Нет места одиночеству

— Тебе просто надо развеяться, приятель, — уверяет Марк, задорно подмигивая: так, чтобы даже мрачные с виду коридоры Моби Дика не казались такими пугающими. А они могут, особенно если ты тут один: гул снизу, полумрак, металлический скрежет — то ещё удовольствие для усталых нервов, потому-то Твен и не затыкается. Надеется хоть как-то развеять обстановку, отвлечь коллегу от тяжёлых мыслей. — Первые задания всегда непростые. Поверь, я по себе знаю. Но ты классно справляешься! Даже с небоевой способностью! Твен не лукавит, тем более не лжёт. Твен действительно думает, что босс принял правильное решение, позвав этого парня; Твен слегка замедляется и касается тонкого плеча, даже не похлопывает (не после того, как случайно напугал этим невинным жестом), но легонько проводит в знак поддержки. — Я был рад тебя прикрывать. А теперь пойдём быстрее, покажу тебе что-то очень крутое! «Это точно должно помочь!» — уверен он. — Это… ты уверен, что нам стоит здесь находиться? — Сигма чувствует себя неуютно, немного нервно поводит плечом, ускользая от чужого прикосновения, и всё хмурится, озираясь по сторонам. Восхищения Марка он будто бы пропускает мимо ушей, как уже почти привычный фоновый шум, хотя в душе всё же остаётся странный осадок от его похвалы. — В смысле… мы же проникли сюда тайно. Не уверен, что это хорошая идея. Его слова, впрочем, звучат не очень убедительно и больше выглядят, как последняя попытка выкрутиться из положения. Возмущения остались позади, слабые возражения о том, что после тяжёлого дня он очень устал и хочет отдохнуть, никакого эффекта не возымели и, даже более того, встретили активную обратную реакцию: «Так ведь именно этим мы и собираемся заняться!». Сигма слабо понимал, как связаны между собой отдых и очередная авантюра его не в меру энергичного коллеги по Гильдии, и, тем не менее, просто последовал за ним, почти оставив надежду на спокойный вечер. В конце концов… может ему всё же слегка интересно. Но только слегка. — Никто не узнает, — уверенно обещает Марк и хмыкает так, что больше напоминает мелкого озорного мальчишку, которым отчасти и был. — Тем более, босс не запрещал. А то, что здесь никого нет, не означает, что мы не можем немного развлечься… ага! Восклицает он, наконец-то заметив нужную дверь; подскочив к ней, оборачивается — и ободряюще улыбается, будто бы не замечая, что на лице его коллеги не видно и грамма энтузиазма: но это ничего, это лишь пока, уверен Твен. Он всё равно рад, даже счастлив — он ведь и забыл, когда делал что-то подобное не в одиночестве. А уж его решимости совсем нет равных — он ведь уже знает, что в своей каюте Сигма, как обычно, замкнётся и вместо отдыха наверняка проведёт вечер за своими книгами, изматывая свою потрясающую память до предела. Упускать шанс научить его веселиться? No way. Дверь поддаётся на удивление легко, обнажая проход в очень просторную, погружённую в полумрак комнату; если сунуть нос внутрь, можно разглядеть очертания барной стойки, стульев, музыкального автомата, бильярдного стола — а присмотревшись, увидеть и блестящее панорамное окно, за которым, правда, пока не видно ничего, кроме густых облаков. — Когда-то мы устраивали здесь вечеринки. Марк улыбается — но с какой-то странной, несвойственной ему и потому мимолётной грустинкой. Сигма скептически изгибает бровь, вслед за Марком проходя внутрь обширного помещения, оглядывается. Некое предвкушение, что уже успело зародиться где-то на самой глубине сознания, из-за слишком уж старательно выдержанной его спутником интриги, на краткий миг вспыхнув, затухает вновь. Чуда не происходит и от зрелища игровой комнаты ему не слишком-то хочется радоваться как ребёнку и искать новых впечатлений от обещанного развлечения — время можно провести и с куда большей пользой. В конце концов, не сказать, чтобы он видел такое впервые. И неужели именно это ему так хотели показать? А здесь, пожалуй, даже как-то непривычно. То ли от темноты, то ли от давящей тишины, в которой громом раздавались любые голоса. А ведь обычно в таких местах от людей ни вздохнуть, ни протолкнуться, кругом пылает разноцветная иллюминация, сопровождаемая забавными звуками от игровых автоматов. Пусть он и видел всё это лишь со стороны, но это место ощущалось