так же резко, как начали: вступили флейты, в дальнем углу сцены струны издали первый стон. — Давным-давно, когда солнце только взошло над землёй, земля возвысилась над водами, а воды впервые лизнули ступни земли и отразили солнце, из первозданного хаоса появились драконы, — нараспев зачитывал рассказчик. Сделав шаг в сторону, он позволил зрителям полюбоваться на пятерых драконов — все на коленях, слегка склонив головы в масках. Марсель оказался прав — шипов отсюда не видать. — Не стремились они дать людям света и тепла, так как слишком жалки и малы для них люди, но стремились доказать друг другу, кто сильнее. Первым бросился в бой Красный Дракон — огненный дракон, праотец пламени, родитель молний. Он сжёг землю, и высохла земля. Актёр в алом поднялся настолько легко, насколько позволял костюмчик, подошёл к краю сцены и под возобновившуюся пальбу ударных изобразил несколько боевых стоек, завертелся в недолгом головокружительном вихре — полы одежд напоминали языки пламени, расшитый под пожар пояс — очаг, из которого это пламя рождалось. Под протяжный плач флейты Красный Дракон взмахнул рукой и схватил пальцами веер, выскользнувший из рукава. — Пламя небесное предвещает победу, — произнёс глухой голос из-под маски. После легендарной фразы в гонг ударили один раз, актёр ослабил ремешки, поднял маску на лоб и поклонился с края сцены. — Развязалась между драконами вражда, — продолжил мелодично зачитывать рассказчик. — Утешить сухую землю вызвался Лиловый Дракон. Не было в его драконьем сердце сострадания, но понимал он, что в его помощи нуждается земля. Восстал из глубин дракон сумеречной волны, сын вод, правнук дождей, и погасло пламя. Надо признать, актёр в лиловом двигался получше своего предшественника. Возможно, ему выдалась возможность порепетировать подольше. Замерев на краю перед зрителями, он достал веер аналогичным жестом. Марсель с трудом удержался от неуместного фырканья в кулак: он бы и сам воспротивился, если б ему досталось повторять одно и то же последним в строю, чего удивляться, что Рокэ демонстративно бросил веер. — Веди себя прилично, — прошипел дядя. Проклятье! Он всё-таки хихикнул вслух. — Я приличный. Из-за вас я прослушал, что сказал Лиловый Дракон… Наверное, что-то про великое море, которое оберегает всё живое от иссушающего пламени. Как-то так он в детстве читал. Стараясь впредь следить за выражением лица, Марсель постарался принять самую постную мину и уставился на сцену. — …по затопленной земле, и возненавидел Лилового Дракона Серый Дракон — создатель камня, творец скал. Спустился он со своих далёких гор и взрастил новую почву, и ушло вниз обиженное море, вынужденное целовать ступни земли. — Отныне тверда и незыблема будет эта почва, — донеслось из-под маски. Марсель пришёл к выводу, что мастер, колдовавший над костюмами, был не в духе, когда дошёл до этой роли. Или ему просто не нравился унылый серый цвет. Повторился ритуал с веером и поднятой маской, актёр отошёл в тень. Оставался Синий Дракон, повелитель ночи, луны, ветров и чего-то там ещё — какие у него отношения с остальными, Марсель забыл, но в памяти всплыло, что ветер заново раздул пламя, и война возобновилась. Можно было и послушать, но он заметил, как на помост поднимается хрупкая фигурка, чью накидку вынуждены придерживать аж две служанки. Вот и именинница! — …ведь никому из моих собратьев не суждено лететь против ветра, — договорил Синий Дракон, поклонился и сделал шаг в сторону. Начиналась самая красивая часть представления: четыре дракона изображали свою вражду, медленно кружа по сцене в чётком порядке, с каждым ударом гонга первый в ряду должен был «наносить удар» последнему, и так по цепочке. Стоило признать, что искусные одежды делали это бессмысленное само по себе действо красочным и завораживающим, не говоря уж о музыкальном сопровождении. Но шипы! Шипы явно были лишними. — Началась Война, — после