Мелодия двух сердец

— Хэй, ребята, а кто вам нравится?       Этот вопрос раздается по комнате чуть ли не эхом, после которого повисло секундное молчание. Танджиро принимает сидячее положение на кровати, поправив края рубашки, и глядит на ожидавшего ответа Зеницу. Кажется, его вообще не смутила возникшая неловкость атмосферы. Странно было вообще хоть что-то слышать от того, кто весь день пробыл на тренировке, грезившим только одной мечтой — поскорее очутиться в кровати. Сейчас вечер, причем поздний, но никому из них сон даже в голову не лезет, и Агацума решает нарушить эту звенящую в ушах тишину, попытавшись вывести друзей на откровенный разговор, казалось бы, с обычной темой.       Танджиро думает, что Зеницу скажет что-то еще, помимо этого, как только заметит его непонимающий взгляд, но тот продолжал молчать. Камадо неловко улыбается и задает встречный вопрос: — В каком смысле, Зеницу?       Зеницу смотрит на друга как на дурака, который не понимает элементарную вещь, тяжело вздыхает и выдает переформулировку: — В прямом. Мы знакомы уже довольно давно, но мало, что знаем друг о друге, даже самых простейших вещей. Почему бы не начать прямо сейчас? Например, мне интересно, кто вам нравится? В поместье Бабочки ведь столько девочек, наверняка же хоть какая-то приглянулась.       В отличие от Танджиро, Иноске даже бровью не повел, когда услышал вопрос, да еще и от Зеницу. В кабаньей маске не видно, спит он или нет, поэтому он просто молчит, в надежде, что надоедливый парень не будет приставать к нему с расспросами. Он даже не собирается вникать в саму суть заданного вопроса, ну нафиг, опять думать, головой работать. Сейчас не было на это сил, не то, что на болтовню, поэтому просто слушает разговоры парней. — Ох, ну… — Танджиро потирает щеку кончиком указательного пальца, улыбнувшись шире из-за слов Зеницу, от которого веяло сейчас искренним интересом. — Я не обращаю на них такого внимания, как ты, Зеницу. Для меня они являются просто хорошими знакомыми и людьми. Сказать по правде, я нахожу женщин и мужчин одинаково привлекательными, ведь в каждом человеке есть что-то прекрасное.       Зеницу, очевидно, был не очень доволен ответом такого рода, надеясь пообсуждать с ним местных девушек, хоть и не расчитывал на то, что Танджиро будет об этом говорить, но попытаться точно стоило. Иноске на речь был ему не особо приятен, но Агацума чисто из любопытства задает тот же вопрос, ведь ответа так и не услышал, но получил снова тишину. Уже начиная злиться, Зеницу повышает голос. — Тише, вдруг Иноске заснул, — Танджиро делает громкость голоса ниже, бросив взгляд на развалившегося на рядом стоящей кровати парня. — Я не слышу соответствующего сопения, — раздраженно отвечает Агацума, не сводя прожигающий взгляд с Иноске.       Это был не враждебный взгляд, скорее злобный, но и этот Хашибира, естественно, чувствует, и это его бесит. Почему ему не дадут просто полежать в тишине? Никогда в этом не признается, но он правда устал на тренировке и с нетерпением ожидал конца дня, чтобы получить соответствующий его стараниям отдых.       И он ощущает добрый обеспокоенный взгляд Танджиро, с которым тот смотрел на него. И это его тоже бесит. Точнее, это беспокойство, он ведь не умер, а просто молчит. Разницу между взглядами этих двоих Иноске чувствует сразу же, вот только одному хотелось врезать, а второму сказать, что все нормально. И он не скроет от самого себя, что чувствовать взгляд Танджиро было в разы приятнее. Ему говорили, говорил сам Танджиро, что игнорировать людей неприлично, он сводит брови к переносице и думает над тем, что ответить. А что он, собственно говоря, может сказать? Да, как бы не было странно это подтверждать, но Зеницу тогда был прав: он ничерта не знает о девушках, никогда с ними не общался и в целом-то не контактировал, и тот это знает, тогда зачем это повторяет? Чтобы снова его позлить? Если так, то у него это успешно выходит. «Да, твою мать, в этом ты действильно лучше меня!» — проносится в мыслях у Хашибиры, чего вслух он, естественно, никогда не скажет, ни в этой жизни и вообще ни в какой. — Я не знаю, что ответить, — прямо произносит Иноске, кабанья голова скрывает то, как сильно его лицо перекосило от раздражения. — Считай, я согласен с Танджиро, а теперь отвали.       