Час без любви

Россия давно понял, как важно знать, на что у его правящего монарха имеется «пунктик». Нужно как можно скорее выявлять их сильные и слабые стороны, привычки, причуды и капризы, дабы страдать от них как можно меньше. Поэтому он старался лишний раз не перечить Ивану Грозному, не поднимать при Петре (Первом и величайшем из его царей, носивших это имя) тему моды и парикмахерского искусства, а при Елизавете… Ну, при Елизавете обязательно надо было планировать какое-нибудь важное и неотложное дело на вторник. Очень важное и совершенно неотложное. В идеале – где-нибудь за пределами Санкт-Петербурга. Обычная ложь тут не спасала – Елизавета, унаследовавшая интуицию своего отца – всегда видела Брагинского насквозь. Поэтому ему позарез требовалась вполне реальная уважительная причина не являться на ее вторничный бал-маскарад. В последнее время ему везло – удавалось увиливать от сей высокой «чести» целый месяц. Это удачное стечение обстоятельств вызвало у него ложное чувство безопасности, поэтому он и не поспешил в этот раз назначить какую-нибудь архиважную встречу загодя. В итоге, когда Елизавета в понедельник спросила его – будет ли он присутствовать на маскараде? – ему, непредусмотрительному кретину, просто нечего было ей ответить. Россия не понимал, действительно не понимал – почему Елизавете так нравятся эти диковатые вторничные маскарады. Не то, чтобы он вообще не любил балы и маскарады, просто…вторничные были особенными. Все гости должны были являться переодетыми в одежду противоположного пола – женщины в мужском платье, мужчины – в женском. Таково было правило. И никто не мог его нарушить – даже воплощение страны, которой правила Елизавета. Иными словами – ситуация по его же вине была безвыходная, а потому Россия решил судьбу не испытывать, а примириться с нею, и искренне пытался заставить думать себя о чем-то приятном, пока денщик помогал ему затягивать корсет. Как будто носить платье, специально сшитое для него по приказу Елизаветы, было недостаточным унижением, и требовалось упаковываться в этот пыточный инструмент, выдаваемый за нижнее белье! «И как только женщины это носят? Вернее – как они дышат?!» После того, как корсет был зашнурован, Россия ощутил, что в его грудной клетке кое-что стало лишним – например, легкие и несколько ребер. И это притом, что он-то к делу подошел без фанатизма, к которому склонны во все времена модницы. «И после этого меня еще спрашивают, почему я не слежу за модой? Да ведь все эти модные ухищрения того и гляди сведут в могилу!» После корсета и нижних юбок настал черед платья. Иван отдал бы все на свете, чтобы, по крайней мере, никто не видел, как ему приходиться упаковываться во все эти многослойные шелка и кружева, но понимал, что одному ему со всем этим «великолепием» просто не справиться. Женская одежда была невероятно сложна и при этом требовала деликатного к себе обращения, а Брагинскому совсем не хотелось случайно порвать или испортить это платье, хоть он его и ненавидел всей душой. Ведь само по себе оно было довольно красивым, сшитое из ткани фиолетового цвета, подобранной, если верить Елизавете, точно под цвет его глаз. К нему же прилагался шарф из газовой ткани более светлого оттенка, потому как Иван наотрез отказался демонстрировать свою шею, тем более – публично. Пара атласных туфель и парик почти того же оттенка, что и его собственные волосы - и первая часть сегодняшней пытки подошла к концу. Ну, почти…нужно было еще наложить косметику. Хотя те же румяна казались лишними – лицо у Брагинского и без того было багровым, как борщ его старшей сестрицы. Он взглянул на свое отражение в зеркале, увидел, что все его лицо буквально перекошено от злости, и попытался придать ему более дружелюбное выражение. Вышло не очень. Например, слуга предпочел торопливо извиниться и сбежать из комнаты подобру-поздорову. Россия устало выдохнул (что было не так-то и просто) и опять бросил взгляд на чучело, отражавшееся в зеркале. Жалкое зрелище… Иван отлично знал, что его вряд ли можно назвать образчиком мужской красоты, но вот женщина из него получалась просто монструозная. Крупное, крепко сбитое тело, женственный изгиб которому был бессилен придать и корсет, при этом длиннорукое и длинноногое. Кроме того, если мужская одежда скрадывала мелкие недостатки его фигуры, а именно - несколько избыточный вес, от которого Иван тщетно пытался избавиться, то женский наряд изъян этот выставлял на всеобщее обозрение. Россия закусил губу: «Больным сказаться, что ли?» Обреченно вздохнул вместо ответа и направился в залу, не желая лишний раз привлекать к себе внимание опозданием. Гостей было еще немного, и все они явно чувствовали себя не в своей тарелке. Кажется, одна лишь Елизавета получала удовольствие от происходящего, блистая в мундире, как новенькая монета. Вытерпев ее приветствия и высказав комплименты ее наряду, Россия забился в дальний угол, надеясь пробыть в нем до окончания карнавала. Постепенно зала наполнялась прибывающими гостями, смущенно просмеивающимися над своими и чужими нарядами. России хотелось сделаться, как можно ниже, или вообще стать невидимкой. В детстве он часто мечтал о том, чтобы вырасти большим и высоким, но теперь он как никогда остро осознал, что не все исполнившиеся желания сулят счастье. Большой рост и широкие плечи хороши, когда хочешь кого-то запугать, но создают определенные сложности, если не хочешь привлекать к себе внимания. А Брагинский был, по меньшей мере, на голову выше всех присутствующих. «Нужно отыскать кресло. Хорошо бы нырнуть под стол – но фижмы не дадут». Поэтому ничего другого не оставалось, кроме как терпеть. «Уверен, все они смеются надо мной». - Добрый вечер, прекрасная госпожа. Россия, чуть не запутавшись в юбках, обернулся и увидел Екатерину, с улыбкой склонившуюся перед ним в церемонном поклоне. Почувствовал на себе взгляд императрицы и торопливо сделал реверанс - краска вновь бросилась ему в лицо. - Екатерина, хотя бы вы надо мной не смейтесь, – простонал он - негромко, чтобы не услышала Елизавета. - Какой смех, о чем вы? Это платье изумительно подходит к вашим глазам. Она рассеянно потерла подбородок, и кивнула, будто для того, чтобы придать своим словам больше убедительности. Мужская одежда была ей к лицу – почти как самой Елизавете. В ней Екатерина походила на хорошенького юношу – сходству помогало и то, что грудь у нее еще была невелика… Иван покраснел – не стоило думать о таких вещах – помотал головой, рискуя потерять парик, и поспешил переменить тему: - Вы явно продвинулись в знании русского языка. - В самом деле? – счастливо улыбнулась она. – Прошу вас, не говорите таких вещей из жалости. Лесть – скверный учитель. - Это не лесть, а чистая правда. «Какая милая у нее все же улыбка. Можно придраться к ее подбородку или носу, но эта улыбка затмевает все недостатки». - Ее императорское величество это тоже отметила, – продолжил он, не желая, чтобы эта улыбка угасала. – Она приятно удивлена вашими успехами, и очень вами довольна. К его удивлению и тревоге, лицо Екатерины чуть омрачилось. - Боюсь, вы не в курсе последних новостей. Императрица гневается на меня – на днях отчитала меня за езду верхом по-мужски, – улыбка стала откровенно горестно-ироничной. – Она опасается, что подобные … «развлечения»… могут нанести ущерб моему здоровью. Что я не смогу иметь детей. Родить наследника. «А это ведь и есть самое главное, чего от тебя ожидают?» Все верно – принцессы (да и большинство женщин) существовали только для того, чтобы их выдавали замуж, решая дипломатические задачи, и чтобы производить на свет наследников. То, что они могли не испытывать к мужу никаких добрых чувств и быть откровенно несчастны – никого не волновало. - Впрочем, неважно, – торопливо произнесла девушка, бросив короткий взгляд на Елизавету. – Не знаю, насколько этот вопрос уместен, но… - она наморщила носик. – Иван, кто вы? Каков ваш титул, чин? - Мое положение имеет для вас принципиальное значение? - Вовсе нет. Просто мне интересно. Вы явно близки к императрице, поэтому я предположила, что вы занимаете какую-то важную должность. Но ваше имя мне не встретилось ни на одном из официальных документов, и я никогда не слышала, чтобы вас представляли по полной форме… - Давайте пока остановимся на том, что я – заурядный советник, – торопливо прервал ее Россия. «Стало быть, она заметила, что я - не обычный придворный. Что ж, я не удивлен». В ее улыбке теперь явно чувствовалось раздражение и разочарование. - Свято храните свои секреты? Имейте в виду, когда я стану императрицей – вам с ними придется попрощаться. - Вы довольно самоуверенны. Но так и быть. Когда вы станете императрицей – я открою вам все свои тайны. - Вы обещаете? Учтите, я буду очень недовольна, если вы вдруг передумаете. Ее взгляд был ясен и тверд. - Обещаю. Конечно же, он это сделает. Он ведь всегда рассказывал о своей сущности новому царю или царице. Правда, наследником престола был Петр, но едва ли будет большой бедой рассказать обо всем и его супруге. Теперь девушка улыбалась счастливо. - Я запомню это обещание. А теперь... ах, императрица опять смотрит на нас. Думаю, нам лучше будет пройтись в танце. Лицо России сменило все оттенки от смертельно бледного до багрово-красного. - Нет. Нет. Нет-нет-НЕТ. Простите, но я вынужден отказать. - Но ведь именно этого она от нас ожидает, – запротестовала Екатерина, хватая Россию за руку. – И я не могу себе позволить роскошь вывести ее из себя еще раз. А вот если мы будем развлекаться этим вечером, то ей это придется по вкусу. Слышите - играют вальс. Это не очень сложный танец. Так пойдемте же? России хотелось подобрать юбки и опрометью кинуться прочь, но хватка маленьких рук оказалась куда крепче, чем можно было от них ожидать. Сдавшись, он неуверенно и неуклюже положил левую руку ей на плечо. Она рассмеялась, обхватив его одной рукой за талию, и сцепила в «замок» их свободные руки - разница в росте делала эту картину еще уморительнее, но Екатерина сказала лишь: - Повторяйте за мной. Примечания автора: Императрица Елизавета, известная своим пристрастием к увеселениям, действительно устраивала по вторникам такие оригинальные маскарады. Екатерине они были не по душе, но желая угодить вспыльчивой императрице, она их посещала. В ее правление эти маскарады были отменены. Екатерина очень любила лошадей и верховую езду, предпочитая ездить по-мужски, а не в дамском седле – к большому неудовольствию Елизаветы, считающей, что это могло быть одной из причин, по которой Екатерина довольно долго не могла забеременеть. Хотя причиной этой задержки была не она, а Петр – у него был небольшой физический изъян, вполне, впрочем, излечимый хирургическим путем (другое дело, что он безумно боялся крови и физической боли и тянул с операцией). Это пристрастие императрицы к лошадям привело к возникновению печально известной сплетни о том, что она погибла «под конем» (в смысле он ее раздавил во время секса). На самом же деле она умерла от инсульта. Но сплетня, увы, (как и многие другие распускаемые «доброжелателями» слухи о Екатерине и России вообще) благополучно дожила до наших дней.