этого рассказчик поклонился, поклонились и четыре дракона. На миг, когда они все склонили головы, свет упал на пятую маску. Если бы Марсель не знал, что маршал может ждать и дольше, посочувствовал бы — сидеть в глубине сцены с видом на это буйство красок… Войну играла Елена, и вот уж у кого не возникало проблем ни с шипами, ни с веерами — наследницу избавили от этого сомнительного великолепия, не было на ней и маски. Выбеленное личико с ярко подведёнными глазами и сложная причёска, шпильки в которой напоминали лезвия мечей — чем не прелесть! Драконы расступились, пуская в мир Войну, которую они разожгли и никак не могли погасить. Короткий танец под флейтовый плач заключался в основном в лёгких движениях руками и поворотах головы, но под конец он стал более экспрессивным — аллегория человеческого отчаяния. Елена застыла в центре сцены, на коленях, вскинув голову к небесам. Хоть бы не было дождя! — Когда драконы поняли, что натворили, было слишком поздно, — заунывно вещал рассказчик. Флейты так убедительно изображали человеческий плач, что казалось, будто за сценой сидят и рыдают шестнадцать специально обученных девиц. Марсель знал, что их там нет, и не купился, а старый четвероюродный прохиндей уже шмыгнул носом. Дважды. — Война не прекращалась. Однажды ступив в мир живых, Война всегда незримо будет с нами, ведь не только обнажённые клинки да звуки пальбы её сопровождают. Покуда людей занимала их ожесточённая вражда, драконы впервые за много лет пришли к соглашению. Они собрались на вершине Великой горы и решили: должно выбрать кого-то одного, чтобы он сдерживал силы хаоса, сдерживал Войну. Всё оказалось сложнее… По очереди драконы подходили к Войне, изображая в танце свои достоинства, пытаясь доказать, почему править должны именно они. Ни один не подходил на эту скромную роль — Красный Дракон был слишком вспыльчив и не очень-то хотел прекращения войн, Лиловый не внушал доверия — кто знает, что там у него на уме, сидит вечно в своих глубинах и строит какие-то коварные драконьи планы. Синий с Серым вообще чуть не передрались, доказывая, что лучше — крепкая земля под ногами или вездесущий порывистый ветер. Война отвергала одного за другим, и Марселю показалось, что это выглядит точь-в-точь как выбор жениха. Проклятье! Надо было записаться в актёры бродячего театра и напялить шипы! — Не прекращалась Война: люди убивали друг друга, ослеплённые яростью, драконы лишь подливали масла в огонь, ведь некому было собрать их снова вместе, под одним щитом, под одним крылом. Слишком различны стихии, — у рассказчика садился голос, но он ловко переключился на другую интонацию, и пробивающаяся хрипотца только приукрасила историю. — Тогда из пепла войны, из жерла вулкана, из мирового хаоса восстал Чёрный Дракон. Ну наконец-то, а то и спятить можно! Никогда в жизни Марсель так не скучал по своему начальству. Может, потому что танец Елены давно закончился, а шипастые придворные Фомы его не интересовали совершенно. Судя по всеобщему оживлению, не только его… — Не было Чёрного Дракона, и в то же время был он, — нагнетал рассказчик. Драконы разошлись по краям сцены и бухнулись на колени, пропуская вперёд чёрную фигуру в маске. — Существа, ему подобные, не рождаются и не умирают — они есть тогда, когда они нужны. Ссоры и разногласия людские, вражда драконья, неутомимость Войны — вот что пробудило брата смерти, воина жизни, символ правосудия. Склонились пред ним драконы, но не Война. Короткий, но впечатляющий парный танец целиком приковал к себе внимание заворожённой публики. Он символизировал противостояние двух легендарных существ — непримиримой Войны, которая всегда была и всегда будет, и Чёрного Дракона, не останавливающего, но контролирующего её, не способного уничтожить полностью, но всегда держащего в узде непрерывный хаос людского мира. Придворные в столице умели выбирать прозвища: уже много