***
Сидя у себя в комнате, я нервно заламываю пальцы рук, вспоминая, как тетушка в детстве говорила так не делать. Дурацкая привычка. Всё никак не могу от неё избавиться. Вернее, я избавилась и лет с шестнадцати так не делала, но после приезда в Бишоп-Мэнсон, после всех событий, случившихся со мной за эту неделю (особенно болезненным из них стало убийство тетушки), — нервы пошатнулись ни к черту, и старая привычка вернулась. К слову об Аннет. Если есть в этом мире карма, то сегодняшний день — один из видов наказаний. Причем, я понятия не имею за что. Все раздражает и выбешивает настолько, что хочется истошно завыть. Либо выглянуть в окно и закричать. Однако и то, и другое будет весьма странным, если вспомнить, что сейчас без пяти минут два часа ночи. Хотя, казалось бы, с нынешней ситуации лучше момента не подберешь: объявился еще человек, который по праву может получить все наследство тетушки себе — да и на здоровье, — но я автоматически становлюсь подозреваемой в убийстве Аннет! Что ж, чудно. Просто превосходно. Я не представляю что буду делать, но прямо сейчас ловлю себя на мысли, что стоит выпить стакан молока. И в связи с тем, что аппетит — мой самый непостоянный гость (опять же, после всех событий, прожитых за эту неделю), поэтому я, не долго думая, встаю с кровати и поправляю задравшийся низ платья: после визита к нашему садовнику, Эдгару, я так и не нашла в себе силы переодеться. Осторожно прокравшись на кухню, стараясь не потревожить всех жильцов дома, я почти бесшумно роюсь в шкафчиках, надеясь найти для начала пузырек с успокоительным. Однако поиски продолжились недолго, и я поняла, что в привычном месте его уже нет, поэтому открываю холодильник, возвращаясь к решению выпить на ночь теплый стакан молока, ведь кто пропустил ужин, закрывшись у себя в комнате и до этого времени не выглядывая даже на просьбы Элизы, притворяясь уснувшей? Конечно же я. Все это время я прикидывала, что делать дальше, ходя по комнате туда-сюда, пока голова не закружилась, и я не легла на кровать, решив продолжить размышлять уже в горизонтальном положении. От шуршаний пакетов и коробок я не слышала ни шорохов, ни шагов позади себя. Что обернулось против меня, хоть фильм ужасов снимай. Выудив наконец молоко и прикрыв дверцу, я оборачиваюсь и едва ли не роняю пластиковую бутылку на пол, в последнюю секунду сумев не закричать. От страха хватаюсь за сердце и прикрываю глаза, шумно вдыхая и выдыхая. Александр, оперевшись плечом о дверной косяк, спокойно смотрит на меня, улыбаясь краешком губ. Как я вижу, не одна я здесь не переоделась, ведь мужчина стоит в той же одежде: черные брюки и такого же цвета рубашка, рукава которой засучены до локтей. — Чтоб тебя, Александр! — ощетинилась я, крепче сжимая горлышко бутылки. Нильсен усмехается. — А ты думала Аннет? Я скривила издевательскую рожицу, изображая смех. — Ха-ха, очень смешно… — Пытаясь привести дыхание в норму, делаю глубокий вдох, сдувая с глаз падающие волоски, бросив на него осуждающий взгляд. — Что ты здесь делаешь? Александр пожимает плечами и подходит ближе. — Услышал шум, решил посмотреть, вдруг это наш таинственный убийца перед тем, как избавиться от тебя, решил перекусить, — улыбается он, облокачиваясь на холодильник, и прячет руки в карманы брюк, внимательно наблюдая за мной. Я же стою рядом, открывая дверцу навесного шкафчика, чтобы достать стакан. Пока мои глаза не привыкли к темноте, я действую на ощупь, ведь свет луны из окна — так себе освещение. — Почему это меня? — спрашиваю, на секунду поворачиваясь к шведу и уже в следующую отворачиваюсь, открывая бутылку молока. — Ну, среди нас только твое имя написано в завещании Аннет. — Нильсен в ту же секунду делает