***
Вечером Кот спустился в бар. События приняли неожиданный разворот и операция успешно закончилась еще днем, но домой не тянуло. Прогноз погоды на родной Питер совсем не радовал — сплошные дожди, так почему бы не провести оставшееся время в солнечном городке у моря? Тем более что генерал, довольный результатами, расщедрился на целых три отгула… Не слишком-то просторное помещение было набито до отказа. Кто-то смеялся, звенели бокалы, играла музыка. У самого входа в укромном уголке целовалась парочка, довольно откровенно прижимаясь друг к другу, и Вася взглянул с некоторой завистью. Он бы тоже сейчас не отказался приятно провести время… А потом, проталкиваясь сквозь гомонящую бестолковую толпу, увидел ее. Сидя возле барной стойки, женщина неторопливо пила кофе и рассеянно скользила глазами по залу. Такая… другая. На контрасте со всеми этими нескромно одетыми размалеванными девчонками с разноцветными волосами, лицами в блестках, сигаретами в зубах, голыми животами, короткими юбками, смелыми декольте. Практически без макияжа, в закрытом темно-синем платье чуть выше колена, с усталым, даже слегка скучающим взглядом. Да еще этот кофе, когда у каждой второй посетительницы в руках был коктейль, а у каждой первой — коньяк или виски… Кот остановился у стойки, кивком указав на соседний стул. — Можно? Женщина ответила дежурной улыбкой. — Да, конечно. Ионов устроился за стойкой, немного подумал и тоже заказал кофе. Но взгляд, будто магнитом, все равно притягивался к незнакомке, сидевшей справа. — Ждете кого-то? — не сдержался все-таки, вновь повернувшись. — Нет. А что? Кот неожиданно для себя смутился, кивнув на кипящее суетой пространство вокруг. — Ну, просто… Здесь обычно другая публика. — Не вписываюсь? — понимающе усмехнулась женщина и сделала глоток из чашки. — Просто развеяться захотелось, а ресторан уже закрыт. Не сидеть же в номере каждый вечер. — В командировке? — Кот с готовностью поддержал разговор. — Вроде того, — последовал неопределенный ответ. — Какое совпадение. Я тоже, — усмехнулся Ионов. — Может, тогда чего-нибудь за знакомство? Светлые глаза озорно блеснули. — Только если не на брудершафт. Вася примирительно поднял руки: — И в мыслях не было. Женщина прикусила губу. — Вот сейчас грубо прозвучало, — а потом, все-таки не сдержавшись, рассмеялась — хрипловато, легко, заразительно. Кот засмеялся тоже, не в силах отвести взгляда. Отрицать очевидное не имело смысла: она ему понравилась. С первого взгляда… Когда потянулся в карман за бумажником, несколько купюр выскользнули на пол. Кот наклонился поднять, вскинул голову… Вид снизу был изумительный. Платье недвусмысленно обтягивало округлые бедра, не скрывало коленей, а самое главное — демонстрировало стройные ноги, сильные, тренированные и вместе с тем очень изящные. Крутой подъем ступни, подчеркнутый стильными туфлями на каблуке; подтянутые мышцы, ровный загар, и этот пикантный шрам на гладкой коже… Кот встряхнулся, поспешно выпрямляясь, и тут же натолкнулся на легкую усмешку. — Предпочитаете женщин постарше или просто хотите спросить, где купить такие туфли в подарок своей девушке? — У меня нет девушки, — слегка заторможенно отозвался Ионов. Красивые брови удивленно взлетели. — А что так? — Работа, — ответил Василий коротко, предпочитая не замечать мимолетно скользнувшей многозначительной улыбки. И, развеивая последние сомнения, накрыл своей рукой теплую ладонь, лежащую на барной стойке. — Что-то шумно здесь, может, выберем место потише? По губам женщины снова скользнула усмешка. — Потише — это в вашем номере? Кино, вино и ни к чему не обязывающий секс? Кот отдернул руку, мучительно покраснев. Женщина хмыкнула, заправляя выбившийся из прически светлый завиток. — А что вы так испугались? Я просто назвала вещи своими именами. Или вы что-то другое имели в виду, а я не так поняла? — Вы мне нравитесь, — пробормотал Кот, не поднимая взгляда. — Вы мне тоже, — очень просто сказала незнакомка, и он с надеждой вскинул глаза. Ни к чему не обязывающий? Ну и пусть, пусть! Он просто не может позволить, чтобы она вот так ускользнула, оставшись загадкой, смутным обещанием, неясной мечтой…***
