they don't admit

Вопрос: «Как все к этому пришло?» — мелькал в голове у обоих. Но бурлящие в крови возбуждение и страсть этот вопрос игнорировали, у них была другая цель: подталкивать этих двоих к поцелуям. А они и рады поддаться моменту: хватают друг друга за волосы и целуются. Страстно, грубо, соревнуясь за первенство. Особе между молодыми людьми повезло находиться в коленно-локтевой: она не видела горевшую в чужих глазах страсть, адресованную не ей — в противном случае, самооценка юной леди, да и репутация завидных кавалеров могли бы пострадать. Девушка могла ощутить накал обстановки лишь посредством того, что с обеих сторон толчки становились интенсивнее и грубее. Все началось со спонтанного предложения разделить постель с одной девушкой на двоих. Все началось со спора, кто лучше в постели и кто больше понравится даме. И в итоге эта самая выбранная на двоих особа казалась им лишней. Навряд ли они признаются, что один представлял, как вколачивается в глотку другому, а тот, в свою очередь, не признается, что представлял взамен женского влагалища задницу первого. Жаркие поцелуи, списываемые на алкоголь, оба надеялись, что забудут. Оба надеялись, что они скоро прекратятся, но оба не могли отстраниться, будто, произойди это, они задохнутся. Отвлечься друг от друга их сумел заставить только оргазм. Кажется, лучший в жизни обоих, но они об этом тоже предпочтут не говорить. Отвлечься приходиться и на девушку. Обоим хочется ее прогнать: они понимают, что если сейчас продолжат заниматься дамой или просто лягут спать, упустят нечто важное. Проблема решается сама: они замечают, что юная особа отключилась. Дальше: кто успел — того и тапки. — Альберт, какого х… — Веди себя тише, ты же не хочешь разбудить Луизу? — Я не… — в этот раз Морана затыкают поцелуем. Страсть вновь повышает градус. И вот уже оказавшийся прижатым к постели мужчина пытается сменить позиции, правда крепкая хватка на члене подавляет сопротивление. Но лишь на считанные секунды. Альберт отстаивал свое превосходство разными уловками: от неожиданных укусов шеи, до давления на чужой стоящий колом член — и отдавал должное своей реакции, ведь не займи он лидирующую позицию сразу, ему было бы не совладать с этой грудой мышц над собой. Под пеленой алкогольного опьянения и возбуждения такие простые манипуляции отвлекали Морана от то и дело продолжающегося сопротивления. Впрочем, это сопротивление аристократу даже нравилось, он находил это милым, учитывая, как между делом Моран не скупился на грубые ласки: хватал за бока, бедра, шею, грудь. Альберт же не отставал, не забывая удерживать главенствующую позицию за собой. В конце концов старший сам себя загнал в угол. Он уже сам не понимал, какой прием хотел применить, но, легко предположить, что он хотел подмять партнера под себя. Перевернуться получилось в одиночку. Сдержать смешка от произошедшего Альберт не сумел: — Сдаетесь так просто, полковник? — Завались, ублюдок. — Ты можешь быть тише? Да и, раз уж подставился, прими поражение гордо, — его явно забавляли очередные попытки рыпаться тела под ним. И не только забавляли: чужие бедра то и дело задевали член, требующий внимания. Моран это прекрасно ощущал и лишь больше напрягался, а Альберт, не выдержав очередного трения, уперся своей плотью меж накаченных ягодиц, придавливая партнера всем телом. — Полковник, если у Вас есть желание получить удовольствие, не испытывайте мое терпение. В чужом шепоте слышалась угроза, которую Моран игнорировать не мог. Может он и туго соображал, но то, что Альберт способен… на многое, для него было известным фактом, так что, следуя совету инстинкта самосохранения, мужчина замирает, хоть и не согласен с идеей так просто отдаться партнеру. Но он уже проиграл. Тогда, когда смедлил и не завалил Альберта первым. Пальцы в заднице оказались явлением неприятным. И все же, даже если Моран все еще в душе негодовал по поводу своего положения, ему, как и Мориарти, не сильно хотелось затягивать. Они хотели друг друга, и у обоих терпение было на нуле. Так что тот факт, что в ход сразу пошло два пальца, даже не встретил возмущений. Да и о каких возмущениях речь, если до боли возбужденный член вместе с тем получил долгожданную ласку. Подготовка была недолгой. Альберт не сильно пытался — не те обстоятельства. Да и Моран навряд ли ему простит нежности. Член погружался в тугое нутро за счет естественной смазки и шел весьма проблематично, но, что поделать, отвлечение на вазелин может стоить положение. Вот тут Моран едва ли не сорвался на возмущения, но его опередили: — Повернись. Возмущаться перехотелось. Поворачиваться тоже не хотелось: не хотелось пересекаться взглядами с этой змеей, творящей произвол. Наверное, Моран впервые в жизни признавал, что смущен сексом — но если б это отбивало желание. На выдохе звучит очередное ругательство, и он поворачивается раньше, чем звучит очередная просьба. Он изворачивается, цепляется за чужие волосы и тянет на себя. Череда прерывистых влажных поцелуев отвлекает и возвращает пошатнувшийся настрой сполна. А потом член аристократа проходится по простате, и Моран вовсе забывает, что хотел возмущаться. Естественного предэякулята становилось больше, и член с каждым новым толчком идет все легче и увереннее. От дискомфорта не осталось ни следа. Как и от стояка из-за активной стимуляции простаты — впрочем, получать удовольствие это не мешало. Пока одна пара рук сминала бедра, другая — судорожно комкала простынь. Если еще пару минут назад, поглядывая на спящую девушку рядом, Моран бы молился, что та не проснется, сейчас ему было все равно. Альберту все равно было изначально. Да и он изначально был едва ли пьян: его устойчивость к алкоголю превосходила чужую. И он изначально рассчитывал именно на это. Одна девушка на двоих была лишь предлогом. Их хватает ненадолго. Пока один содрогается в сухом оргазме, второй не отказывает себе в удовольствии кончить внутрь. На утро Моран будет его ненавидеть, но ничего не скажет. А сейчас можно получить еще пару поцелуев. Не грубых и страстных, а ленивых и почти нежных. Этот оргазм обходит предыдущий, занимая место лучшего. Альберт не спит, слыша, как Моран уходит где-то под утро. Он знал, что так будет. И прекрасно понимал, что для чужого же эмоционального состояния, ему следует притворяться спящим. Он уйдет чуть позже: теперь и ему нечего делать в постели номера хостела. Догадка о взаимном влечении была подтверждена. Но едва ли аристократ дальше будет с этим что-то делать: может, если доведется, затащит коллегу еще раз в постель — но уж точно не признает чувства. Впрочем, как и Моран. Хотя затаенное желание взять реванш вполне может привести его к Альберту, который будет этого ждать, самого.