весьма недовольное и напряженное лицо, хмуря брови и в раздражении сжимая челюсти, отчего я замечаю, как в слабом освещении у него поигрывают желваки. — Может быть, твой двоюродный братик выведал у папани о своем праве на наследство и решил избавиться от тебя, как от потенциального конкурента, вместе со своим дружком из казино? — сквозь плотно сжатые зубы проговаривает шатен. Звучит угрожающе, отчего я невольно вздрагиваю, на секунду поверив в возможность такого исхода, но тут же отбрасываю эти мысли подальше. — Вот сейчас вообще не смешно… Я из-за этого теперь спать не смогу, а ты всё шутишь! — возмущаюсь, бурча себе под нос, чтобы не повысить голос и никого не разбудить. — Да и вообще, зачем Эллиа это нужно? Ему предостаточно бюджета с казино, да и он показался мне славным — вряд ли он на такое способен. — О да, очень славный. Совершенно не как человек, которому пришлось списать половину долга своей выручки незнакомой красавице, — точно тем же голосом, как обратился ко мне тогда Эллиа, протягивает Нильсен с… раздражением? Я поворачиваюсь лицом к мужчине и замираю. Хоть на вид он выглядит спокойно и расслабленно, в темноте мне удается разглядеть его, сверкнувшие чем-то весьма завораживающим, глаза. У Алекса они приобрели жутковатый, дьявольский огонек, что настораживало не меньше, чем растянувшаяся на его губах зловещая улыбка. Чувствую, как сердце начинает биться быстрее, непонятно от чего: то ли от страха, то ли от восхищения, ведь казалось, будто небесно-голубые, почти что прозрачные глаза шведа стали на оттенок темнее, а зрачки расширились. Шумно сглотнув, я беру себя в руки, чуть встряхнув головой, и отворачиваюсь. Но уже в следующую секунду губы мои растягиваются в довольной улыбке, а брови приподнимаются в умилении. Открывая бутылку и наливая в стакан молоко, я делаю серьезное лицо и с напускным удивлением спрашиваю: — В чем дело, мистер Нильсен? Неужто в Вашем голосе звучит ревность? — стараясь не улыбаться, я вспоминаю разговор в доме Эдгара и то, как Нильсен обещал наведаться к Эллиа в одиночку. Александр подходит ближе, берет меня за запястье руки, которой я держала дверцу холодильника, перехватывая из другой руки и убирая в холодильник треклятое молоко. Прижимает меня к поверхности кухонного гарнитура, и в ту же секунду в нос бьет приятный запах его одеколона, который я невольно вдыхаю, прикрывая глаза и стараясь унять дрожь в руках. — Осторожность, мисс Харрис, — прохрипел он сквозь улыбку, медленно отодвигая свободной рукой стакан с молоком, стоявший за моей спиной, в сторону. От звука трения фарфора о поверхность по телу бегут мурашки. — К слову, не в Вашем ли голосе звучала ревность, едва ли не выставляя Рейчел за порог? — Осторожность, — шепчу я сквозь зубы, прищурив глаза от слов шведа. Я невольно раскрыла рот, пытаясь не выдать раздражение, но, очевидно, теперь у меня не получится, потому что Александр резко и решительно впивается в мои губы, не дав возможности осознать происходящее. Кожу тут же обдает волной мурашек, а живот стягивает тугим узлом. — Холодно? — хриплый голос раздается над самым ухом, пока пальцы Нильсена сжимают бедра и плотно прижимают к себе. От его рук, сильных и теплых, у меня начинает учащаться дыхание, а кожа побаливать. Швед впивается в мой рот с такой силой, что это причиняет боль. Но боль приятная, желанная, а его действия требовательные, алчные. Это походило на голод, который не может насытиться и лишь растет с каждым новым поцелуем. Александр прикусывает мою нижнюю губу так, что чувствует вкус крови. Я застонала, а он сквозь улыбку принялся оставлять дорожку из укусов от моего уха к ключицам. Меня трясет, точно в лихорадке. Я дышу с трудом, плавясь в его