И поворачивается в противоположную сторону. Зеницу едва сдерживается, чтобы не начать кричать, возникшее возмущение куда-то вмиг испаряется, он выходит из комнаты под предлогом выпустить пар, ибо, если он это не сделает, то по его словам здесь точно случится драка, Незуко-тян уж точно его поймет и так грубить не станет. Танджиро провожает уходящего Агацуму взглядом, после чего смотрит в затылок отвернувшегося парня, медлит, но все же встает с кровати, осторожно опускаясь на край постели Иноске.       Камадо проводит ладонью по подрагивающему явно от злости плечу Иноске, отчего он вздрагивает. Почувствовав на себе его взгляд, но не придав ему значения, он не заметил, как Танджиро оказался рядом с ним — ошибка, а в бою просто непростительная, но это все Агацума виноват, вывел его из себя. Хашибира принимает сидячее положение, смотря на парня перед собой, для которого было незаметно из-за маски, что они встретились взглядами. — От тебя пахнет злобой, — наконец говорит Танджиро, не выпуская плечо из своей ладони. — Не злись, Иноске. Зеницу этого точно не хотел.       Рядом с ним весь гнев как рукой снимается, будто его не было вовсе. Иноске хмыкает, кивнув, а Танджиро меняет встревоженное выражение лица на более радостное, вновь улыбнувшись так по-доброму и лучезарно, почуяв, что Иноске и правда успокоился. Из-за улыбки, которую Хашибира почти сразу полюбил, в груди разливается приятное тепло, такое выражение лица Танджиро было его самым любимым и никакое другое, кроме этого он не хотел видеть на нем.       Иноске хватается рукой за левую часть грудной клетки, попытавшись успокоить быстро забившееся сердце, но даже он понимал, что если он будет колотить по этому месту кулаком, лучше не станет. Он проверял. Неоднократно. Он правда не понимал, почему такое происходит каждый раз, когда Танджиро разговаривает с ним, да просто сидит рядом, возможно, это какая-то болезнь? Он же король гор, он не может болеть, и чувствует себя прекрасно, особенно, когда рядом находился Камадо. Приятные ощущения в виде покалывания на кончиках пальцев и легкие мурашки, пробегающие по спине всякий раз, когда Танджиро просто возьмет его за руку, омрачало только это чертово сердцебиение, которое слышал, наверное, соседний город. Бесило ли его это? Так сразу и не скажешь. Нет, скорее, он был этим немного взволнован. — Слушай… — неуверенно и тихо, почти что бубня, тянет Камадо. — То, что ты сказал… насчет того, что ты со мной согласен. Это правда?       Иноске чуть склоняет голову набок, пронаблюдав за тем, с какой скоростью естественный оттенок кожи на его щеках приображается в красный. Он пропустил мимо ушей все слова Зеницу, но то, что говорил Танджиро, помнит до сих пор. Иноске раздумывает, правильно ли понял суть его вопроса, и от этого чуть не вцепляется в волосы, ну не любит он думать, зачем его заставлять. — Насчет девушек — да. А по поводу остального… хм. Не знаю даже, наверное, тоже да. Мне никогда никто не нравился, — Иноске пожимает плечами, опираясь о постель ладонями. — Но мне нравишься ты. И я считаю тебя, как ты и сказал, прекрасным.       Иноске сам удивляется своей прямолинейности, даже не особо понимая, что сказал, словно язык поспевал вовсе не за мозгом, а за сердцем, которое от его небольшой речи начало совершать новые кульбиты, а щеки стремительно краснеть. Он не знал, как назвать то, что только что произнес, но разбирающийся в этой теме человек бы точно ответил, что эти слова были сказаны от души, от чистого сердца, из глубин которого они и вылетели.       Нужно ли упоминать, с каким шокированным выражением лица Танджиро сейчас смотрел на Иноске? И то, как сильно он вспыхнул алой краской? А так же то, что самому Иноске было неудобно и неловко от всего этого? Нет, ведь это очевидно.       