Aliis inserviendo consumor

В Иштване святой отец Найтроуд с первого взгляда понял, что от рыжеволосой неуклюжей сестры, спотыкающейся на ровном месте, будет хлопот больше, чем пользы, но случилось то, что тот ни в коем случае не предполагал, что не входило ни в какие планы. Воспоминания с илистого дна памяти били по рассудку, били набатом, упорно не давая мыслить здраво. Она, память не изменяет, опоздала на добрые сутки; долго, скомканно извинялась — по глазам ни дать ни взять провинившийся ребенок. Тогда Авель позволил себе лишнего, обнял её, и маленькая наивная Эстер впервые ощутила тепло, которого не испытывала со смерти матери-настоятельницы, обманчиво принимая его за то, что предназначено ей. Вызывая ту ностальгическую грусть, Бланшетт не виновата, ни в коем случае, но горечь воспоминаний до того отравляет, что Авель не может не видеть за этими короткими рыжими локонами…       Авель боялся, что Эстер поглотит внимание собою полностью, в то время как она давно всецело в нем растворилась. На Авеля давит груз одной-единственной потерянной жизни, а в него влюблена в лучшем случае вся женская половина АХ, включая кардинала Сфорца. Святой отец дистанцируется, со стопроцентным зрением надевает очки, возводит непробиваемые стены с дежурной улыбкой; открытый, жестокий и добрый. Это его гарантия. Нет ничего, совершенно ничего, подчеркнутого, вычеркнутого и вынесенного за скобки, чтобы подсластить пилюлю.       В конце концов, он не может измениться. Эстер несла с собой мирру и ладан в маленьком латунном кулончике с цепочкой на груди, который сжимала в ладони всякий раз, когда казалось, что всё потеряно; Лилит же, досконально уверенная в своей правоте — запах смятых хлопковых простыней в его одинокой комнате. Авель никогда не гнался за звездой, не пытался поймать её в поношенную походную сумку, но все же целого мира ему было вечно мало. Выпроваживает её как какую-то девчонку с поля брани решающего сражения; Эстер нервно сглатывает, когда двери лифта закрываются, и прячет дробовик — она не просила, не просила, чтобы её спасали. Она бы не помешала, и все же по её вине отец Найтроуд на грани смерти. И до чего смешно в её положении верить в то, что слезы возвращают мертвых к жизни. А потом наивная маленькая Эстер подросла, перестала походить на саму себя и всё больше напоминала Найтроуду кого-то другого, и сдерживать порывы становилось с каждым днем непосильней.       Только вдавливая её запястья в изголовье кровати, он может об этом не думать. Распрямленные локоны отросли, море в выразительных синих глазах вспенилось штормом, а нарочитая скромность с годами правления Альбионом медленно начала иссякать, пока не иссякла без остатка и не сменилась мягкой дипломатичной дальновидностью. Но все же перед ним бесконечно юной, мудрой королеве до нелепого неловко, как ни перед кем другим. В памяти юной королевы предстают ломающиеся истомой тела в ночи и смятые простыни.