Жизнь, оказывается, ярая шутница с херовым чувством юмора, а Судьба, подруга её лучшая и верная спутница, та ещё дрянь: строит козни, спутывая все карты так, что даже опытному шулеру потом трудно отыграться. Убедилась в этом невольно, когда частенько смотрела в надтреснутое зеркало, заляпанное пятнами, стоя посреди маленькой комнатки в каком-нибудь салуне, и ощущала себя выпотрошенной рыбой. То ещё наказание.
Мне неоднократно приходилось испытать это. В голове, пусть даже на короткий миг, мелькали образы нормальной, иной жизни, а не той, какой приходится жить. Но тёплый взгляд небесных голубых глаз напротив внушал уверенность в завтрашнем дне. Сжимала мои руки, переплетая пальцы, смотрела с нежностью, от которой в груди теплело, а затем прижималась к моим губам своими пухлыми губками, целовать которые несравнимое удовольствие, обхватив моё лицо маленькими ладошками.
Может, кто-то скажет, что такие отношения неправильные и противоречат всем законам природы, но мне, если честно, плевать. От таких чувств никто не застрахован, даже если ты в прошлом ярый гомофоб. Но уже ничего не попишешь. От любви не спрячешься, не скроешься, она будет преследовать даже там, где, казалось, это невозможно.
Наша с ней встреча была предсказана гадалкой с улицы. В тот день я, покрытая с ног до головы дорожной пылью и песком, возвращалась в салун после очередного налёта на поезд. Лошадь тоже с трудом ноги перебирала, так как пришлось убегать от полицейских, а они те ещё дряни. Хотелось поскорее свернуться калачиком на набитом соломой матрасе и провалиться в блаженное забытьё хотя бы часика так на четыре, а потом вновь отправиться в далекий путь.
Но облом наступил нежданно-негаданно, когда земля притянула в свои объятия (ни капли не приятные), накормив горячим песком, а сверху свалилось нечто тяжёлое, но в то же время мягкое. Что-то влажное коснулось шеи, опалив кожу тёплым дыханием, а внутри от этого всё в узел скрутилось. Странные ощущения тогда охватили меня с ног до головы.
Помню, как с трудом перевернулась, чтобы посмотреть на нарушителя спокойствия, и как подмяла под себя чью-то тушку, оседлав колени и расставив руки по обе стороны от головы. Судя по соблазнительным изгибам, обтянутым клетчатой рубашкой, передо мной была представительница прекрасного пола. Лица полностью, к сожалению, не было видно — скрыто шляпой с полями, но длинные светлые прядки всё равно выглядывали.
Каково же было удивление, когда ветер сдул шляпу, явив взору улыбающееся лицо, усеянное еле заметными веснушками. Чуть вздёрнутый носик морщился, делая похожей на тигрёнка, а голубые глаза с зелёным отливом смотрели в мои с теплом. Это удивило сразу, ведь никто никогда не смотрел на меня
так, как это делала незнакомка в тот момент. Даже представилась, произнеся своё имя тягуче, с лёгким акцентом:
— Ли Тэмин, — а я, кивнув, словно завороженная, назвала в ответ своё имя, лишённое каких-либо изысков. Что поделать, раз родители отчаянно хотели мальчика, а родилось такое ничтожество, которое к тому же и назвали «Марком» — любимым именем папочки, отошедшим в мир иной.
Я ожидала, что она засмеётся или пристрелит из своего «кольта», пустив мне в лоб пулю, но Тэмин лишь улыбнулась, назвав моё имя «красивым», удивив ещё больше.
В тот день Судьба заманила в свою ловушку, захлопнув клетку с мотыльками, летевшими к свету.
Моя жизнь изменилась в корне, ведь в ней появилась Ли Тэмин, «Шальная пуля», или Тэ, как я любила её называть в такие редкие, но счастливые моменты уединения. Странная девчушка, упавшая с Небес, перевернула весь мой мир, внеся в него яркие краски, коих я была лишена с детства.
Поначалу было чертовски трудно, ведь от привычки рассчитывать только на себя так просто не избавиться, но со временем я раскрывалась. Колючки осыпались, а лёд, покрывавший моё сердце толстой коркой, таял, рассыпаясь по крупинкам. Перед очарованием Тэ не устоял бы даже монах, давший обет безбрачия. Вот и я не устояла, влюбившись в существо столь великолепное, гордо носившее звание ангела.
И я сейчас не сыплю гиперболами, когда пишу всё это, делясь самым сокровенным, что у меня есть. Ли Тэмин действительно оказалась ангелом, правда Павшим, изгнанным с Небес за такую странную и неопределённую вещь, как чувства к человеку. Сказать, что я была в шоке, значит ничего не сказать, но демонстрация некоторых способностей убедила в обратном. Как, впрочем, и жуткие шрамы от крыльев на спине, которые я любила касаться губами, приговаривая, что всё будет в порядке. Эх, наивная ты дура, Марк Туан.
