***
В один прекрасный день Лукаш понял, что залипает на друга не от усталости. Уже родное лицо вдруг стало симпатично по-другому, вызывая не расслабленность, а волнение и сладкую боль где-то внутри — Лукаш понял, что это конец. Он влюбился в лучшего друга.***
Именно в это время пропал Миклуха. Шаткое равновесие, установившееся после гибели Чехова и огромных потерь во время завоевания Армейских Складов, начало сходить на нет, когда всё смешалось: целая группировка осталась без лидера, бойцы паниковали, Долг наступал, непрекращающиеся атаки озверевших Монолитовцев с барьера, мутанты, военные, стремящиеся отвоевать Склады обратно, Наёмники, с чего-то решившие, что Склады - хорошая территория для их базы... Было слишком страшно, быстро и грязно. События сменяли друг друга с невероятной скоростью и контрастом, а между тем нужно было выбрать командира - надежда о возвращении Миклухи угасла. Со всем этим Лукаш забыл о своих чувствах - не до них было, но Макс напомнил о себе, когда предложил кандитатуру Лукаша на место лидера. С каждым днём чувства мужчины крепли, и параллельно росло количество проблем, назревала война группировок. Долг, Учёные, Бандиты, Монолит и Наёмники - врагов было слишком много для, в буквальном смысле, обезглавленной группировки, по уровню дисциплины, кажется, отстающей от ключевого соперника - Долга - на несколько ощутимых шагов... Именно тогда, в одну из особо тяжёлых ночей для Лукаша, когда выкосили сильный отряд штурмовиков, а Монолит, Долг и Синдикат зажали Свободу с трёх сторон, он был на грани, и лезвие блестело слишком ярко. Макс в ужасе прижимал к себе парня и шептал что-то успокаивающее. Он вцепился в друга, ведь было по-настоящему страшно: вчерашний рядовой солдат в один день стал лидером, которому ничего не объясняли — некому было учить его, не помогали, а просто спихнули все проблемы, и Макс понимал, что он — главная этому причина: предложение поставить Лукаша на место начальника было его. — Макс, — Лукаша не просто уважали — его боялись: собранность и непривычная серьёзность делали своё дело, особенно, в отношении новичков, но увидь в таком состоянии лидера кто-то кроме его зама и не знай свободовца пол Зоны в лицо — запросто спутали бы с обычным нервным неуспевшим обрасти циничной расчётливостью салагой, — не бросай меня. И Макс не бросил.***
Лукаш почувствовал, как картина перед глазами начинает плыть. Проморгавшись, он настрочил сообщение медику, едва не выронив КПК раза два, но, чёрт возьми, Макса всегда с ума сводил этот сосредоточенный взгляд — звание лидера преобретало другую окраску, должную, а сам мужчина становился похожим на хищника, расчитывающего время выжидания, чтобы резко выскочить на ошарашенную жертву, валя её и перегрызая глотку в один бросок. — Не реви, я ещё не умер, — зам всегда шутил. Все проблемы он прятал глубоко в себе, отшучиваясь и плавно переводя неприятную тему разговора на что-то позитивное: неприятно видеть, когда кто-то любимый плачет. Макс поморщился, то ли от боли в ключице, то ли от того, что человек, в которого тот был безнадёжно влюблён почти с самого знакомства был неутешно расстроен из-за него. — И не умрёшь, не неси херню: медик на подходе, — Лукаш вколол тому обезболивающее, чувствуя, как противоречиво дрожат собственные руки, лишь сильнее убеждая, что всё вышесказанное — не более, чем способ успокоиться, — как ты? — Годен к службе, - Макс врал, ему хотелось застрелиться, только бы не чувствовать перебитую кость — нельзя, он должен выжить. Он первый зам Лукаша, его опора, его... Друг? Неважно. В конце концов, он любил Лукаша, но слишком много крови утекло. - Макс? Макс!!! - парень закрыл глаза: мушки всё равно не давали сосредоточиться, смысл было пытаться что-то различить? - Я люблю тебя, Лукаш, - вдруг тихо начал Макс, - не как друга или брата — ещё с самого знакомства. Столько лет промучился со сраным чувством стыда, но мне так хорошо было с тобой что-то обсуждать, слушать тебя, делиться своими проблемами — за этим я забыл о том, что вся эта херня неправильная. Я всегда готов тебе помочь, зная, что не получу хотя бы поцелуя, но, сука, как же приятно знать, что тебе нужна моя помощь. Я нужен, понимаешь? Да, идиот, понадеявшийся на то, что чувства пропадут, если их игнорировать, но нихера это не сработало: они напоминают огромный пожар, который сжигает меня сейчас... — Макс закашлялся, ощущая, как с уголка губ что-то стекает, а во рту появляется стойкий вкус металла, совершенно забыв про самого Лукаша — ему просто нужно было высказать всё, что умалчивалось и усиленно пряталось в самых глубинах сознания столько лет, — Жалко. В своё время комбат меня из всех призывников лучшим считал, а сейчас разнылся как девка на перроне перед дембелем парня. Отвращение, наверное, испытываешь? Понимаю. Я не дождусь медика, но хотел бы всё вернуть назад, сказать раньше... Я бы хотел просыпаться и видеть тебя рядом, целовать тебя в твоём кабинете, боясь, что сейчас зайдёт твоя охрана. — Но я сейчас сдохну, и придёт новый Макс, который не будет сплошным разочарованием, - бывший военный горько усмехнулся, ожидая пули в голову, ухода лидера, удар, хотя бы мат — чьи-то сухие и пухлые от постоянного закусывания губы. Лукаш не чувствовал, как слёзы обжигают лицо — ничего не чувствовал кроме тяжести чужого***
Солдат тяжело выдохнул: пуля засела глубоко, а ошибиться нельзя. Во-первых, Лукаш ещё на месте дал ясно понять, что Макс должен выжить. Во-вторых, он вложил огромные по меркам Зоны деньги на операцию "обычного" зама, заплатив лучшим медикам ЧЗО всех группировок: Наемников и ребят из одиночек долго уговаривать не пришлось, но с Учёными и Долгом пришлось идти против принципов, давя на силу клятвы Гиппократа. Одна ошибка, и их перестреляют, не успеет ни один от импровизированного операционного стола отойти. Все знали, что Лукаш в ярости становился совершенно другим человеком: по крайней мере, яростные огоньки в, обычно, спокойных и чуть мутноватых серых глазах пугающе напоминали лихорадочный блеск, какой бывает у людей, обладающих большими проблемами с агрессией.***
- Макс, сукин ты сын, - судорожно шептал Лукаш, обнимая брюнета, - как же я рад, что с тобой всё нормально... Как же я, блять, рад... Солдат был благодарен, но желания открыть глаза не появлялось — стыдно, а что бы там не говорил сейчас Лукаш, эмоции пройдут, и он снова останется со своей любовью тет-а-тет. Только теперь свободовский лидер явно подумает, стоит ли его так близко подпускать...