Камадо сглатывает, неожиданно было слышать такое от Иноске, но, несомненно, в удовольствие, поэтому уголки его губ невольно приподнялись. Хотелось узнать подробности, он не знал, как это будет звучать, нахально или вполне прилично, но все же говорит это, точнее задает очередной вопрос: — Ох, вот как. Мне очень приятно, Иноске, — черт, прекрати улыбаться, иначе у выше названного случится сердечный приступ. — Если тебя не затруднит, то, пожалуйста, скажи, почему я тебе нравлюсь? — Эм, ну… — он сейчас серьезно? Разве это не очевидные вещи, или в этом мире каждую деталь надо разжевывать? А в этом Иноске не силен, даже он сам это не отрицает и не пытается доказать обратное. — Мне нравятся твои глаза, их нежный взгляд. И твои волосы тоже, — с каждым произнесенным словом он краснел все больше, бонусом являлось чувство стыда, из-за которого язык начал заплетаться. — Твоя улыбка, она меня всегда успокаивает. То, как ты сражаешься с демонами. И… твое доброе отношение ко мне.       Порывается добавить «странное», но воздерживается, опасаясь лишних расспросов. Он и сам не мог дать этому словосочетанию свое значение. Но Иноске нередко замечал его ласковые взгляды на себе, не такие, как на том же Зеницу, теплые и частые касания, нескрываемо эмоциональная поддержка во время тренировок. Все это его смущало, но одновременно доставляло удовольствие, он чувствовал себя избранным, что только по отношению к нему Танджиро проявляет такие «странности», и, ох, как же это ему нравилось.       Камадо молчит, снова пораженный, не сводя взгляда с парня напротив. А он думает, сказал ли все правильно, следуя тому самому чувству, которое возникало где-то в самых глубинах сердца. Слишком много думает, особенно сегодня, и от волнения он орет, хотев схватиться за волосы, но по итогу хватается за маску, не снимает ее. Разбежался, как же, чтобы Танджиро видел, как ему сейчас стыдно? — Я не умею подбирать слова, как ты не поймешь?! Не надо так на меня смотреть, я себя идиотом чувствую! — Нет-нет, все в порядке! — парень тут же реагирует на его крик, вздрагивая от неожиданности, мягко кладет ладонь на его запястье, убирая руку от головы. — Успокойся, Иноске. Извини, я просто слишком польщен и не нахожу лучших слов для ответа.       Они смотрят друг на друга, Танджиро, с беспокойством ожидая того, что же скажет Иноске, а Иноске просто глядит в его красные завораживающие глаза, которые заставляли его таять прямо сейчас, но он глухо угукает, позволяя отстранить руку от своей головы, а вторую убирает уже сам, кладет на свое колено, но Танджиро отпускать не собирается, взяв и другую руку Иноске в свою ладонь, заставляя вновь посмотреть на себя. Камадо закусывает внутреннюю сторону щеки, замявшись, спрашивает, можно ли ему снять с него маску. Будь на его месте кто-то другой, то сразу же бы отлетел в сторону от смачного удара по морде, но перед ним не «кто-то другой», поэтому он, нахмурясь, неохотно соглашается.       Танджиро вновь солнечно улыбается, тянется, берясь руками за бока маски, и аккуратно снимает ее, отложив в сторону. На этот раз он видит, как они встретились взглядами, Хашибира недовольно смотрит на него, ожидая, что тот скажет, зачем это сделал. В глазах Танджиро будто прослеживается нотка облегчения, когда он видит такие же покрасневшие щеки, как у него самого. — Я просто хотел видеть твое лицо, может быть, это немного эгоистично. Но оно прекрасно. И если позволишь, я бы тоже хотел сказать, почему ты мне нравишься.       Иноске приподнял правую бровь, одним только взглядом показывая, что весьма заинтересован. Естественно, он ему нравится, как король гор, великий Иноске-сама может кому-то не нравиться? Впрочем, некоторым и может, но явно только придуркам, таким как Зеницу, но парень ведь давно осознал, что для Танджиро он «избранный».       Мягко улыбаясь, Камадо невесомо огладил скулу тремя пальцами от верха до низа, будто хотел довести Иноске до сердечного приступа. Хашибира, напрягшись, сжал пальцы свободной руки в кулак, ничего не говоря в ответ. Он пытался сохранять то прежнее недовольство во взгляде, но на смену ему все же пришла некая затуманенность, с которой он смотрел на парня, подавив в себе желание начать ластиться о его руки. Кожа на ладонях Танджиро была грубая, что неудивительно, после стольких-то тренировок, но Иноске ощущал лишь мягкость, с которой он дотрагивался до его щеки.       