Бабочка под стеклом

— Привет, Сиэль! — Алоис лучился широкой улыбкой, которая была способна расположить к себе любого чинного вельможу. Но я чувствовала Его истинный настрой: притворный жест губ скрывал гневное скрежетание зубов. — Давно не виделись. Как ты поживаешь? — Прекрасно, — Сиэль с трудом вступил в диалог с неожиданным гостем, пытаясь сохранить ровное лицо. — Не знал, что ты знаком с семьёй Мидлфорд. — О, мы совсем недавно познакомились. Я решил, что будет здорово подружиться с близкими моего друга, — беззаботно заявил Он, от чего Фантомхайв едва заметно дёрнулся. — А ещё я обещал Лиззи продемонстрировать таланты своих слуг. — Таланты? — граф недоверчиво изогнул бровь. — Сиэль, ты бы видел, как танцует милый Клод! — восхищённо пролепетала Элизабет. — Алоис, а можно начать прямо сейчас? После услышанного Себастьян прикрыл ладонью рот, чтобы не засмеяться в голос. Фаустус стойко сохранял своё обычное равнодушие. Я же оставалась в вакууме фрустрации, не понимая, что здесь происходит. И надеясь уловить на себе хоть один взгляд Алоиса, для которого я будто не существовала. «И что это за девушка с ним?», — этот вопрос агонистически горел в голове, на языке и в груди. — С радостью, Лиззи! — Алоис сделал акцент на её прозвище для близкого окружения, бросив взглядом вызов раздражённому Сиэлю. Мы оба задавались вопросом, когда Он успел наладить контакт с его невестой, но в отличие от Фантомхайва я испытывала не злость, а досаду. — Оле! — торжественно прокричал Алоис, от чего я вздрогнула. Я понимала, что это какая-то арлекинада, но я так давно не видела, чтобы Он излучал хотя бы имитацию веселья. Даже при таком раскладе Его улыбка напомнила мне о моментах, ради которых стоит жить. Заиграла ритмичная музыка, заранее подготовленная Элизабет, по-детски ждущей фееричное шоу. Клод покорно исполнил волю хозяина: вышел в центр зала и принялся исполнять чувственное фламенко, совершенно противоречащее его ледяной натуре. Его лицо выражало бесстрастие, но в каждое движение было вложено пламя. «Так ли ты холоден на самом деле?», — подумала я, ощутив внезапную тревогу при виде его увлечения. Он словно раскрыл для меня иную сторону своей личины, но она не вызывала у меня доверие и симпатию. — Тётушка Фрэнсис… — Сиэль едва слышно обратился к маркизе, которая, скрестив руки на груди, наблюдала со скепсисом за данной сценой. — Я разрешила устроить этот цирк только ради дочери, — так же тихо, чтобы не услышала отвлечённая девочка, сказала хмуро она. «Она не в восторге от этого и, возможно, тоже подозревает нечто неладное, но старается ради наивной дочери. Это может пригодиться», — хладнокровно подметила я. Но мои мысли тут же спутались, когда я увидела, как Элизабет прижалась к Фантомхайву, пока я стояла в полном одиночестве, наблюдая за Алоисом. — Сиэль, тебе нравится? — Ага, очень, — угрюмо отозвался граф. — Мне тоже очень нравится, господин, — сыто ухмыльнулся Себастьян, чувствуя превосходство на фоне Клода, который выступал в роли цирковой зверушки. — Оле! — повторил задорно Алоис, уже закружив в танце свою новую прислужницу. Она безропотно положила руку на Его плечо, позволив энергичному Алоису водить. Мой некогда баженый человек, которого я так и не смогла выбросить из головы, был рядом с другой девушкой: она была моей ровесницей, с благовидным невинным лицом, русыми локонами и кобальтовыми глазами. Она была моей полной противоположностью, потому что мой лик, утративший способность искренне улыбаться, отражал неисчерпаемую усталость, под глазами были синяки, а в поведении остались лишь крохотные намёки на былую живость. Я была растаявшим воском, а она сияла только что зажжённой свечой. В её настроении была цветущая весна, а в моём — нетленная зима. Выбор был очевиден, но мне всё равно стало ужасно больно. Я отказывалась принимать Его решение. И хотела уже отказаться от своего, заключавшегося в одиночной борьбе против всех. «Ты даже не посмотришь на меня?», — я мысленно задала Ему вопрос, но Он, как я и полагала, ничего не услышал. Алоис был увлечён другой. Я не знала, что за игру он придумал в поместье Мидлфордов, и уже не хотела разбираться. Пользуясь тем, что всё внимание было