как-то неправильно и… одиноко? Странным образом Сигме вдруг передаётся то быстротечное, что мелькнуло во взгляде Марка секундами ранее. Подтекст фразы доходит до него именно в этот самый момент. Он смотрит на искреннюю улыбку. И думает, что хочет попытаться понять. А внешне лишь сильнее хмурит брови в нетерпении, скрывая истинные эмоции глубоко внутри себя: — Давай, может, хоть свет включим? И показывай уже быстрее, что ты там хотел показать. — Patience, my friend! — весело доносится с другой стороны; Марк так охвачен предвкушением, что, казалось, совершенно не смущён внешним скепсисом и невозмутимостью коллеги. Он чуть ли не вприпрыжку проходит мимо бильярда, смахивает с края пыль, а потом становится у стенки, щёлкает выключателем и озаряет комнату слегка приглушённым светом, имеющим явный сиреневый оттенок. «Они не отрубили электроснабжение!» — ухмыляется и торжествует он, хотя и не сомневался, что так будет: в противном случае его гениальный план бы провалился, а это невозможно, правда? Но видеть заброшенную от ненадобности комнату снова хоть чуть-чуть оживлённой ему чертовски нравится: так давно хотел, да повода не было. Точнее: компании. Не то чтобы он не мог зажечь с Томом и Геком, но… Как-то не то. Марк оглядывается на Сигму, снова заговорщицки подмигивает и встаёт рядом с «целью» — с автоматом, похожим на музыкальный. Под ним было целое поле из выделяющихся на полу квадратов, пока что — серых и потухших. — Тю. Дай мне минутку, — и Твен исчезает за необычным устройством, пустившись в возню с хитросплетением проводов, необходимым для того, чтобы его включить и настроить. — Я зна-аю, что оно не выглядит очень впечатляюще, но, поверь, когда-то здесь реально зажигали, некоторые из наших любили так отдыхать… все вместе. А потом… что-то не до того уже стало, но нас ведь это сейчас не остановит, правда? Иногда надо просто… отвлечься. Занять делом ноги-руки, а не мозг. Сейчас покажу! Секунда, две, три — выглядывает его рыжая голова и призывно машущая рука. — Подойди поближе! Ты любишь музыку, м? Давать отрицательный ответ не было особого смысла — в конце концов, а кто её не любит? Поэтому Сигма просто коротко кивнул, не видя в словах особого подвоха, и немного нерешительно сделал шаг вперёд. В тот же миг что-то щёлкнуло, и квадраты на платформе вспыхнули ярким светом. Сигма вздрогнул и прикрыл глаза. Открыв их через несколько секунд, с непривычки прищурился и сам поразился собственной нервозности — ничего страшного ведь не случилось. Оставалось надеяться, что его испуга не заметили. Пожалуй, стоит всё-таки больше спать… Марк сияет улыбкой, Сигма смотрит на странный игровой автомат, наблюдает, как платформа начинает переливаться всеми цветами радуги в темп незамысловатой мелодии, переводит взгляд на экран, где уже всплывают буквы и складываются в название игры «Dance dance revolution». Английский Сигма знает прекрасно. — Мы будем здесь… танцевать? — в голосе какая-то неопределённая эмоция: смесь осознания неизбежности и странных сомнений. — «О боже, я ведь… не умею». — Да! — Марк это замечает, но менее сияющим от этого не выглядит; тыкнув пару кнопок возле экрана, он вскакивает на платформу и теперь становится видно, что та разделена на две равные части. Будто прочитав мысль растерянного коллеги, Марк продолжает: — Но никаких особых движений тут не надо. Вот, смотри… С задорной ухмылкой он косится в сторону экрана — под неторопливый темп начинающейся музыки на нём вспыхивает один квадрат, затем другой: точно так же, как под ногами, и Марк с готовностью переставляет ноги. Простые, разве что быстрые движения — через пару секунд вспыхнувший за спиной квадрат заставил его повернуться кругом. — Ты просто чувствуешь ритм, позволяешь ему тебя повести и не думаешь о лишнем. Знаешь, как здорово разгружает голову? Он оглядывается через плечо, бодро перескакивает обратно к Сигме лицом, ритмично постукивает ногой по вспыхивающему квадрату перед собой и приглашающе кивает на соседнюю платформу. — Просто попробуй. «Что я вообще здесь делаю?» — мысленно вздыхает тот, но приглашению следует и в следующую минуту уже стоит на платформе, тупо сверля взглядом экран. — «Может ещё есть шанс отказаться?» Размышления о позорном бегстве не отпускают, а мелодия всё продолжает