Домой

Спёртый воздух спальни. Она пыталась проветривать, но видно, этот запах уже неподвластен ничему. Сидит как раньше: согнув одну ногу в колене и положив на нее щеку. Смотрит в пустоту. Грустно. И душно. Уже не физически. Тангро подпалил волосы: хозяйка, подвигайся! Ну да, нужно создавать видимость счастья, а ей скучно. Рыжая прядь потушена — слишком однообразно, может, стоило подождать возгорания всей шевелюры? Нет, это глупо. Теперь уже всё глупо. «Надо полетать... Над избушкой? А Ванька где? Ему нельзя попасться, когда летишь даже над лесом — вечная обида в этих васильковых глазах. Может рвануть в Тибидохс?» — Таня улыбнулась, вот оно решенье! Быстро, как только можешь: туда и обратно. Увидеть жизнь, хотя бы увидеть. Прыгнуть в озеро утром и с визгом выскочить. Нет, просто опустить руку, просто постоять рядом с озером, посидеть на бережку, покормить комаров и быстро домой. А дома снова спёртый воздух и печаль. Шкаф-одногодка Ягге противно заскрипел дверцами. Шаловливо вылетела моль: «Я ничего не ела» — резво шевелила она крыльями и таинственно исчезла куда-то по своим, мольиным делам. Теплая одежда никогда не помешает, особенно перчатки. Контрабас сверкает, как новый — все домовик, или их было двое? — Торопыгус угорелус! — Зеленая искра, и она уже над перистыми облаками. Полетный инструмент летит на пределе, девушку слизывает с его гладкой полировки. Хоть волосы и убраны, но за хвост жестоко тянет. Мыслей нет, и ничего больше нет. Она и небо с облаками. Будет лететь вечно. Ну, или пока не кончится жизнь. «И пусть скалы узнают мою любовь!» — как говорил некромаг, только ее любовь — к полетам. Кажется, это было в прошлой жизни и ничего уже не вернешь. Тогда ее жизнь была вечной борьбой. Глеб был молотом, Ваня — наковальней, а она... Просто глупая: молот все бил, она все уворачивалась. Все спасала мир, все бегала. Сейчас не так. Молота нет, мировых бед и концов света нет, даже уроков нет — она не нужна. А наковальня... Стоит ли благодарить наковальню за то, что она есть? Мы благодарим Землю за то, что по ней ходим? Нет. И Ванька... он ведь совсем не нужен ей. Н-да... Такие мысли присущи только Гробыне, но в том соль, что Гроттер сама думает так. Сама, а не с чьей-то подачи. Она светлая и останется ею, и никакие красные искры не смогут запретить ей быть светлой. Да и вообще никто не может ей ничего запретить: духу не хватит. Нет, ее не боятся. Просто знают, что если ей что-то запретить, то она именно это и сделает. Из упрямства, а уж потом из гордости. Так зачем ей возвращаться? А Тибидохс... Все давно решено. Она просто вернется обратно. В свой дом. В свой настоящий, первый и последний дом. А пока... Пока она лишь на огромной скорости летит туда, где ее ждут. Она летит домой.