Пляж тонул в бархатном полумраке. Тихо и ровно шуршали волны, накатывая на теплый, прогретый за день песок; алмазные искорки звезд отражались в воде, и дрожащая лунная дорожка терялась у горизонта, похожая на расплавленное серебро. — Люблю море, — задумчиво сказала она, двигаясь по самой кромке воды, ласково гладившей босые ступни. — Какое совпадение, я тоже, — усмехнулся Кот, остановившись напротив. Луна серебрила песок, ветви деревьев, громады зданий вдали. Бутылка вина, прихваченная из бара, уже опустела, все легкие, ни к чему не обязывающие темы иссякли — впрочем, молчать с ней тоже оказалось легко. В голове приятно шумело — то ли шелест волн отдавался эхом, то ли сердечный грохот, а может быть, действовало вино… — Смешно, наверное, — сказал хрипло, не отрывая глаз от силуэта в полутьме, — но под луной я еще ни разу не целовался… Протянул руку, касаясь теплых пальцев и чуть сжимая, скользнул по внутренней стороне ладони, чувствуя приятный жар, перетекающий в него, словно ток по проводам. И, разгораясь все сильнее, подался вперед. Ее губы, слегка обветренные, мягкие, пьянящие от вина, хранили терпкий вкус корицы и кофе. Почти невесомое, осторожное касание быстро сменилось жадным напором — сдерживаться он вовсе не собирался. Порывисто притянул к себе, притискиваясь всем телом, и два выдоха слились в один — ее изумленно-тихий, его нетерпеливый и жаждущий. Руки заскользили, обнимая обтянутые тонкой тканью плечи, касаясь напряженной гибкой спины, вниз — к пояснице, и еще ниже, мимолетно оглаживая линию бедер. Но и этого касания хватило с лихвой — она судорожно выдохнула, прижимаясь еще ближе, как бы молча позволяя, давая разрешение на любую нескромность. Руки разжались, туфли с тихим стуком упали на песок. Кажется, скоро вся одежда должна была последовать туда же — с таким лихорадочным нетерпением скользили твердые сильные ладони, с такой жадностью касались горячие губы. А когда женские руки обвили в ответ, когда жаркое тело качнулось к нему, недвусмысленно прижимаясь, он понял, что больше не выдержит. И как это ей удалось с пол-оборота его завести?.. Уже готов был опуститься на теплый песок, увлекая ее за собой. Продолжить все прямо здесь, под тихий шорох прибоя, в серебряной дымке лунного света, еще сильнее усиливающего ощущение нереальности, в какой-то мере волшебства… — Что, прямо здесь? — не сразу различил в волнительном мареве сбивчивый выдох. — Почему нет? — шепнул хрипло, пробираясь ладонью от колена все выше и выше — к заветной кромке платья. Будто в ответ где-то невдалеке послышались приглушенные, звучащие вразнобой голоса, взрывы смеха, стеклянный звон бутылок. Кот резко убрал руку, меньше всего желая, чтобы их сейчас застали в столь двусмысленной позе. Лишь замер, продолжая крепко прижимать к себе застывшую в его объятиях женщину, которая тихонько вздрагивала, уткнувшись лицом ему в шею и беззвучно смеясь. Да уж, романтика пустынного пляжа хороша лишь в кино…***
Гостиничный холл оказался пуст, портье за стойкой тоже не наблюдалось — и, никем не замеченные, они очутились в лифте. Едва двери сомкнулись, Кот порывисто прижал женщину к себе, снова жадно целуя. Не в силах оторваться, разжать руки, прислонился лбом к ее лбу, тяжело дыша, впитывая воздух, пропитанный электричеством, предельным напряжением, запахом разгоряченного тела, льдисто-горьким волнующим ароматом духов… — Какой номер? — прошептал, касаясь легким поцелуем ямки чуть ниже уха и опаляя жарким дыханием кожу, вмиг покрывшуюся мурашками. Незнакомка вздрогнула, невольно прильнув еще теснее. — Четыреста седьмой, — отозвалась едва слышно. — Мой ближе, — пробормотал Кот, скользя губами от ее шеи вниз. Натолкнулся на преграду в виде такой ненужной сейчас ткани и недовольно вздохнул, свободной рукой нетерпеливо нашаривая молнию на платье. И в этот момент двери лифта разъехались. Коридор тоже был совершенно безлюден. Не выпуская женской руки из своей, Кот потянул незнакомку за собой, на ходу вытаскивая ключ-карту. Замок поддался лишь со второй попытки, и Вася нетерпеливо втянул женщину в номер, тут же захлопывая дверь и отсекая их от всего остального мира. Даже не зажигая света, довольствуясь лишь рассеянным лунным сиянием, сделал несколько шагов в полутьме, прижимая женщину к