настойчиво стучать в уши, постоянно повторяясь и задавая свой ритм бьющемуся в груди сердцу. Сигма нервничает, но окончательно приходит к выводу, что оказываться сейчас попросту глупо, всё-таки переспорить Марка невозможно, тем более, когда тот так свято уверен, что ему понравится. Квадрат перед Сигмой вспыхивает, он ступает на него, но как-то скованно, словно боится показаться глупым со стороны, и не успевает, как загорается уже следующий — сбоку. Поймать ритм оказывается трудно, но неужели он не справится с этим? В конце концов, это всего лишь игра. Такая же, как и все прочие — выполнишь все условия и добьёшься победы. Только, как и говорил Марк, здесь не надо так много думать. «А я, как назло, думаю. О том, как же нелепо это всё выглядит…» Шаг, ещё один. Глаза несколько неуверенно поднимаются на его спутника: — Как-то… так? — улыбка выходит слегка натянутой. Но он натыкается на удивительно мягкий, ободряющий, доверительный взгляд; радуясь даже такой его улыбке, Марк кивает. — Агась! Не так сложно, видишь. One, two… В такт собственному голосу и задорному ритму музыки он переступает по платформе, не особо торопясь — в какой-то степени подстраиваясь под темп Сигмы и позволяя ему привыкнуть, а ещё ненавязчиво приглашая «следовать» за собой. Обе платформы синхронны — и это им на руку. — …three, one. Не страшно, если ты собьёшься. Просто смотри на меня. Говорит он весело, но не слишком громко — на фоне музыки это вовсе кажется шёпотом. Шаг, второй, третий — пытаясь резко закинуть ногу назад, Твен вдруг спотыкается сам. Нелепо взмахивает руками, едва-едва сохраняя равновесие, но в итоге лишь посмеивается, кидая взгляд на серые глаза напротив; как бы намекая, что «глупый» — сейчас последнее слово, имеющее значение. Ритм ненавязчиво ускоряется, движения — тоже, и Марк весьма настойчиво держит глазной контакт. — Хочешь секрет? Неважно, как ты это делаешь. Важно, что ты при этом чувствуешь. И подмигивая, он аккуратно протягивает ему обе руки. Видя это почти падение Марка, Сигма, лишь на мгновение забеспокоившись, уже в следующий миг еле смог удержать смешок. Все эти старания подбодрить его не прошли даром — он улыбнулся уже искренне и протянул руки навстречу. — Пожалуй, ты прав. Довериться кому-то поистине трудно, но… В этот момент его обычные страхи отошли на второй план, зелёные глаза смотрели прямо на него, в них так и сквозила уверенность в собственных словах, которую Сигма всегда так уважал в людях. И он проникся и невольно пропитался этой уверенностью сам. Музыка отделила их от всего мира. Ладони переплелись. Сигма начал движение, стараясь следить не столько за экраном и загорающимися квадратами на платформе, сколько за человеком напротив. Двигаться стало легче. Поспевать за мелодией больше не казалось такой уж невыполнимой задачей, а представлять, как он выглядит со стороны, не просто не хотелось — не было возможности. Так просто оказалось отключиться от всех тех глупых переживаний и следовать ощущениям. Теперь ему было… весело? И это чувствовалось. Он расцветал на глазах — и это завораживало. Твен был более чем доволен, и уж тем более приятно держать тонкие ладони, танцевать синхронно, чувствовать друг друга — порой даже не приходилось дожидаться квадрата. Вело чувство, вела музыка — Твен добился своего, и Твен был счастлив. Былое напряжение стремительно рассеялось, теперь будто все тревоги остались снаружи — а затихшая на долгое время комната вновь по-настоящему ожила. Just as planned. «Я же говорил!» — весело щурится Всемогущий, отступая на квадрат назад и легонько увлекая Сигму за собой; шаг в сторону, в другую, ещё раз, снова вперёд под совершенно потрясающий блеск глаз напротив, под очаровательную улыбку. Сигма, уверен Марк, вряд ли сам понимает, насколько он прекрасен, когда начинает смелеть — наверное, надо ему об этом сказать. Как-нибудь, только аккуратно. А пока… А пока в голову Твена приходит шальная и даже хулиганская идея. Снова отступая назад, он улыбается чуть шире, кивает головой в сторону — и в следующий миг рывком тянет Сигму за руки туда же. Кружит, подталкивает на свою платформу, а сам перескакивает на его — и продолжает, как ни в чём не бывало. Не выбившись из ритма, не выбив и партнёра — будто так и должно быть. Дыхание перехватывает