объятиях, словно мороженое на солнце. Зарываюсь дрожащими пальцами в его волосы, притягивая к себе плотнее и впиваясь в его губы. Он яростно подчиняет мои губы своим губам и языку, и это побуждает меня отвечать ему с такой же животной страстью. Колени слабеют, и, закрыв глаза, я издаю громкий стон. Раскрываю глаза и вижу довольную, хитрую ухмылку на его губах, когда он чувствует дрожь в моих коленях. Одним движением мужчина усаживает меня на столешницу, резко раздвинув худенькие ноги в стороны, ловко пристраиваясь между ними. — Молча, лилла каттен, молча… Ты ведь не хочешь чтобы нас кто-то услышал? — Он опускается ниже и покрывает мою кожу поцелуями, слегка посасывая, оттягивая. Я чувствую, как сильные руки Нильсена смыкаются вокруг моей талии, и я льну к нему ближе, не желая оставлять между нашими телами ни дюйма. Этот мерзавец заставляет мое сердце биться так быстро, что я опасаюсь, как бы оно не выдержало и не выскочило из груди… Скользнув рукой мне за спину, Александр на ощупь цепляет застежку платья, дергая её вниз. Пальцами обводит контур моих ребер, из-за чего под его прикосновениями мои мышцы напрягаются. Его ладони хаотично движутся по всему телу, и голова начинает кружиться, не успевая уследить за тем, где его руки касаются меня, ведь они буквально повсюду: осторожно оглаживают ключицы, сжимают мои ребра и медленно движутся вниз. Накрывают поясницу, отчего я сдавленно застонала ему в рот, тактильно ощущая, как Алекс улыбается. Мне хочется чувствовать его тепло, прикасаться к каждой клеточке его тела, ласкать языком и губами. Я обвиваю его шею, притягивая ближе к себе и вжимаясь пахом в его пах. В отместку он рывком дёргает вниз платье, оголив тело до самого живота. Собрав в кулак мои волосы, грубо оттягивает их, заставив меня прогнуться назад и прислониться затылком к дверце шкафчика. Мужчина спускается ниже, получив лучший доступ к моему телу, лаская языком затвердевшие соски. Я извиваюсь и больно закусываю губы, но с них все равно срывается не сдерживаемый стон, и он прозвучал громче, чем я того ожидала. Взглянув на Нильсена, я понимаю, что это его только заводит, и парень поднимается выше, с новым напором впиваясь в мой рот и собственнически проскальзывая в него языком. Дыхание у меня стало рваным. Пульс забился в висках. — Алекс… — в перерывах между поцелуями шепчу я, привлекая внимание парня. — Тебе больно? — спрашивает он, продолжая оглаживать ладонями грудь, и по выражению его лица я не могу понять, был ли задан вопрос с целью, чтобы убедиться, что мне не больно, или наоборот. — Нас могут услышать… — Но его это совсем не тревожит, казалось бы, он хочет, чтобы нас услышали. Звучит как вызов. Нильсен лукаво улыбается, тянется вперед и целует меня. Трепетно. Влажно. Я дрожу, отвечаю на поцелуй, сминая его губы и поражаясь этой щемящей нежности. И хоть на этот раз поцелуй был медленнее, он всё же ощущает мое тяжелое, уже сбившееся дыхание и нехотя отстраняется от моих губ. Встретившись с ним взглядом, я задерживаю дыхание, увидев в его потемневших от желания глазах отражение своего собственного желания. От этого волна возбуждения бежит по моему телу, и я, не выдерживая напора этих внимательно изучающих меня глаз, упираюсь лбом о его, и шатен отвечает тем же. Я оставляю руку на его плече, сжимая и надавливая, другой же глажу его по идеально уложенным волосам. Вздрагиваю, когда горячая ладонь касается моего лица, проводя большим пальцем по опухшим от поцелуев губам. — А может быть… нам плюнуть на всех? — хрипло шепчет мужчина, озорно блестя глазами. Опасливо возвышается надо мной и издевательски покрывает лицо легкими поцелуями, пока рука опускается на колено и скользит вверх. — Может быть, тебе