поколений клан Алва верно служит императору и оправдывает свой грозный позывной. Завершался танец резким вскриком флейты, недолгой паузой и возобновлением монотонных ударов в гонг. Двое стояли друг напротив друга, после чего сделали шаг назад и поклонились. — Непримиримая Война подчинилась Чёрному Дракону, владыке жизни, — объявил рассказчик. — Чёрный Дракон подчинился непримиримой Войне, владычице смерти. — Мне подвластны стихии и власть предержащие, — голос Рокэ из-под маски почему-то вызывал мурашки на коже. Впрочем, он мог и без маски. Елена в облике Войны стояла напротив и внимала, и Марсель был готов поклясться, что только ответственность и наличие роли позволяли ей не сильно трепетать. — Но я также им подвластен. Мне подчиняются людские жизни, и им же подчиняюсь я. Отныне и вовек я лучший друг тебе, Война, а ты мой злейший враг, — вопреки сценарию, он сделал шаг вперёд, коснулся ладонью лица Елены, будто собираясь поправить заколку в волосах. Если бы постановка древней легенды допускала нечто настолько развратное, как невинный поцелуй, вот была бы сцена! Марсель не успел пожалеть о благонравии наследницы Фомы, когда та подхватила нарушение сценария и подалась вперёд, чтобы приподнять маску. Все затаили дыхание, дядюшка, надо полагать, с возмущением; только музыканты продолжали делать своё дело, не видя, что происходит на сцене. Рокэ и Елена посмотрели друг на друга, и одному солнцу известно, как они договорились, если в зале слышен каждый звук. В следующий миг маршал крутанулся влево, приобняв очаровательную Войну, положенным жестом вскинул руку — и в толпу зрителей уставилось дуло пистолета. Что ж… Было наивно полагать, что он действительно держал в рукаве декоративный веер. — С тех самых пор и по наши дни пятеро драконов служат Войне, а Война служит им, — Рокэ говорил очень тихо, на его стороне были не только традиционные усилители звука, но и погрузившиеся в ошеломлённое молчание зрители — кто не дрожал, тот вообще не мог пошевелиться. Дуло смотрело на Фому. — Пусть эта Война будет справедливой… а солнце освещает путь нашего императора. Грохот выстрела был сродни удару в гонг, только от музыки ещё никто не умирал. В лёгком дыму всколыхнулась и тут же улеглась паника — никто не пострадал. Пуля просвистела мимо уха владыки Урготеллы, и кратковременная потеря слуха была его единственной проблемой — не считая разве что полученного культурного шока. — Так гласит легенда о пяти драконах, — сдавленным голосом завершил рассказчик, и актёры, как ни в чём не бывало, вышли на поклон. Аплодисментов не было — сад погрузился в абсолютную тишину. Марсель выдохнул и посмотрел на дядюшку: Шантэри глядел на сцену с убийственным сочетанием недовольства и восторга во взгляде. Впрочем, недоумение, которое выражали физиономии всех остальных, советник разделял больше. Что бы Рокэ ни имел в виду, он убедительнейшим образом донёс это до Фомы, не изменив ни единого слова в легенде! Разве что реквизит… Присоединившись к восторженному настроению пожилого родича, Марсель уставился на виновника торжества. Рокэ стоял на краю сцены и слегка улыбался, не особенно всматриваясь в ошарашенные лица, вместо этого он запрокинул голову к небесам. Начался дождь.***
— Я ничего не понял, — озвучил всеобщую скорбь Луиджи. Кончилось вечернее празднество, посвящённое Елене, и командование союзнической армии отпустили обратно в гостевое крыло замка. Союзническая армия планировала пить. — Точнее, всё кристально ясно, но я вас всё равно не понимаю! — А что изменилось-то? — осведомился Рокэ, разливая по чаркам рисовое вино. Столик был накрыт на четверых, вряд ли мог заявиться дядюшка. — Господа, Луиджи не понимает, помогите ему. С радостью выслушаю ваши версии. — Ну не могли ж вы промахнуться, маршал, — буркнул Луиджи, ослабляя пояс и с хмурым лицом опускаясь на пол. — Убивать так убивать… — Не мог. Дальше? — Вы промахнулись