на краткий миг, как Сигма оказывается в воздухе, и вот уже он снова движется в привычном ритме, и вовсе перестав что-либо контролировать. Эмоции так и переливаются через край, требуют выхода, и на этот раз совершенно не нужно запирать их глубоко внутри — он уже давно успел позабыть каково это. Когда от тебя не требуется держать строгую идеальную маску, когда никто не стремится раскусить твою слабость. Он мог просто танцевать и не думать обо всём том, что мучило его всю жизнь: о своём месте в этом мире, где он таким странным образом оказался. Его место было здесь и сейчас. Он входит в азарт, слегка прищуривается и кивает то ли самому себе, то ли партнёру, и сам ведёт в неожиданный прыжок — очередная смена мест. Немного неумело, но у него выходит, тем более, что его порыв поддержали и помогли удержать равновесие, и он искренне благодарен Марку за это. Да и вообще за всё. Казалось, это может продлиться ещё целую вечность, но вот музыка резко заканчивается. Сигма и сам уже начал чувствовать усталость, но всё же этот миг стал неприятной неожиданностью — не настолько, правда, чтобы испортить взлетевшее до небес настроение. Сигма пытается отдышаться и с глазами полными детского восторга наконец произносит: — Это было… Это… потрясающе! И Марк сияет вместе с ним — встрёпанный, тоже запыхавшийся, тоже измотанный, но вместе с тем абсолютно счастливый. Они действительно смеются как дети, как два наигравшихся, по уши радостных ребёнка, но не это ли — чудо? Марк чертовски скучал по этому чувству. А больше всего — по тому, чтобы с кем-то его разделить. Как будто привычное в Гильдии одиночество резко отступило, распахивая дорогу перед чем-то ещё. — Да! — радостно выпаливает он, отпуская руки Сигмы и сыто потягиваясь, едва не урча: мышцы приятно ныли и, несмотря на аналогичную усталость, на тело и, главное, душу, находила восхитительная лёгкость. — Правда же лучше, чем… о-о-о, ты посмотри на это! Он резко оборачивается, аж присвистывает и взмахивает рукой, предлагая Сигме тоже взглянуть и подойти поближе — пока они предавались свободе, пелена снаружи развеялась, и теперь за панорамным окном открывался просто фантастический вид: небо, ярко окрашенное багрянцем заката, и свет заходящего солнца где-то далеко-далеко на горизонте среди розоватых облаков. — Вот ещё одна причина, по которой я люблю это место, — улыбается Твен, сладковато щурясь на отблески лучей. — Да и сам Моби Дик. Но смотреть на это одному всегда как-то… не так. Понимаешь? В общем, я рад, что ты согласился. — Понимаю… — выдыхает Сигма как-то на автомате, уже повернувшись к окну вслед за Марком. Он заворожённо застывает, смотря на открывшуюся перед ним картину, и будто бы в один миг забывает о том, что только что происходило. — Здесь так красиво. Его лицо преображается: вместо выражения чистого, неконтролируемого восторга, оно приобретает более сглаженные, спокойные черты. Сердцебиение после танцев постепенно выравнивается. Он приближается к панорамному окну, еле сдерживаясь, чтобы не опереться о стекло руками и не прилипнуть к нему вплотную. Устремляет взгляд куда-то вдаль, рассматривая лёгкие облака, образующие на небе причудливый узор. Небо всегда привлекало его, дарило умиротворение и чувство свободы, что никогда не могла дать земля. Он по-настоящему любил небо, и видеть его с такой высоты, на закате, когда оно играет всеми оттенками красного — незабываемо. Рыжее яркое солнце так и притягивает взор, ослепляя и в то же время даря тепло. Сигма вдруг думает, как же оно напоминает Твена. Тут он оборачивается и смотрит на своего спутника, на лице улыбка, в глазах алые блики: — Спасибо. Правда спасибо, что вытащил меня сюда. Я и не думал, что может быть так… — он на секунду прерывается, подбирая нужное слово, — так легко. Твен аж дыхание затаивает — честно, он заворожён. И, подходя ближе к Сигме, едва узнаёт его — молчаливого и вечно напряжённого гильдийца, привезённого боссом из далёких пустынь. Увидеть его таким расслабленным, умиротворённым и наконец-то счастливым — не просто то, что он хотел, но гораздо большее. И сердце в его груди от этого бьётся так быстро, что с ума сойти можно. — Ну дык, Всемогущий Твен чего попало не советует! — он шуточно подбоченивается, задирает нос, но тут же срывает пафос