не сдерживаться? — Проводит языком по моей нижней губе, снова целует. Хочет услышать мой стон, мою мольбу, увидеть мой проигрыш и одержать победу. Но Харрисы тоже не пальцем деланные. Сжимаю его плечи, с нажимом отталкивая от себя, и трепетно, сначала покрывая лёгкими поцелуями скулы, затем обхватываю губами ушко, посасывая и оттягивая, и нарочито с протяжным стоном выдыхаю разгоряченный воздух ему в шею. Александр шумно заглотнул воздух, опустив руки на мое колено, чуть грубее чем обычно сжимая его пальцами. Я же, чувствуя табун мурашек на его коже, опускаюсь ниже и обхватываю зубками выпирающую косточку на шее мужчины и тяну на себя под аккомпанемент его рыка. Затем зализываю и целую, извиняясь. С глухим рыком он хватает меня за шею, заставляя оторваться от него, и с напором целует. Ха, ну и кто кого? Его язык раскрывает мои губы, проникая внутрь и переплетаясь с моим языком, пока пальцы под юбкой нежно оглаживают внутреннюю сторону бедра. Когда он касается клитора через ткань уже намокших трусиков, я кое-как сдерживаю стон и жмурюсь, словно бы не веря, что это не сон. Разрываю поцелуй, запрокидываю голову назад и шумно выдыхаю, цепляясь ногтями за его рубашку. Александр припадает к моей шее, покусывая и всасывая кожу в свой рот, а затем языком водя по ней, вырисовывая созвездия. От того, где он касался меня, я из последних сил сдерживаю стон, так и жаждущий вырваться из моей груди. Его пальцы медленно гладят разгоряченное лоно и останавливаются на самой чувствительной точке, лаская круговыми движениями. Ноющая пульсация внизу живота заставляет меня судорожно всхлипнуть. Ерзаю на месте, не в состоянии терпеть его издевательства над собой. Я нетерпеливо сжимаю ногами его руку, на что швед лишь хитро улыбается и поднимается к моему лицу, задерживая томный взгляд на алых губах. Обняв его за шею, я притягиваю Нильсена к себе для поцелуя, но он отстраняется, с лукавой ухмылкой глядя на меня сверху вниз, не позволяет этого сделать. Смеётся, а после проводит языком линию до самых губ. — В чём дело, Агата? — В своей манере он приподнялся надо мной и в издевательском жесте чмокает меня в нос. Шумно выдыхает и ведет своим носом линию от щек вниз до шеи, вновь припадая губами к груди и возвращаясь обратно. Я затрепетала и тяжело выдохнула, до боли закусывая губы. Заметив это, постепенно наращивая темп, мужчина свободной рукой высвобождает мою нижнюю губу. — Я хочу слышать тебя, — хрипло прошепчет он, зарываясь в мои волосы. — Я… — Его пальцы резко ускоряют ритм, и я не сдерживаюсь от мучавшей меня сладкой пытки, и с губ срывается жалостливый, просящий стон. Мне стало невыносимо жарко. В моих ушах стучала кровь. Полуприкрыв глаза, я слежу за тем, как он возвращается свободной рукой к моей груди и накрывает ее, сжимая между пальцами соски. — Что? Я не слышу тебя. — Тягучее чувство внизу моего живота разливается, связывается тугим узлом, пока Нильсен продолжает ласкать меня, то ускоряясь, то замедляясь. — Проси, Агата… — Пожалуйста… Алекс, прошу, — умоляю я, отчетливо ощущая, как кружится голова. Лихорадочно хватаю воздух, сжимая то плечи парня, то хватаясь за край столешницы. Поймав мой взгляд, отодвигает насквозь промокшую ткань в сторону, вставляет один палец и целует. Страстно. Чувственно. Покусывая и оттягивая нижнюю губу, переплетается с моим языком. Я больше не могу сдерживаться. Все чувства во мне перемешиваются между собой. Губы приятно саднят от боли из-за укусов, сводя меня с ума ещё сильнее. Нильсен добавляет второй палец и ускоряет темп, параллельно проводя по клитору большим пальцем, и срывает с моих губ стон настолько громкий, что, должно быть, в эту минуту всё семейство уже спускается вниз, дабы