Маленький обман и Большой Взрыв

      Мало кто знает, но однажды Вселенную обманули. Сделано это было непреднамеренно, руководствуясь упрямой верой, что лучшие вещи рождаются из обмана — глупость какая. Вселенной сказали, что когда-то будут кружить друг напротив друга две неинтересные, блеклые, измождённые фигуры, пока не столкнутся. Тогда и произойдёт Взрыв, очередной, не такой большой, как его предшественник, но внушительный, достаточный для того, чтобы создать что-то новое и невероятное. Восхитительное просто — так Вселенной говорили, а она слушала, пальцы разминая, потому что уже готовилась рисовать у себя на предплечье что-то (кого-то). Особо стараться не нужно, решила она, пусть будет несколько неаккуратных линий, можно вообще краску на себя вылить и отряхнуться, чтобы брызги во все стороны разлетелись — кто знает, может так оно и получится.       И правда, никто не знал. Не знал ещё, что у Вселенной аллергия на краску была, и едва она свой любопытный нос в первую попавшуюся баночку сунула — краска была засохшая, потрескавшаяся и темно-бордовая — как начала кашлять. Выкашляла два до тошноты скучных силуэта, бросила на них взгляд, пожала плечами, плохо скрывая свое раздражение и поспешила убраться восвояси. Что это было, она ни малейшего представления не имела.       Космос потянулся, поморгал сонно и едва слышно чертыхнулся: теперь ещё за двумя оболтусами следить. Неопределённость раздражала, а в данной ситуации её было предостаточно: как они друг на друга отреагируют, что делать будут. Если соберутся бандой, беда будет, ведь такие дуэты особенно наглыми и самоуверенными могут стать, не Вселенная им, а трон, откуда они друг друга старательно сталкивают. А если возникнет неприязнь, кто знает, может это ещё хуже, ведь… космос утешал себя тем, что эти ребята ещё слабые и плохо в пространстве ориентируются, в ближайшую сотню лет друг друга точно не найдут, а если и найдут, не заметят, мимо пройдут, ведь считать царапины от острых краев звезд у себя на щеке — первые награды за невнимательность — занятие куда более интересное.       Но пока они бродили с отрешенным видом, падали, гадали, кто первый на комету напорется и обезумеет, Вселенная была в относительной безопасности, а кометы фыркали и сворачивали в другую сторону. Все мироздание, пустое и надменное, избегало эти комки свалявшейся шерсти, тусклой пыли и духоты. Они совершенно не знали, что делать. Они воображали корявые пальчики циркулем и чертили кольца в окружавшей их черноте. Их потом подобрал Сатурн, не избавившийся в то время от мерзкой привычки рыться в мусоре.       И, разумеется, однажды они столкнулись. Тут-то проявился обман: никакого взрыва, даже самого маленького, не произошло. После столкновения прошло несколько веков недоумения и ещё пару столетий попыток узнать, кем каждый из них является. Но, как известно, маленькая ложь тянет за собой (за руку, настойчиво и с ехидным оскалом на узкой мордочке) ещё одну маленькую ложь, ей под стать, а та, конечно же, берет с собой подруг, и в итоге получатся вереница лжи, нанизанная на проволочную необходимость её продолжать. Однажды ложь остановится резко, обернуться попытается — какой длинной стала эта вереница — а те, кто сзади неё идут (ничтожные, мелкие и звенящие, как мелочь по карманам, и так же некстати высыпающиеся из них) не успеют остановиться. Натолкнутся друг на друга, ещё громче зазвенят, станут бренчащими струнами гитары, а потом возьмут и порвутся к чертям собачьим, и — в некрасивый, пожеванный завиток соберутся. Так станет ложь свернувшейся в предсмертной агонии змеей, себя за хвост кусать в исступлении будет, но ничего поделать не сможет, и будет на неё липнуть звездная пыль, покрывать серебристой глазурью уродливый комок посреди галактики, пока не превратит в жутковатую достопримечательность, чтоб детей можно было на экскурсиях наставлять: «Вот что бывает, когда хаотично лжёшь направо и налево, рано или поздно она круг опишет и на шее ласково свернётся». Да, о шее — две ошибки Вселенной прикосновение лжи не почувствовали, ибо шеи их уже заняла петля виселицы на ближайшие несколько веков, да и были они, если честно, не особо привлекательными: опалённые солнцем, поцарапанные звёздами, в синяках и ссадинах, как и все тело. Не хочется на такой шее сворачиваться, не хочется и не можется. И поэтому ложь, фыркнув обиженно — первый раз с ней такое произошло — выбрала себе участь экспоната в комнате страха под заманчивым названием «Вселенная» и, прищурив глаза, решила наблюдать из-под прикрытых век, что эти двое ещё учудят.       Конечно же, хороводы лжи вокруг них не могли не оставить следа. След был больше похож на слизь, которую оставляет за собой улитка, и вот кто-то, поскользнувшись на кривой дорожке, покатился, словно Алиса в кроличью нору, а другому только и оставалось, что наблюдать за товарищем (?), спутником (?), знакомым (?).       Когда попадаешь в водоворот, зловеще отсвечивающий темно-багряным, в голове все мысли перечёркивает ультимативное «Держаться на плаву». Он и держался, комок растерянности, неаккуратный развод грязных красок, держался до последнего и так старательно голову из воды высовывал, что не заметил, когда стал руками и ногами цепляться за всех, кто на пути попадался: космические водопады почти бесконечны, имя им — Время. Спасение рук утопающих дело рук самих утопающих, говорил второй и, подчеркивая непричастность, разводил собственными руками, доказывал, что из задействовать не собирается. Чертовски правильно поступал, ибо взаимодействовать с кем-то настолько переполненным адреналином и желанием выжить было невероятно опасно, и доказательством тому служили сотни трупов, всплывавших там, где пролегала дорога угодившего в стремительный поток.       Но можно и сигануть следом. Крайне необдуманный поступок, но можно ли думать, когда всматриваешься в темную гладь воды и она, закручиваясь воронкой, заползает тебе в душу, сеет там зерна, которые прорастают барабанным боем. Когда Время поняло, кто в него попал, оно заерзало, занервничало, и в конце концов взбунтовалось. Непонятно, кто в кого влип и насколько серьёзными грозили быть неприятности, вот только двое несчастий, захлебываясь в бурном потоке, разбрызгивали вокруг себя такую кристальную искренность, юношескую, отчаянную уверенность в собственной правоте, что хаос, в который они добровольно себя повергли, застывал в изумлении, становился каплей смолы на стволе сосны, аляповатой фреской на веснушчатой то ли спине то ли стене мироздания.       Большой Взрыв был, конечно же был, куда он денется. Вот только они, увлечённые гонками под метеоритным дождём, на него опоздали. И, не увидев его собственными глазами, отрицали его существование, а о том, что могли быть его причиной, даже и не думали — а кто бы стал? Они просто носились, сталкивались, узнавали друг друга снова и лгали, лгали, изворачивались и заворачивали Вселенную вокруг себя узорчатым поясом — в общем, делали то, что умели лучше всего. Попробуй не уметь после стольких веков практики!       А потом, утомлённые суетой, они сидели у Млечного Пути и то и дело головы друг другу на плечи роняли. Кто-то был в кого-то влюблён — но это неточно.