Fallaces sunt rerum species

Она едва могла открыть глаза: веки, будто налитые свинцом, отказывались подчиняться. Усилием воли она все же преодолела ужасную слабость во всем теле. Яркий мертвый свет люминесцентных ламп больно резал глаза, создавая невыносимую головную боль. Во рту был металлический привкус крови и неприятный налет на языке, в горле пересохло и ужасно хотелось пить. Девушка слабой рукой потянулась к стакану с живящей жидкостью, которая на вкус отдавала пластмассой и вызывала слабый порыв тошноты. Мышцы во всем теле сковало, она едва нашла силы, чтобы встать. Люди в белых халатах предупреждали, что после первого «погружения» будут неприятные побочные эффекты, однако добавили, что это пройдет со временем, а каждая синхронизация будет даваться легче предыдущей. Но как она могла бы избавиться от самого главного побочного эффекта?.. Райли Клейн, объект девятнадцать, была доставлена в исследовательский институт при Оксфорде, а именно засекреченную базу Абстерго Индастриз, двадцать первого ноября — за два месяца до рождения ее двойняшек — в качестве очередного «дайвера» в память собственных ДНК. Сейчас эти слова эхом мужского голоса отдавались в ее голове, когда этот же голос после короткого тихого сигнала произнес уже приевшуюся фразу: — Доброе утро, Райли. — Иди на хрен. — Тихим охрипшим голосом ответила она, схватившись за голову. — Боль скоро утихнет, и ты придешь в норму. — Продолжил звучать голос обсервера Отдела Исследований Наследственной Информации. Мысленно она снова послала его на хрен, еще раз и еще, ровно до тех пор, пока надоедливый картавый голос не перестал капать на мозги, зачитывая ее сегодняшний распорядок, а после, пожелав хорошего дня, растворился в тишине после короткого щелчка. Райли чувствовала резкий запах стирального порошка от чистого белья, в которое ее переодели видимо пока она была без сознания. Обоняние вернулось — уже хороший знак. Но головокружение обострилось в тысячу раз, когда она поднялась на ноги, коснувшись ступнями холодного пола. Мышцы стянули спазмы: неприятными ощущениями отозвались бедра, икры, руки, спина и живот. Она не могла свыкнуться с мыслями о том, что два маленьких сердечка, которые она бережно хранила в себе эти семь месяцев, исчезли и она больше не чувствовала их биения. Не было той тяжести, которая была причиной ее болей в спине последние несколько недель. Они отобрали у нее еще не родившихся детей. Еще месяц назад Райли, убитая горем, не могла думать ни о чем другом. Она бросалась на охранников, кричала, избивала руки в кровь, колотя стены своей камеры, набросилась на обсервера и еще пару научных работников Абстерго, когда они попытались подключить ее к Анимусу. Они не учли в своих расчетах тот факт, что женщина, потерявшая детей и запертая в камере, окажется абсолютно неуправляемой настолько, что даже сверхсовременное и инновационное оборудование будет бессильно в борьбе с человеческими эмоциями. Поэтому ей дали время на реабилитацию прежде чем подключить ее к Анимусу снова, каждый день изнуряя ее тело тренировками. Препараты, которые они ей кололи, притупляли сознание, не позволяли мозгу генерировать какие-то ни было мысли, тело бессознательно выполняло поставленные задачи, а потому уже через полторы недели Райли не могла узнать себя в отражении зеркала. Но сейчас не было тех препаратов, а потому воспоминания накатывали сокрушительными волнами. Она стояла напротив своего отражения в стеклянной стене камеры. Райли и не заметила, как непроизвольно положила ладонь на живот, который отозвался острой болью. На ее глазах проступили слезы, а взор затуманился. Девушка смахнула солоноватую влагу со щек рукавом своего больничного белья. И бросив последний взгляд на отражение, она увидела уже не себя, а человека, похожего на нее лишь чертами, в сером длинном одеянии. Они называли это эффектом просачивания: когда сознание объекта и предка сливаются в единое целое, таким образом объект начинает испытывать на себе фантомные видения. Это был первый раз, когда они встретились за пределами Анимуса. Девушка в отражении — ассасин с частью лица, скрытого под капюшоном и платком, прикрывающем рот и нос, в робе, сшитой на мужской манер — смотрела на Райли, а та лишь могла догадываться насколько они похожи. Она чувствовала эту связь и тяжелый воздух, перенасыщенный запахом пороха, гари и крови, исходящий от ассасина в отражении. До этого их связь оборвалась на крыше одного из домов близ Бастилии, когда на мониторе Анимуса стояла дата — четырнадцатое июля тысяча семьсот восемьдесят девятого года.  — Николетта. — Одними губами проговорила Райли. Та лишь склонила голову в немом приветствии и медленно приложила ладонь к животу, в точности повторяя жест Райли.