узнать источник криков. Оргазм всё ближе, и я, отвечая ему на грубые поцелуи, напрягаюсь, жмурясь и сжимая пальцами рубашку шведа. Спустившись поцелуями вниз по шее, он останавливается на выпирающих ключицах и сильно прикусывает, вызывая тихий стон. В какой-то момент он широко улыбается от своей мысли и останавливается, вынимая пальцы. Меня словно бы выдернули из сна и окатили холодной водой. — Александр? — шепчу я, судорожно хватая губами воздух. Раскрываю глаза и пытаюсь сквозь помутневшую пелену разглядеть лицо парня. — Скажи, — тихо шепчет он. — Что? Шатен резко вставляет пальцы и замирает, отчего я прогибаюсь в спине, рукой обхватывая его предплечье, словно бы удерживая его. — Скажи, что не приблизишься к нему… — выдыхает мне в ухо, вновь покинув меня, невзирая на мою руку. Тело сводит от потери удовольствия, и я не сразу понимаю, о ком он говорит. Но потом вспоминаю про Эллиа и нервно улыбаюсь. Тяну руки и сжимаю пальцами жесткие волосы Алекса, пропуская их через пальцы и притягивая его лицо к своему. Он не реагирует и лишь терпеливо ждет, всматриваясь в мое лицо небесными глазами. — Нет… — выдыхаю прямо в губы. Нильсен вскидывает брови, схватив меня за запястья и отрывая руки от своей головы. — Решила поиграть? — А ты включить собственника? — дерзко проговариваю, смотря прямо в глаза. — Скажи мне это, Агата, — нагнувшись к моему уху, угрожающе повторяет молодой человек. — А что, если я ослушаюсь тебя? — Накажу тебя. — Как? — Не провоцируй, Харрис, — предупреждает парень, отпуская мои запястья и задумчиво разглядывая мою тяжело вздымающуюся грудь. Довольно хмыкнув, я провожу языком по его шее, а затем прикусываю мочку его уха, вызывая у него тихий стон. — Обещаю не приближаться к нему, — томно проговариваю ему на ушко и, резко притянув его за голову к себе, впиваюсь своими губами в его, находя язык и сплетаясь с его, принимая и отвечая на каждое движение. Мужчина подводит палец, резко входя, и специально надавливает слишком сильно, вызвав в моем теле мгновенную боль, словно наказывая. Утыкается носом в мою шею, целуя куда-то в ключицу и чувствуя, как изнутри я сжимаю его в подступающем оргазме. Я выгибаюсь навстречу его руке, проводя то ноготками по торсу Нильсена, то впиваясь в плечи сквозь ткань черной рубашки, то сжимая его волосы на затылке, притягивая к себе. Он горячо целует меня сквозь улыбку и ускоряет темп, заставляя меня скулить от наслаждения. Громко выкрикнув его имя, кончаю, расслабляясь, едва ли не упав, но швед придерживает меня, осторожно прижимая к себе. Чувствую, как моя горячая смазка все обильнее покрывает его пальцы, продолжающие плавно выводить круги. Рвано тяну носом воздух, стараясь успокоить бешено стучащее сердце, и благодарно целую его в щеку. Пока меня потряхивает, я сильно впиваюсь ногтями в его спину и кончиком носа ласково трусь об его щеку. Когда взгляд начинает фокусироваться, а пелена спадать, я увидела лисью улыбку, играющую на губах шведа. Вынув пальцы, он подносит их к моим губам. — Открой, — приказывает Нильсен, и я, сама себя не контролируя, повинуюсь, пробуя себя на вкус. Казалось бы моим щекам просто не куда было больше краснеть, но я ошибалась. Затем он сам повторяет то же самое, слизывая остатки собственным языком. Я не отрываю томного взгляда и тяжело дышу через нос. Это было чертовски сексуально и… так странно. И — стоит мне подумать, что, возможно, половина дома могла нас услышать, что, наверное, утром нам придется ловить на себе косые взгляды — я ощущаю растущую внутри меня новую волну возбуждения. Но то будет утром. А сейчас я расслаблено прижимаюсь щекой к груди шатена, обвивая руками его торс и проводя пальцами по спине…Молча, лилла каттен. Молча.
