Доброе предзнаменование

Копыта процокали по каменному монастырскому двору, Торин спешился и огляделся. Им стоило выехать на рассвете, но они задержались, и в итоге подниматься по крутой горной дороге к Камальдонской обители пришлось в самое пекло. Рядом с ним шумно отдыхивался Балин. Торин ухватил за рукав пробегавшего мимо служку: - Найди отца-настоятеля и скажи, что к нему приехал Торин Ду… - тут он осекся, в глотку будто желчью плеснули, - Торин из Уэльса, - закончил он хрипло. – Настоятель пригласил меня и моих спутников. Паренек понятливо кивнул и испарился. Не было его довольно долго. - Может, не надо было сюда приезжать? – мрачно спросил Двалин, разглядывая послушников, споро снимавших мешки с осликов. Погонщик о чем-то сердито спорил с пожилым монахом. – Что там, в его письме? - Обещал помощь в нашем предприятии, - пожал плечами Торин. Раньше его и его людей не посмели бы бросить на час во дворе под палящим солнцем, но теперь он был всего лишь Торин из Уэльса, и выбирать ему не приходилось. Нужно признаться, письмо Гэндальфа его удивило. Он помнил, как тот приезжал к отцу, и помнил, что отец его недолюбливал. - Отец Олорин – благородный и добродетельный человек. Ему прочат кардинальскую шапку,– Балин, как всегда, был бесценным кладезем сведений, – а несколько лет назад он вошел в новый совет орденов при папе, тот самый, который возглавляет Саруман Изенгардский от картезианцев, туда еще входят двое бенедиктинцев, кто-то от миноритов… Он правая рука генерала ордена, его уважают. Отец Олорин очень влиятелен, возможно, со временем он облачится и в белое. Так что, если он предложил помощь, от такого не стоит отказываться. - А это не он ли в бою при Минас Тирите?.. – встрепенулся Двалин. Балин кивнул. - Волшебный был мечник! И занесла же его нелегкая, – и Двалин, для которого мир делился на отличных воинов и всех остальных, с неодобрением оглядел монастырь. Сам Торин впервые увидел отца Олорина в свои пятнадцать лет, когда тот еще не был ни святым отцом, ни Олорином, а звался просто Гэндальфом Серой Хламидой. Он был высоченный, смешливый, бесконечно рассказывал отцу и любому, кто готов был его слушать, о каких-то механизмах, которые видел в Китае, добравшись туда с миссией. Торин как раз только что впервые побывавший в настоящем бою, смотрел на этого боклерка[1] несколько свысока. Потом Гэндальф еще несколько раз приезжал к отцу, с каждым разом все более озабоченный, Торин помнил, что в последний раз они крепко повздорили и знал, что с тех пор отец и Гэндальф изредка переписывались, но их делами не интересовался. Скольким же он не интересовался по собственной глупости! Наконец откуда-то из-за хозяйственных построек вывернул давешний служка. - Настоятель приглашает вас отдохнуть в покоях для паломников и готов принять Торина из Уэльса после службы девятого часа. В назначенное время молчаливый монах проводил Торина во внутренний дворик с аптечным садом, окруженный приземистыми двухэтажными постройками с легкими арочными галереями. Примостившись на широком каменном бортике маленького фонтана, одетый в серое, как и положено монаху-воломброзианцу, его ждал Гэндальф. Больше во дворике никого не было, только ветер слегка шевелил молодые листочки деревьев. Торин поклонился и поцеловал протянутую руку. Гэндальф задал несколько вежливых вопросов, которые обычно задают при встрече, и, к благодарности Торина, быстро перешел к главному: - Орден готов помочь тебе и твоим людям в благородном порыве присоединиться к походу на Восток. - Но? – спросил Торин, склонив голову к плечу. – Вслед за этим обычно следует «но». Гэндальф засмеялся. - Будь по-твоему. Но! Я хотел бы обременить тебя еще одним спутником. Скажем, оруженосцем. Торин вопросительно приподнял бровь. - Это юноша, который живет здесь, в монастыре. Его зовут Бильбо Бэггинс. Он мог бы принять постриг, но монашеская жизнь должна быть свободным