специально? — робко предположил Герард, с опаской косясь на налитое вино. Младший офицер пьянел быстро и не очень-то хотел делать это при начальстве. — Уже лучше, но всё равно не то. Марсель, не подведите меня. — Вы вообще не промахнулись, — заявил Марсель, чувствуя себя лучше всех. Во-первых, он был прав, во-вторых, на него одобрительно посмотрели. — Пока все прыгали вокруг малость оглушённого Фомы, я пошёл смотреть, куда угодила пуля… Этот портрет Фомы, что пялится во внутренний двор… — Метафорическая угроза! — догадался Луиджи. — Вместо того, чтобы выстрелить в настоящую голову, выстрелить в нарисованную. — А ты не посмотрел, — возмутился Марсель, плюхнувшись на колени рядом. — Не в голову, Луиджи. В свитки! На этом самом портрете, слава богам, что его не перевесили, Фома держит какие-то свитки… — И не какие-то свитки, а письма от своих торговых союзников, — закончил Рокэ. — Предлагаю выпить за проницательность моего советника. — Думаете, письма у него? — Луиджи честно пил, но был сосредоточен на деле. Напрямую его это не касалось, но фельпский морской офицер стал им не только хорошим союзником, но и верным другом. — Впрочем, где же ещё… Это ультиматум, при котором никто не пострадал. Что будет, если Фома не вернёт письма? — Вернёт, — пожал плечами маршал. — Он же не дурак. К сожалению… — Я, конечно, польщён, но мы пьём не за то, — вино ли ему в голову ударило или головокружительные повороты — точно Марсель сказать не мог. — Рокэ, я понял, почему вы велели отсадить дядюшку, почему вы осматривали замок и стреляли именно туда, почему обнимались с Еленой — я видел, вы закрыли ей уши, это при выстреле не помешает… Даже про маску понял — она решила, что вы собираетесь её поцеловать, и подняла раньше времени, не с драконьей же рожей, прошу прощения, миловаться… — Марсель, ты мог просто предложить ответный тост за маршала, — закатил глаза Луиджи, перехватывая инициативу разливать алкоголь. — Ваше здоровье… — Спасибо, но вы не дослушали, а мне интересно, — поставив на край стола стремительно пустеющую чарку, Рокэ испытующе посмотрел на советника. — В таком случае, вы чего-то не поняли? — Шипы! — выпалил Марсель. — Какого… не при офицере Арамона будет сказано… на кой мы срезали шипы?! Их даже видно не было! — Смещение центра тяжести? — предположил, зардевшись, офицер Арамона. — Символ. Какой-нибудь символ неподчинения, который я и трезвым не пойму, — мотнул головой Луиджи. — Имперская армия в надёжных руках, — заметил Рокэ, кажется, он был доволен, как огненный дракон в жерле вулкана. — Варианты — один другого краше… Господа, запомните — особенно ты, Герард: несмотря на то, что жизнь — сложная штука, некоторые вещи в ней до смешного просты. Можно до бесконечности искать двойное дно и скрытый смысл, а в итоге оказаться у разбитого корабля и считать пустые раковины… Неужели вы всерьёз подумали, что я появлюсь на людях в этом, прошу прощения, костюме? Он такой страшный.***
Герарда отпустили, точнее — выгнали, после двух чарок. Убедившись, что чадо добралось до своих покоев и сделало это успешно, Марсель ещё немного побродил по крытой галерее — надеялся перехватить дядюшку и задать пару вопросов, но не встретил никого. Немного проветрился, правда, зря — Рокэ и Луиджи всерьёз вознамерились прикончить винные запасы, пока он там шлялся. Пришлось нагонять — а куда деваться? — И вовсе не так всё было, — упрямо вещал Луиджи. В последний раз он так напивался, когда они отмечали победу в Фельпе, только выглядел более пришибленным: при атаке на мирную приморскую деревеньку погибла его возлюбленная. — Сначала вы это сказали, а потом я предложил… — Луиджи, предлагайте хоть само солнце — я не могу взять вас на службу, пока вы служите своему господину, — судя по нечеловеческому терпению, с которым Рокэ повторял очевидное, он выпил ещё больше. — Если вы очень хотите ко мне, придётся поднять восстание… — А попроще