9 мая 2020 г. в 05:28
Превозмогая сонную ленивость, я потянулась на кровати. Потерев глаза, взяла телефон в руки и посмотрела на время. Я понимаю, что опаздываю на завтрак, поэтому, быстро соскочив с кровати, иду в ванную и принимаю душ. Надеваю черное платье с рукавами фонариками длиной до колен, а волосы оставляю, как и всегда, распущенными, но перед уходом расчесываю их, приводя в порядок. Стоя возле зеркала, я делаю глубокий вдох и шумный выдох, вспоминая сегодняшнюю ночь. Меня пробирает мелкая дрожь и… стеснение? Глупость.
— Агата?! — раздается за дверью, отчего я вздрагиваю, оборачиваясь на звук.
— Да?
— Мы сядем за стол без тебя, если не выйдешь к нам через пять минут! — пропела удивительно весело Элиза, точно соловей, заряжая меня своей уверенностью и бодростью.
— Элиза, я не знаю, эти вафли и должны быть такого цвета? — послышался голос Данте с первого этажа.
— Что? Нет! Положи, убери, выключи! — в суматохе тараторит девушка, а затем я слышу, как сестра удаляется, стуча каблуками и убегая вниз.
Несколько минут я еще стояла напротив зеркала в попытках на скорую руку придать себе максимально свежий вид, а затем столь же быстро покидаю комнату. Весь дом ожил, точно пчелы. Все родственники, собравшись в столовой, сидели за столом, занимаясь кто чем: Марта таскала тарелки с едой из кухни в большую светлую столовую, Фредерик возился с кофе, параллельно что-то печатая на телефоне, Элиза мило хихикала с Рейчел, что поправляла цветы в большой вазе у окна, а Данте, как было заведено в нашей семье, по расписанию помогает Марте с завтраком, так как другая наша прислуга куда-то подевалась, якобы у нее проблемы со здоровьем.
Пожелав всем доброго утра, я под ответные пожелания прохожу ко столу и еще раз обвожу взглядом всех присутствующих. Не хватает только одного…
— Обворожительно выглядите, мисс Харрис, — слышу я над ухом, отчего невольно вздрагиваю и оглядываюсь за плечо, встречаясь с расслабленным лицом Нильсена.
Подтолкнув меня в спину, он помогает мне усесться за стол — на место, где все время сидела тётушка, и которое с её уходом стало моим, как хозяйки Бишоп-Мэнсон, — а сам проходит чуть дальше, садясь на своё место, расслаблено ставя руку на подлокотник, задумчиво поднося к лицу. Дядюшка Чарльз ловким движением широко распахивает шторы, так, что теперь вся столовая заливается солнечным светом, а сам садится на другой конец стола.
Первые несколько минут все занялись накладыванием еды на тарелки, а потому в столовой была, что называется, гробовая тишина, если не считать звона посуды. Затем Элиза, ведомая чудесным настроением, завела тему о погоде, потом все разговорились о прогнозе на предстоящую неделю, плавно переходя к новостям. Я ковырялась в своей порции, иногда отправляя в рот половинку брокколи или помидорку черри.
Но потом, пойдя на поводу перекусить тостом, я нечаянно скользнула большим пальцем в миску джема. Машинально потянула его в рот и в этот же момент взглянула на Нильсена: он неотрывно смотрел на меня и на то, как я облизывала палец, отчего сам задумчиво провел пальцем по своим губам. Встряхнув головой, я отвожу взгляд, а он тихо смеется.
Какое-то время все было спокойно, но затем Элиза протирает рот салфеткой…
— Кто-нибудь слышал ночью странные звуки? — спрашивает она, оглядывая всех сидевших за столом, слегка мотая из стороны в сторону копной белоснежных волос.
Я давлюсь омлетом и, пытаясь откашляться, искоса смотрю на Александра. Он, наблюдая за мной с блеснувшей забавой в глазах, издает смешок, хватает графин и наливает в стакан воды. Все сидящие за столом оборачиваются ко мне, пока я принимаю из рук шведа воду.
— Это кошка, — спокойно отвечает за меня Александр, положив кисти рук на стол и сцепив их в замок.
Все домочадцы в недоумении переводят взгляд на молодого человека, смотря на него с немым вопросом, непонимающе хлопая глазами.
— Кошка? — неуверенно переспрашивает Элиза.
— Точно. Лилла каттен. — Нильсен с еле заметной, почти что лисьей ухмылкой смотрит на меня…