Неизмеримая вечность

      Сиэль не любит и не умеет привыкать к новому. От Парижа несёт помоями побольше, чем от Лондона. В Италии слишком жарко, а кожа обгорает настолько быстро, что Себастьян не успевает её обрабатывать. В Испании глупые люди, лезущие знакомиться. В Германии много пьют и предлагают даже тем, кому не стоит предлагать. В России холодно так, что даже шубы бессильны. В Китае витает запах опия, который и через век не выветрится. — Вам сложно угодить, господин.       И опять эта улыбка, не настоящая от одного кончика губ до другого. Себастьян всё также рядом. К нему привыкать не надо.       Один дом сменяет другой, и всё так будто бы просто. Деньги — не проблема, они — решение. Купить один паспорт, второй, третий. И вот Сиэль уже совсем не Сиэль, а какой-нибудь Алоис. Благо, что не Транси. Похоже, у Себастьяна чувство юмора настолько же чёрное, как его фрак. Себастьяну не нужны имена, потому что кто будет запоминать дворецкого, когда рядом господин? Он навечно сплетается с этим набором бесполезных букв.       Время бежит, ускоряясь с каждый годом. Сначала десяток, потом два. Всё так осточертело, что даже смотреть не хочется, а впереди вечность. И Себастьян со своей не-улыбкой. — Сколько тебе лет? — Очень много, господин. Перестал считать на второй сотне.       Сиэль, который уже не Сиэль давно, вздрагивает как-то непроизвольно. Он не боится, потому что только дурак будет бояться вечности. Сиэль никогда дураком не был, но проблема в том, что он — уже не он, не тот человек, что жил когда-то в Лондоне и грезил о мести. Наследник рода Фантомхайв умер двадцать шестого августа 1889 года. — Как давно перестал считать ты, Себастьян? — Очень давно. Что будете к чаю?       Сторожевой пёс королевы сбежал, сломав железную цепь. Сторожевой пёс умер. Остался лишь демон наедине с демоном. Один проклятье потерял, а другой приобрёл. Не ясно, кому повезло больше.       Всё так неправильно и не так, как надо, что забываешь, как быть должно. Бывший граф повторяет своё бывшее имя и силится не забыть, не отпустить. «Воспоминания ничего не значат». Ложь. За ложь надо платить. — Ты меня ненавидишь? Отвечай честно. — Нет, господин. Вам пора спать. — Ты лжёшь. — Я никогда вам не лгу.       Это правда. Милосердный демон. Честный демон. Смирившийся демон. Разве? — Когда я начну испытывать голод? — Через пару лет. — Это мучительно? — Не представляете, до какой степени, господин. — Представляю.       Себастьян улыбается, прикрывает глаза. Он ненавидит до такой степени, что ненависть истощается, превращаясь в отчуждение. Можно собой гордиться: победил демона, который старше на несколько сотен лет. Сиэль этого сладостного чувства не испытывает. Сверкает красными глазами почаще и похлеще своего старшего собрата и шлёт букет на свадьбу Элизабет. И ждёт. Теперь вся его жизнь — ожидание. Бессмысленное. — Господин, вы сегодня слишком задумчивый. — А ты первый заводишь разговор.       И молчание. Вязким дёгтем. Обжигающим железом. Себастьян — это вечность. Себастьян — его, Сиэля, собственное клеймо, а Сиэль, в свою очередь, — Себастьяна. Хорошенький расклад. Шах, но не мат. Конь защищает короля, пока кто-то из них не умрёт. Король бессмертен. Конь бессмертен. Мат коню. Победа королю.       Опять бесконечный калейдоскоп приевшихся пейзажей. Уже всё видано, уже всё слышано. — Себастьян, как ты столько выдержал? — Господин, вы меня удивляете. Мне наскучило только через два века. — Тогда же ты прекратил считать. — Верно.       По кругу. В бесконечность. В вечность. Гостиницы, дома, маски одна за другой разбиваются о холодный каменный пол модных и богатых гостиных. Как скучно. Как приелось. Как бессмысленно. Как прекрасно. — Ты бы убил меня, если бы мог? — Без единого сомнения, господин.       Честно. Сиэль улыбается. Теперь можно. Старый Сиэль не улыбался, но он — уже даже не Сиэль, поэтому смешок звучит сдавленно, неумело. Никогда не умел красиво смеяться. Есть много времени, чтобы научиться, а под боком — хороший учитель. — Себастьянчик? — Грелль выглядит до неприличия удивлённым, хотя в нём всё такое, неприличное. — А я гадал, куда делась душа Сиэля. — Жнецу не положено гадать, — холодным лезвием. Не-Сиэль говорит точно так же, как и Сиэль. — Стоп-стоп-стоп, — тараторит Грелль. — Не хотите ли вы мне сказать, что Сиэль теперь тоже? — Не хотим. Себастьян, уходим. — Мамочки, — тянет Грэлль и долго смотрит вслед. — Очень зря, мальчик. И Себастьянчик всё равно получше будет.       Лучше. Намного. Один демон другого краше. «Мальчик». Уже не подходит. Грелль остаётся позади, не пытаясь искать встречи. Умно с его стороны, что слишком неожиданно. — Мы едем в Лондон. — Как скажете, господин.       Легко было всё бросать. Сложно возвращаться. Демоны не должны ничего чувствовать. Демоны не должны иметь привязанностей. Не-Сиэль рушит всё это и рвётся туда, где когда-то обитал Сиэль.       Особняк стоит. Не сгорел. Выжил. В пример своему хозяину. Бывшему. Деревья в саду повяли. Некрасиво. Краска на фасаде стёрлась местами. Ужасно. Мебель разворовали. Ожидаемо. — Я тоже теперь такой, Себастьян?       Брошенный. Одинокий. Разваливающийся. Будто когда-то было иначе. Не-Сиэль ждёт положительного ответа. — Нет, господин. Вы всё тот же.       Себастьян не врёт. Не-Сиэль думает дать шанс Сиэлю. На небе ни тучки. Себастьян улыбается. Впереди — вечность.