лёгким смешком: — То есть, здорово слышать. Я и сам давненько так душу не отводил. Он поворачивает голову, вместе с Сигмой любуясь видом — между ними едва метр, и Твен нет-нет, да посматривает вбок. Чувствует, что в этой недолгой тишине всё-таки должен сказать ещё хоть что-то: как-никак, слишком уж приятно ощущение того, что Сигма его в самом деле слушает. Не отталкивает, не игнорирует. Потрясающе. — Точнее… давненько у меня такой хорошей компании не было, хах. И… — он снова оглядывается и смотрит на него из-под полуопущенных ресниц по-простому тепло, внимательно: — Я хочу, чтобы ты знал. Если на душе опять потяжелеет, я здесь. Мы можем поболтать, снова потанцевать, полюбоваться на небо или… да что угодно, в общем-то. Он затихает и затихает как-то странно — в казалось бы, несвойственной себе задумчивости. Но держится не дольше нескольких секунд, прежде чем досадливо скривиться и прерывисто выдохнуть: — А то нечестно быть совсем одному! Может, это всего лишь отблеск заката — а может, Твен действительно покраснел. И вот не скажешь — про себя он, про Сигму или про обоих. Сигма смотрит на него слегка удивлённо, он не до конца уверен, как должен реагировать на такие слова. Вся эта эмоциональность и искренность собеседника по отношению к нему несколько выбивают из колеи, так что он и сам чуть не впадает в краску. Впрочем, Марк всегда ведёт себя несколько странно — разве не так? Успокоив себя этой мыслью, Сигма всё старается найти нужные слова для ответа. Но на душе по-прежнему так легко и свободно, что он просто не может не говорить прямо как есть: — Я как-то не привык быть не один, но… — он прерывает себя на полуслове, будто ощущая, что клонит куда-то не туда. — Не бери в голову, просто ещё раз спасибо. Буду иметь ввиду твоё предложение. Правда, даже и не знаю, чем заслужил подобную поддержку. И это действительно то, что его сейчас беспокоит. Он выглядит немного потерянно, но, что для него обычно едва ли свойственно, вовсе этого не скрывает перед кем-то другим. — …а её надо заслужить? Паузу можно было бы назвать неловкой, но Твен так же искренне растерян от слов Сигмы, как и Сигма — от его. Однако… легко почувствовать, как тает та незримая граница, что держалась вокруг Сигмы долго, действительно долго. — It’s okay. И при всей своей наглости Твен в кои-то веки не говорит лишнего, не торопит — просто даёт свыкнуться с непривычной мыслью, которая и для него в какой-то степени оставалась непривычной. Он чувствует странную, едва уловимую схожесть между своим одиночеством и одиночеством Сигмы, а ещё понимает: вряд ли найдётся более удачный момент поговорить о чувствах, чем сейчас. Наедине, в тишине и спокойствии. Но с другой стороны… а зачем? Кажется, сейчас это лишь всё испортит. Кажется, нужно время. Но есть одна вещь, которую Твену бы всё же очень хотелось сделать сейчас — когда между ними повисает эта странная тишина, полная небольшого смятения и робкой теплоты, он прерывает её по-детски невинным способом: улыбается Сигме, приподнимает руки и приглашающе их разводит. — Хэй… Можно? В прошлый раз это не кончилось удачно. В прошлый раз Сигма лишь посмотрел на него косо и ничего не ответил, ушёл, не поняв ни подобного порыва, ни добрых намерений. Этот жест едва ли тогда для него что-то значил. Сам факт того, что его напарником сделали этого слишком уж активного, неугомонного человека с просто необозримым количеством странных идей в голове, ужасно его нервировал первое время, и все поползновения на телесный контакт вызывали лишь недоумение, почти страх. Для чего это вообще нужно? Но сейчас что-то будто странным образом изменилось. И между ними, и в нём самом. Вопрос «зачем» ушёл далеко на второй план, оставив лишь неожиданное для Сигмы «почему бы и нет». — Можно, — он улыбается. Он позволяет вторгнуться в свою зону комфорта наверное впервые с тех пор, как разучился кому-либо доверять. Он хочет поверить. И в тот же миг оказывается радостно заключён в крепкие объятья. Даже не вздрагивает, нет, этот страх будто-бы остаётся в прошлом и сейчас совершенно его не беспокоит. Лишь приобнимает в ответ, слыша чужое сердцебиение, ощущая чужое тепло и желая задержать этот миг как можно дольше. Его ведь никто никогда не обнимал. И поэтому сейчас он совершенно точно счастлив.