нельзя? — вклинился в разговор Марсель, недовольный своей трезвостью. — Луиджи обязательно становиться беглецом, чтобы перебраться к нам? — Смысл? Ни один столичный гарнизон не граничит с морем. Лучше быть союзником на своём месте, чем верноподданным и лишним. — Ну хочется ему. — Мало ли, что ему хочется, — возразил Рокэ. — Мне тоже много чего хочется, и что теперь? — Вы можете делать, что хотите, — подал голос Луиджи. Он перебрался к выходящим во внутренний двор дверцам и сидел, прислонившись к ним боком и мечтательно глядя в вечернюю мглу. — Это прекрасно. Выше только император… Захотите — ещё в какого-нибудь Фому выстрелите… и ведь полномочия позволяют… Вы действовали на благо своего сюзерена. А так можно! Вам всё можно. — Какой интересный взгляд на мир, — сухо заметил маршал. Марселю показалась знакомой эта интонация, и он приготовился слушать — за одной этой фразой как будто крылся ещё десяток несказанных. Не удовлетворив его потаённых желаний, Рокэ потянулся за шкатулкой, небрежно лежащей на краю стола. А в шкатулке лежала флейта. Честно говоря, Марсель и не рассчитывал это услышать во время военной кампании — но они и пить не собирались, если б не праздник и что-то ещё, теперь не дающее ему покоя. Недосказанность сродни мелкому дождю: вроде моросит, а ливнем не назвать. И с чего это он о дожде подумал? Ах да, мелодия… Кажется, Рокэ играл её раньше, на каком-то приёме… Если бы Марселя спросили, он бы предпочёл что-нибудь повеселее, но не ему решать. Музыка сама по себе не была грустной: она звучала быстро и мелодично, как журчащий ручей, а послевкусие оставляла, как после недельного проливного дождя. Мелодия не казалась плачущей, как та, какую играли сегодня в театре. Это от неё щипало глаза. — Что это? — хрипло спросил Луиджи, не оборачиваясь. — «Плач дождя в бамбуковой роще». В моей родной провинции этой мелодией оплакивают павших воинов, — отложив флейту, маршал прошёл вокруг стола, подливая ещё вина. Им — не себе. — Если правильно сыграть, она оставляет два противоположных впечатления: радость от законченного боя и печаль от предвкушения грядущего. — Я думал, вы там любите воевать. — Воевать — да, но умирать не любим. Никто не любит… — Я, конечно, не музыкант, — услышал свой голос Марсель, — но вы сыграли правильно. — Спасибо, — Рокэ взглянул на него как-то странно, страннее обычного, пододвинул чарку. Что ж, если ему нравится спаивать подчинённых — пусть спаивает! Благодарно кивнув, Марсель выпил ещё вина, горячей волной разлившегося по телу, бессознательно провёл ладонью по щеке. Проклятая флейта! Он и не заметил, что плачет.***
…обстоятельства призывают меня туда, куда призывают. Я отправляюсь один, так как всё решают скорость и неожиданность. Вы, без сомнения, будете удивлены моим исчезновением, но я делаю то, что мне представляется необходимым. Если появится другой выход, я им воспользуюсь, но пока я его не вижу. Завтра или в крайнем случае послезавтра вы получите известия, которые вас неприятно поразят. Сохраняйте спокойствие и ждите: как вам хорошо известно, всё, что делается под этим солнцем, происходит по милости богов и по воле богоданного императора. Ни в коем случае не покидайте пределов провинции — с врагами династии крайне тяжело договориться, с первозданным хаосом договориться невозможно. Господин посол, это письмо в единственном экземпляре будет передано вам. Вы можете зачесть его моим приближённым офицерам, включая вашего племянника, если сочтёте, что они среагируют достойно и не навредят империи. Ради безопасности всех, кого вы любите, проследите за тем, чтобы каждый оставался на своём месте. Армии следует оставаться с теми, с кем она закрепила союз, даже если полководец по тем или иным причинам покинул её. Пусть солнце освещает путь нашего императора.Рокэ Алва, первый маршал империи под солнцем. Утро 14 дня месяца Нефрита 399 года круга Серого Дракона.