Семейные тайны

Базиль спокойно шел за Десятым Вонголой. Он восхищался этим человеком ещё с тех пор, как впервые встретил его, и с годами восхищение никуда не делось, лишь стало более спокойным, без юношеской восторженности, но зато с уважением перед реальными поступками Савады Тсунаеши. Сегодня проходила рабочая встреча глав Вонголы и Варии. Никакого пафоса, никаких торжественных сборищ Хранителей — лишь Занзас, Савада, Скуало и Базиль. Последнему нравились такие вот встречи: когда верхняя пуговица рубашек расстегнута, галстук чуть ослаблен, а Занзас не гоняется с пистолетом за Савадой, делая вид, будто пытается его убить. И разговор шел о действительно важных делах, и не было раздражающих воплей. Рабочая атмосфера во всей своей прелести. — Докладывай, Базиль, — кивнул Савада, и тот с удовольствием зашуршал пачкой бумаг, коротко излагая тезисы и ставя проблемы. Базиль обожал эти моменты. Гокудера Хаято мог хоть весь на пену изойти, убеждая согласных и несогласных с тем, что он Правая Рука Вонголы Джудайме, а Хибари Кея — сколько угодно хмыкать, принимая поздравления, как самый успешный Внешний Советник в истории семьи, однако Базиль твердо знал: именно он самое приближенное к Саваде Тсунаеши лицо. Осознание грело душу. — Хорошо, мы поняли, — Скуало кивнул, благодаря за доклад. — Но что с разработкой пламени у семьи Джанини? Я слышал, наши конкуренты уже научились обращаться пламенем с помощью колец, кто сдал разработки? — Никто, разработкой пламени занимались одновременной сразу трое изобретателей, — Базиль достал схемы, показывающие разницу в разработках. Занзас с удовольствием хлебнул горячего кофе и задумчиво потер висок. Скуало вытащил свои схемы и начал свою часть доклада. Базиль опустился на место и принялся слушать, чтобы запомнить основные моменты и на следующее утро подготовить намётки приказов для Савады. Рабочее настроение не отпускало его ни на минуту, но он не мог не заметить, каким милым становится Скуало, когда надевает очки для чтения. Совещание затянулось до поздней ночи. Побледневшие, усталые мафиози свернули совещание только около двух часов, открывая новые сутки работой. — Оставайся, Занзас, — устало протянул Савада, показывая знаком Базилю, что можно собрать бумаги. — Куда ты поедешь, хоть отдохнёшь немного. — Чтобы утром спускать из окна веревочную лестницу и скакать на заранее подготовленных лошадях, чтобы твои олухи ни о чем не догадались. — Ну извини, ты слишком сильно напугал их во время Конфликта Колец, — слабо улыбнулся Десятый, отдавая прислуге распоряжения о подготовке комнаты. — Вы как хотите, а я пойду к себе, — зевнул Скуало и ушел, не попрощавшись. — Да, босс, спасибо за работу, я тоже переночую дома, — засуетился Базиль и поспешил покинуть особняк. — Интересно, когда эти двое признаются, что у них общий дом? — поинтересовался Занзас, стягивая утратившую свежесть рубашку и собираясь отправиться туда, где уже ободряюще шелестела вода. — Наверное, тогда же, когда мы признаемся, что прислуга готовит нам одну комнату на двоих, — улыбнулся Тсуна и затащил Занзаса к себе под душ. Базиль же нагнал Скуало только у дверей в собственную квартиру. — Опаздываешь, мелкий! — хрипло хохотнул тот, и по предвкушающей ухмылке Суперби Базиль понял, что лечь спать ему удастся только часа через полтора-два. — Это у тебя слишком длинные ноги, — обречённо, но уже с нотками предвкушения в голосе отозвался он. По квартире закружились водяные вихри, Базиль с видом смиренного мученика проглотил таблетку, и началась схватка. Удары сменялись захватами, они оба промокли насквозь, затем, хохоча, избавлялись от неприятных тряпок, затем вдруг под Базилем оказалось теплое и сухое одеяло, и Скуало навис над ним, уже отстегнув меч и полностью раздевшись. Они целовались вдумчиво и неторопливо, в противоположность тому, как только что дрались, и нежный язык Скуало любовно обводил все потаенные местечки. Они чуть прикусывали друг друга, оставляя яркие следы, они шептали глупые ласковые словечки. Завтра они снова отправятся работать во благо Вонголы, не скрываясь, но и не демонстрируя свои чувства, а пока им оставалось всего три часа до рассвета, чтобы успеть без слов рассказать о том, что не удалось произнести днём.