Если мои чувства — кощунство, то я готова вариться в самом горячем жерле Ада, не жалея ни о чём. Почему Тэмин можно было жертвовать всем ради любви, а мне нельзя?!
Такие вопросы я часто задавала себе, во время бессонницы рассматривая сладко спящую под боком Ли и убирая спутанные прядки с покрытого испариной лба. Кошмары — единственное, от чего я так и не смогла её избавить. Оставалось просто смириться, что мы и сделали, пустив всё на самотёк.
Будучи писателем, которого привлекало всё необычное, даже каждая крохотная деталь этого странного мира, я, глядя на Тэмин, ловила откровенный кайф. Слова, вертевшиеся на кончике языка, сами складывались в предложения, а предложения — в текст, который я выплёскивала на бумагу в моменты прихода вдохновения. Но с приходом Ли я приобрела постоянную Музу, не покидавшую даже во сне.
Мы вместе совершали налёты на поезда, везущие золотые слитки, а затем, когда в живых никого не оставляли, убегали вместе с награбленным добром, смеясь в лицо опасностям. Просто запрыгивали на лошадей и скакали по пустыне, освещённой полуденным солнцем, игнорируя липшую к телу одежду и клубы песка и пыли, от которых глаза слезились, а кожа чесалась. Лица были тщательно скрыты платками, никто никогда бы и не догадался, что это всё наши с Ли проделки.
А после, скрывшись в комнате салуна, срывали друг с друга одежду, целуясь с таким упоением, будто неделями мучил тактильный голод, заваливаясь на неудобный матрас. Главенство в процессе брали по очереди, не ограничивая себя в чём-то, чувствуя разгорячённой кожей ласки более остро и ловя кайф от шаловливых пальцев и языков, что обжигали похлеще самого сильного солнечного удара. Затем, достигнув долгожданного пика, взрывались мириадами искр, разлетавшихся по коже сотнями или даже тысячами, от которых дыхание сбивалось, а сердце отбивало бешеную чечётку, будто хотело выпрыгнуть из груди.
Так неправильно, но чертовски приятно.
Но как бы хорошо мне не было, я понимала, что долго эти сладостные мгновения не продлятся. Было дурное предчувствие, что случится что-то очень нехорошее. Молила Господа, чтобы чутьё ошиблось на этот раз, ведь оно никогда меня не подводило во время ограблений.
А Тэмин лишь улыбалась, будто знала что-то страшное, но упорно молчала, как бы я не давила на неё. Не хотела, но, чёрт возьми, злилась, когда та упорно прятала глаза, переводя тему. И я, дура, верила ей, потому что даже Падшие ангелы не могли врать, как было известно в народе.
Но откуда же я могла знать, что Ли Тэмин оказалась исключением из этого идиотского правила…
Это случилось в тот самый день, когда солнце высоко стояло над горизонтом, паля своим зноем, а раскалённый песок обжигал ступни. Жара стояла такая, что даже жители нашего небольшого городка попрятались в своих домах, не рискуя выходить на улицу. Я же планировала провести этот день в номере, нежась на прохладном полу, но у Тэмин было иное мнение на этот счёт, потому что вытащила на улицу. Ещё так улыбалась солнечно, будто ослепить хотела, сложив руки в молебном жесте. Знала ведь, что я не смогу сопротивляться, ведь слабости друг друга мы успели хорошо изучить.
Тогда Джексон, мой хороший знакомый, проезжая мимо нас на лошади, сообщил, что в поезде будут перевозить золото, явно добытое нечестным путём. Мы не могли упустить такую возможность, тем более у нас были свои счёты с властями, а это реальный шанс проявить себя.
Золота действительно было слишком много, когда мы оказались в поезде. На удивление, охраны почти не было, и мы с лёгкостью нашли нужный вагон, никого не встретив по пути. От количества золотых слитков глаза разбегались, ведь никогда ещё не доводилось видеть их в таком количестве, а губы растягивались в довольных улыбке. Даже мои руки, сплошь покрытые мозолями, смотрелись не так уж и дурно, когда их держали.
Тэмин, продолжая по-доброму улыбаться, тем самым немного напрягая меня, складывала слитки в мешок и, с несвойственной для смертного силой, взвалив его на спину, покинула поезд на ходу, оставив меня в одиночестве. Это было удобно. Лошади как раз скакали следом за поездом, чтобы мы в любой момент могли погрузить награбленное и сбежать.
К сожалению, что это ловушка, поняли слишком поздно, когда меня начали окружать, загоняя в угол. До сих пор не могу разобраться в том, как именно на нас вышли, ведь мы никогда не оставляли следов, делая всё аккуратно. Чувствовала себя затравленным зверем, глядя на эти жутко довольные рожи, но всё равно, несмотря на ранение, полученное в плечо мгновением ранее, оборонялась чем под руку попадётся. О себе особо не думала, переживая за долгое отсутствие Тэмин.
