Редко

Му Цин целует редко. Быстро оглядывается – как будто во дворце есть кто-то, помимо них – выпрямляет плечи и на секунду прижимается тонкими губами к чужим. На секунду, потому что Фэн Синь подгребает его к себе и вжимается всем телом. И лезет дальше. Иногда они успевают добраться до горизонтальной плоскости. Иногда нет – и спасибо всем тренировкам на силу и выносливость. Иногда Му Цин отрубает: "Не сейчас". А вот обниматься он любит, только никогда не признается. Серебром тает в руках, утыкается носом в плечо и отпускает себя. Распускает волосы. Небесные силы, как Генерал Наньян обожает такие моменты. Очень. Сильно. Можно гладить узкую спину и зарываться пальцами в шелковые пряди. Нежно, совершенно без желания дёрнуть или щипнуть. Просто касаться. И ощущать чужое теплое дыхание на своей шее. Потом Яшмовый Генерал обязательно смажет поцелуй в кадык, куснет и сразу станет серьезнее, а Фэн Синь потеряет всякий стыд. Ему, конечно же, не будут помогать в поисках. Только мешать, забираясь бледными ладонями под рубаху и втираясь ближе бедрами. Башкосносяще. В общем, финал один. Генерал Сюань Чжэнь кусает вечно губы, хмурится и двигается изящнее танцовщицы. Одежду снимает так, что можно слюнями изойтись. "Тогда обойдёмся без масла" – вдруг смеётся. Нет, не обходятся. Потому что Фэн Синю нравится блеск масла на покрасневшей коже. Потому что он не смеет больше причинить боли. Потому что хочет всего его – вылюбить, трогать, чувствовать. И ещё. Раньше Му Цин готовил себя сам, уединяясь в купальне. Потом настороженно наблюдал за тем, как это начал делать Генерал Наньян, материл за каждое движение, сжимался и потом мстил, оставляя синяки зубами. Сейчас же лежит на спине, закрыв глаза и истекает смазкой. А может, это масло – Фэн Синь льет его щедро, размазывает по всему телу, подолгу задерживая руки на сосках, заднице и члене. И стонет. Так обжигающе, так чувственно – хочется заорать: "Что ты, черти дери, делаешь со мной?", но не успевается. Генерал Сюань Чжэнь дёргает его на себя, переворачивает мир местами и насаживается сам. С громким хлюпом, почти задыхаясь и выгибаясь. Знает, что после такого инициатива останется у него. Фэн Синь не против. Рад. Показывает это. — Да заткнись уже, – хрипит Яшмовый Генерал и тащит на себя, заставляя присесть. Сам дёргается и начинает изнывать сильнее: нечаянно раскрывается и позволяет члену внутри бить по нервам. Целует отчаянно, влажно, долго. Весь горячий, раскрасневшийся, с поволокой в глазах и невнятным скулежом – такого бога никто не видел. Богов. Фэн Синь знает, что если этому Му Цину прошептать на ухо что-то вроде "я ненавижу тебя меньше всех на свете", можно услышать тихое и прерывающееся "я тоже". Как будто говорящий не желает открывать рот для этих слов. Ну и ладно. Однажды же он сказал их просто так, когда утреннее солнце прыгало по лицам, а Генерал Наньян пытался сплести из серебряных волос косичку. Скажет и ещё раз. И начнет целовать чаще.