В комнату проникал персиковый свет заходящего солнца, от которого Хашибира казался ему еще более красивым, и Иноске мог то же самое сказать о самом Танджиро. Его красные глаза были будто налиты самим солнцем и блестели так ярко, что у Иноске чуть не перехватило дыхание, а та нескрываемая нежность, с которой он смотрел на него, лишь добавляла его глазам сравнимости с солнечным светом, хотя, казалось бы, куда уж больше? Чего уж там таить, Танджиро сам был воплощением настоящего луча солнца, появление которого в жизни Иноске частично поменяло его в лучшую сторону, и он точно знал, что эти изменения ему же на пользу. — Ты потрясающий, Иноске, — продолжил говорить Камадо, задействовав на его щеке уже всю ладонь полностью. — То, с каким рвением и энтузиазмом ты идешь вперед, навстречу опасности, меня вдохновляет, и даже когда очень страшно, рядом с тобой я чувствую себя увереннее, — Иноске помнит эту фразу, она отпечаталась у него в памяти навсегда, знатно повысив ему самооценку. — Иногда я за тебя волнуюсь из-за этого, поэтому стараюсь быть всегда рядом, чтобы, если что, помочь тебе.       Иноске ни разу не моргнул за это время, боясь, что может упустить важную эмоцию на лице Танджиро. Сам же Танджиро улыбнулся еще шире, ведь не каждый день увидишь Иноске таким, на удивление ему самому, сосредоточенным и внимательным. Более того, Хашибира чувствовал легкий прилив сил и не отрицал, что это, возможно, заслуга Танджиро. — Твои глаза, — словно завороженный говорит Танджиро, ведя кончиком указательного пальца дугообразную линию под правым глазом. — Они очаровательны. Словно недавно распустившиеся листья на молодой ветви, полные жизни и уверенности в сегодняшнем дне. И, знаешь… я бы хотел видеть твое лицо чаще, — на этих словах он снова мягко улыбается и касается пальцем его носа.       «Какого хрена?! Что ты со мной делаешь? Мое сердце сейчас выпрыгнет!» — подумал Иноске, расстерянно моргнув, когда по его носу так ласково и нежно тыкнул его палец. Он фыркает, скрестив руки на груди, заливаясь краской, отводит взгляд в сторону. — Если бы я мог так же красиво разговаривать, то сказал бы гораздо лучше. — Я не сомневаюсь в этом.       Иноске хочет что-то сказать, думая, что парень возразит, но по итогу приоткрывает рот и закрывает его. Двигает пальцами, после чего снова прикладывает руку к левой части груди, чувствуя прекрасно до этого, но все равно удивляясь скорости своего сердца. Он думает несколько секунд, задается вопросом, стучит ли оно так же быстро и у Танджиро? И он не медлит, подсаживается чуть ближе, склоняется над ним, соприкоснувшись ухом с грудью Камадо. Тот, в свою очередь, шокированно смотрит на него, от удивления машинально отстранившись назад, но был тут же прижат крепкими руками, которые обвили его спину. Секунду, две Иноске пытается вслушаться и наконец слышит. Громкое, быстрое и ритмичное сердцебиение, такое же как у него.       На лице Иноске тут же расплывается счастливая улыбка, будто он узнал какой-то страшный секрет, который ему никак не хотели говорить. Он убедился, что это никакая не болезнь, ведь не может быть чего-то ужасного, когда Танджиро находится рядом. Если это не какая-нибудь новая заразная холера или что-то в этом роде. Да нет, ерунда. — Я знал! — отстраняться Иноске даже не думает, проверяет, правильно ли услышал, или боясь, что это прекратится. — Значит, тебе тоже приятно находиться рядом со мной?!       Танджиро с минуту ошеломленно глядит на его макушку, только после его радостного крика понимает его настоящие намерения. Камадо расслабленно опирается о постель правой рукой, а левой проводит по волосам Иноске, затем кладет ее на спину, приобнимая и еще больше прижимаясь к нему. — Очень приятно, Иноске, — если нельзя звучать более мягко и нежно, то Танджиро только что сделал невозможное.