Не поняла, что именно случилось, ведь от прозвучавшего так неожиданно выстрела уши заложило, а в глазах потемнело, когда, падая, ударилась затылком об пол. Чувствовала лишь, что сверху свалилось что-то мягкое, обвив всеми конечностями.
Лучше бы не понимала,
что именно случилось, потому что от увиденного хотелось кричать, разрывая пространство и время диким воплем, что рвался из моей груди. Так не должно было быть.
Ярость. Первое, что чувствовала я в тот момент, осознав происходящее. Злоба, холодной волной прокатившаяся по телу, заполнила мозг, заставив отключить чувства, ведь пальцы жали спусковой крючок с лёгкостью, а на лице не дрогнул ни один мускул. В ушах стояли крики и свист пуль — любимый когда-то звук, ставший ненавистным в одно мгновение. Успокоение пришло лишь тогда, когда стрелять оказалось нечем.
На смену всепоглощающего чувства пришло отчаяние, накрывшее с головой и утянувшее в свою бездонную пропасть, из которой нет ни единого шанса выбраться. Я держала её прохладные руки, прижимая к сердцу, а Тэ, грустно усмехаясь, силилась что-то сказать, но получалось лишь сдавленное бульканье. Из красивых глаз капали кровавые слёзы, смешиваясь с моими, падавшими на начинавшую стремительно бледнеть кожу.
— Я люблю тебя, моя девочка, — таковы были последние слова дорогого для меня человека, изменившего мой мир полностью и навсегда.
Умирая, она улыбалась, а меня будто бы лишили крыльев, не дав возможности взлететь к Солнцу, чтобы потом разбиться о скалы реальности. И я падала, медленно и мучительно летела в пропасть, ломаясь под их натиском.
Никогда ещё не доводилось столько плакать. Даже на похоронах родителей я не проронила и слезинки, хотя любила их. А здесь, в моём родном Техасе, где решено было предать её тело земле, не могла сдержаться, ревя навзрыд, лёжа на могиле любимой каждый раз, когда приходила к Тэ.
К такому сложно привыкнуть. Тяжело переносить одиночество, отвыкнув от него за два года. Сложно просыпаться по утрам, не чувствуя рук на собственном теле, не слышать сонное бормотание с утра пораньше, не касаться в ответ, даря крепкие, но такие нужные объятия…
Без тебя, Ли-чертовка-Тэмин, жизнь не так уж и прекрасна.
***
Откладываю в сторону лист пергамента, откидываясь назад и запрокидывая голову, тем самым облокачиваясь спиной на ствол раскидистого дерева, сидеть под которым в сильную жару сплошное удовольствие, укрываясь в его тени. Лёгкий ветерок щекочет кожу, словно целуя, а в голове сразу всплывает твой образ, от которого сердце делает тройной кульбит. Особенно твоя белозубая улыбка…
С тех самых пор прошло пять лет, а я, кажется, счастлива. Ну, наверное. Хоть и не налетаю на поезда, не мотаюсь по салунам, заливая одиночество алкоголем, а просто живу. Если это вообще можно назвать именно так…
Думала, что не выдержу и всё же отправлюсь следом, ведь без тебя хреново до невозможности. Но я всё ещё здесь. Шагаю по земле, делаю какие-то дела, сочиняю, оттачивая писательский навык. Хотя, без Ли всё равно чертовски сложно.
Знаешь, почему я решила остаться здесь, а не отправиться следом за тобой, Тэ? Когда-то давно, ещё при нашем знакомстве, ты обещала мне, что мы будем вместе до тех пор, пока пуля не разлучит нас. Так вот, Шальная пуля повержена более опытным противником, осталось лишь вернуть старый должок.
Улыбаюсь своим мыслям, которые всё время занимаешь лишь ты, Тэмин, пальцами играясь с застёжкой кобуры, закреплённой на поясе. О, я обязательно верну должок шерифу, ведь это он заказал наше убийство в тот самый день.
Уверена, ты не будешь против, если я отомщу за тебя. Сама же говорила, как помню, «иногда месть благородна», хотя ты никому не мстила, потому что не любила это делать. А я… я просто сделаю то, чего никогда не делала ты. Даже сейчас, вспоминая всё это и записывая, чтобы потом, если, конечно, повезёт, создать целую книгу, сердце выплясывает кордебалет. Впрочем, неважно всё это. Есть дела и поважнее разбирательств с органом, служащим для перекачки крови в теле.
Я нехотя поднимаюсь с травы, отряхнувшись, и неспешно двигаюсь в сторону выхода с кладбища, бросив последний взгляд на могилу, на надгробной плите которой вырезано имя, ставшее смыслом моей жизни, когда-то полностью бессмысленной.
Она изменила меня, подарив свою любовь, а я сделаю всё, чтобы, глядя на меня с Небес (или куда её там занесло), Шальная пуля продолжала дарить свою сахарную улыбку только мне и никому больше.
Надеюсь, скоро мы с тобой встретимся, чертовка Тэмин.