выбором. А для этого нужно, чтобы было из чего выбирать. Я хочу, чтобы он увидел кипучую жизнь за пределами этих стен. Торин был в замешательстве: просьба показалась ему странной, и он уже был готов спросить, отправляет ли настоятель поразвлечься в военном походе каждого, кто пожелает принять постриг в его монастыре, когда Гэндальф поднял голову и посмотрел ему в глаза: - Он – плод моего греха, мой бастард. Бастард. Торина будто ударили плетью. Издевательская ухмылка Фрерина, безумный взгляд отца, вечный позор, лишивший его имени и земель. Если бы он только меньше времени проводил в военных походах, если бы обращал больше внимания на то, что происходит дома. Если б хотя бы обеспокоился тем, что в предпоследний его приезд отец ни разу не вышел из своих комнат, чтобы поговорить с ним. Конечно, он знал, что у отца начались странности после смерти матери, но никак не ожидал, что младший брат, отцовский любимец, сможет так легко влиять на старика. В тот злосчастный сентябрь он вернулся в родной замок из-под Нанта и провалялся два дня, страдая лихорадкой от полученной раны. Утром третьего дня его поднял на ноги Ори, закричав с порога, что отец желает исповедаться и собороваться в церкви. По приезде, едва не падая от усталости, Торин не обратил внимания на слова брата, что отец болен и вообще не в духе и не желает ни с кем говорить, даже если этот кто-то был его собственным старшим сыном – такое в последнее время случалось часто, но он никак не ожидал, что старик на пороге смерти. Когда он, оправляя одежду и тяжело припадая на правую ногу, вбежал в церковь, она была полна народа. Кругом толпились вассалы, челядь, горожане, прибывшие в замок по торговым делам. А его отец Траин Дурин, облачившись в грубую рубаху, с нечесаными седыми волосами, стоял на коленях посреди церкви и выкрикивал, что его старший сын – бастард, зачатый от деревенской девки, что жена родила мертвого, а он, жалея ее, принес своего ублюдка, рожденного двумя месяцами раньше Торин в ярости бросился вперед. В тот момент он желал затолкать позорные слова в глотку тому, кто их сказал, он желал объявить этого исхудавшего старика жалким безумцем. Отец, завидев его, шарахнулся назад, упал, закричал визгливым голосом: «Дьяволово отродье!» Торин вслепую начал нащупывать на поясе кинжал. На него навалились, вытащили из церкви, отвели в его комнаты. Там Торин и потерял сознание, а когда очнулся, над его головой был незнакомый балдахин. Он пытался подняться, но был слабее котенка. Вскоре стукнула дверь, и в вошедшей женщине в траурном платье он узнал сестру. Она рассказала, что отец умер к утру следующего же дня. Его осматривал лекарь Фрерина, Оина не допустили даже взглянуть на тело. Поскольку Фрерин всем и каждому рассказывал, что Торин пытался убить отца прямо перед алтарем, это могло закончиться дурно, и верные люди вывезли Торина в замок зятя , где он и пролежал в беспамятстве неделю. Наследником отцовского титула был объявлен Фрерин. Пятая часть земель графства тут же отошла Церкви на молитвы за грешную душу Траина Дурина. Торин прожил у сестры до конца зимы. Челядь разглядывала его со смесью любопытства и ужаса. Дальше быть нахлебником он не желал, и решил заняться тем, что он умел лучше всего – воевать. Вместе с ним осталось только двенадцать из его многочисленных соратников, друзей и вассалов. Торину нравилось это число. Иногда безумие подбиралось и к Торину, и он сам начинал верить в слова отца, сомневаясь в том, кто же он на самом деле. Он осмелился поделиться этими мыслями с Оином, но тот только замахал руками и заявил, что самолично вместе со своим тогдашним учителем Ормом принимал Торина у его матери. Младший брат не пощадил никого: ни Торина, ни жизни отца, ни памяти матери. И даже поединок с Фрерином теперь ничего не дал бы: случись что - земли и имя Дуринов унаследует его отпрыск. Даже тут Фрерин времени зря не терял, в