ближайшей стене и судорожно впиваясь в губы. Черт, кажется, он никогда не насытится этими поцелуями… Наконец упрямая застежка все-таки поддалась, неверным движением Кот стянул платье с красивых загорелых плеч. Губы скользили все ниже и ниже, пальцы потянули вниз бретельку белья, и он замер, опаленный очередной вспышкой острого возбуждения, сам удивляясь, какую реакцию вызвала тонкая полоска замысловатого кружева на бронзовой коже. Рита ничего кружевного никогда не носила, предпочитая обыденную строгость вычурной красоте… Это было сродни наркотику — чем смелее он прикасался, тем больше хотелось. И большего. Прижаться губами, обвести языком, чуть прихватить бархатистую кожу… Ее прерывисто-раскаленное дыхание касалось волос, а когда по сознанию ударил сдавленный глуховатый стон, Кота будто прошило током. Застыл, изучая ее — запрокинутая голова, изящный изгиб спины, рассыпавшиеся волосы, почти не сдерживаемые ослабленными шпильками… Она была восхитительна. В этом диком, лихорадочном, бесстыдном возбуждении — особенно. И он вновь жадно припал к ней, мучительно-остро чувствуя краем стремительно съезжающего сознания, как ее пальцы чуть сжимают его плечи, как ладони оглаживают напряженную спину, как ногти дразняще-игриво цепляют кожу… Он даже упустил момент, когда лишился футболки — в этом жарком сладостном мареве не осознавал уже ничего, кроме ослепительно-прекрасных, пробивающих дрожью ощущений, которых казалось невыносимо мало. Руки уже раздраженно комкали подол так и не снятого платья, пробираясь под тонкую ткань, и ощущение такой нежной кожи, колючего кружева, влажного, жаждущего жара отозвалось новой раскаленной волной нетерпения. А когда ее подрагивающие пальцы скользнули к ремню его джинсов, попутно чуть царапая ногтями кожу, пробки вышибло окончательно. До просторной гостиничной кровати они так и не добрались. Он желал ее. Прямо здесь и сейчас. Погрузиться в этот тягучий сладостный жар, услышать приглушенный, полный наслаждения стон, ощутить эту самую последнюю, запредельную степень близости, это полное, всепоглощающее слияние, когда есть не он и она, есть только они… Кровь бешено грохотала в висках, под плотно сомкнутыми веками все плыло. Ближе, ближе, еще теснее… Задыхаясь, до предела вжимаясь в это податливое тело, подстраиваясь под единый ритм безупречно-точных движений, содрогаясь, ловя долгожданное опустошение и чувствуя, как она вздрагивает в его руках… И никакой другой реальности в этот миг не существовало. Не могло существовать.***
Разумеется, он никуда ее не отпустил. Ночь была длинной — восхитительно-длинной, и совсем не хотелось, чтобы она так скоро закончилась. Потом была просторная кровать, и новая вспышка — на этот раз томительно-долгая, без судорожной жадности, а с тихой изучающей нежностью. Они неспешно целовались, говорили обо всем на свете, пили вино, смеялись, опять целовались, затем падали на сбитые простыни, молчали, пытаясь отдышаться, и снова по кругу… И лишь когда за окном занялись первые всполохи рассвета, она тихонько прижалась к нему, устало прикрывая глаза. Кот улыбнулся, покрепче прижимая ее к себе и целуя в плечо, не прикрытое сползающей простыней. — Ты чудо, — шепнул, расслабленно замирая на подушках — Даже так? — сонно переспросила она, устраивая ладонь у него на груди. — Даже так, — усмехнулся Кот, обнимая ее за спину. — Я не знаю, какая бы еще женщина приехала в другой город просто помириться. — Ну ты же извинился, — улыбнулась Рита, не открывая глаз. — Конечно, — с готовностью кивнул Ионов. — Иначе меня бы изнутри съело, что мы с тобой так нехорошо расстались… Значит, инцидент исчерпан? — и чуть приподнялся, пытливо заглядывая в ее лицо. Рита распахнула глаза. Во взгляде вспыхнули лукавые искорки. — А ты еще не понял? — шепнула, касаясь пальцами его губ. Кот рассмеялся, перехватывая ее ладонь и осторожно целуя. — Вот теперь убедился… Медленно, будто неохотно, разгоралось сочное южное утро, рассеивая в воздухе золотистую дымку. Безудержная, страстно-сумасбродная ночь отступила — но ведь будет и день. Много-много дней, таких же терпких и сладостных — потому что ничто не дарит этим дням столь яркого вкуса жизни, как искреннее, ничем не замутненное чувство…