отличие от Торина, чья юная жена скончалась через полгода после свадьбы, пока он осаждал Эмин Арнен в войне за Итиленское наследство. Теперь над отцовским замком реет личный штандарт брата – Черный Дракон. Фрерин Черный Дракон, укравший у Торина его дом. Он вздрогнул от того, что на его плечо опустилась твердая рука настоятеля, который внимательно наблюдал за ним. - Я знаю твою печальную историю. И еще знаю, что нельзя отчаиваться. Мужайся, и да укрепляется сердце твое, надейся на Господа. [2] Торин часами стоял на коленях в пустом холодном храме, прося этой самой помощи, вымаливая хотя бы единый знак о том, что справедливость восторжествует и он, первенец, займет свое законное место. Но Господь был глух к его мольбам. Ярость поднялась в нем удушливой волной. Голос настоятеля стал более жестким: - Ты не веришь мне? Возможно, Господь хочет испытать тебя, ударив по твоей гордыне? - Я молил о справедливости. - Возможно, стоило помолиться о милости? И Торин, я уверен, что если ты едешь в Палестину не только ради ее богатств и земель, но и чтобы верой очистить сердце, то ты вскоре и сам удивишься, как Господь устроит твою жизнь. Торин стиснул зубы, глубоко вдохнул, выдохнул и принужденно проговорил: - Вернемся к походу: я получаю деньги на провизию и экипировку для моих людей и оруженосца в придачу. - Я знаю, что ты будешь добр к мальчику и сохранишь его тайну, - голос Гэндальфа тут же стал, как пуховая перина. - Я не могу гарантировать его безопасность. - Согласен, - в уголках глаз Гэндальфа собрались хитрые морщинки, - достаточно будет того, что ты поклянешься сделать все ради его безопасности. Не откладывая дела в долгий ящик, Гэндальф послал за пареньком, чтобы представить его Торину. Торин почему-то представлял сына Гэндальфа таким же худым и жилистым, каким сам Гэндальф был в молодости. Но тот оказался совсем маленького роста (невысокому Торину по плечо), плотненьким и румяным. Солнце золотило его светлые кудри, пока он смущенно переступал с одной босой ноги на другую. Торин смотрел на пухлые запачканные в земле руки, которые явно никогда не сжимали черена меча, и чувствовал себя так, будто его обманули, подсунув порченый товар. - Меч, лук или топор? – спросил он резко. Парень нахально приподнял бровь, мигом сделавшись похожим на Гэндальфа, и ответил: - Я неплохо справляюсь с пращей. Слыхал, что там, куда вы направляетесь, это оружие было когда-то в почете. Глупый избалованный юнец. Настоятель пригласил Торина и его спутников переночевать в монастыре и выехать наутро. А пока присоединиться к вечери и после – к братскому ужину. За монастырской трапезой, пока Двалин нахваливал пироги с курятиной, Торин краем глаза разглядывал неожиданно доставшегося им спутника и заметил, что тот тоже осторожно приглядывается к нему. Наутро простой рыцарь Торин из Уэльса провел все необходимые ритуалы, чтобы взять в оруженосцы простого парня Бильбо Бэггинса, сильно смахивающего на сына бакалейщика. Недоумение Балина и Двалина при этом можно было потрогать руками. - Он еще вас удивит, - бросил Торин, чтобы хоть как-то объяснить свои действия. По-правде говоря, он только повторил фразу, которую накануне сказал ему Гэндальф. Потом началась обычная суматоха сборов. - Что это? - недовольно ткнул пальцем Торин. В отличие от простых плащей его спутников, на плаще Бильбо, его седельных сумках и небольшом круглом щите красовались алые квадраты с золотым копейщиком на белом коне. - Настоятель благословил меня представлять обитель в Святой Земле. А наш монастырь носит имя Святого Георгия, - легко отозвался Бильбо. Тут Балин крепко схватил Торина за рукав. - Это доброе предзнаменование, Торин! Георгий-драконоборец – это доброе предзнаменование. Святой с золотыми волосами пронзал копьем черного дракона. 1 Боклерк – (с фр. «хорошо образованный») на современный язык можно также перевести как «зубрила», «ботаник» 2 Пс. 26:14