приковано к танцорам, я поднялась на верхний этаж. Я понимала, что между нами всё кончено, что так и должно быть. Но не сумела настроить себя на взаимное равнодушие, потому что было слишком тяжело. Я хотела уловить хотя бы последний обжигающий взгляд, а после… «А что было бы после? Я бы смогла смириться? Ха-ха!», — внутренний смех звучал так отчаянно, что хотелось расплакаться из-за жалости к самой себе. «Может быть, я бы смирилась с жизнью без Него. Но не с тем, что Он подпустит к себе другую», — эта жестокая мысль даже не расколола меня. Я приняла всё, как есть. Находясь на втором этаже, я наблюдала за их парой. Пока я смотрела на неё, мой мир постепенно превращался в беспоминный курган. Изгоревшая грудина изнывала от неистовой боли, которую я ничем не могла заткнуть. Я приложила к ней ладонь, но она тоже была горячей, и ошпарила ещё сильнее. Те муки, которые я переживала в прошлом, в том числе и от рук Алоиса, не могли сравниться с тем, что я испытывала прямо сейчас. Как было иронично, болезненно и безумно осознавать, что меня, канительно раздирая по крупицам, снедала именно ревность, а не увечья от Его тёмной личины. Мне показалось, что, даже если бы Он не изменился по отношению ко мне, я бы всё равно осмелилась иррационально сойти с ума из-за ревности. Я смотрела на неё, и воображение, предав меня, подбрасывало пикантные картины с ней и Алоисом, которые связывали нас. Я вспомнила нашу самую первую ночь, в которой я робко приняла Его, отказавшись от страха и неготовности, но увидела вместо себя эту девушку под телом возлюбленного, который шептал ей на ухо о своей трагичной жизни и о свете, который Он увидел в ней; о том, как Ему впервые было приятно заниматься с кем-то любовью, не испытывая отвращение и невыносимую алчбу поскорее завершить акт, подразумевающий общее удовольствие, а не одностороннюю ненависть; о том, как Он всецело доверял ей, позволяя ласкать целебным поцелуем каждый шрам от похотливого графа. Он горячо шептал сокровенные факты из своей жизни ей, а не мне. Той, которая приняла вязкие потёмки Его души; той, которая терпеливо держала Его за руку, пытаясь вывести на свет; той, которая поверила в будущее с Ним и готова была погрязнуть в невыносимом притворстве, потеряв себя, но найдя оплот для общего счастья. «Это была я, а не она!», — надрывно кричало моё сознание, отказывающееся принимать слишком жестокую реальность. Так больно, ужасно больно, что сжимаются кулаки, а на глазах сияют жгучие кристаллики слёз. Я хотела убрать её. Стереть с лика Земли, не оставив никаких воспоминаний о ней. Пусть она умрёт безликим сосудом для кульминации моей отрады. Мысли о её исчезновении так прочно поселились во мне, исцеляя раненую душу, что я перестала находить себе место. Мой взгляд переместился на тренировочную комнату: приоткрытая дверь позволяла с упоением рассматривать холодное оружие, закреплённое на стене. Хотелось стремительно шагнуть к тому, что помогло бы мне избавиться от этого всерожирающего чувства. «Никто не будет беспокоиться о какой-то безликой прислуге, верно? Несмотря на поражение, я хорошо понаблюдала за Фрэнсис, чтобы понять, каким приёмом можно быстро покончить с ненужным человеком. Она не будет вечно находиться подле Алоиса», — холодно подумала я, но на моих губах порывалась заиграть незнакомая мне улыбка: расчёстливая, жестокая, почти что безумная.

***

Я вошла в комнату и любовно погладила лезвие клинка, словно это мех родного питомца. Впервые я так завороженно смотрела на оружие, как на помпезную картину. Я горела от желания заключить рукоять в ладони и как можно крепче сжать её. И я сделала это. Сняла со стены клинок и, держа его уже в руках, продолжала водить пальцами по его стали, наслаждаясь холодом. Тем суровым холодом, который вился сейчас в моих мыслях, пока я думала об этой девушке. Я ощущала себя слитой с этой рапирой: стала такой же заточенной, бесчувственной, готовой насадить сердце противника на своё острие или же разрезать его напополам лезвием, с извращённой негой напитываясь его кровью. Только так я смогу утолить свой внезапно возникший голод особого рода. Значит, так себя чувствуют демоны, когда смотрят на человека? «Стоп!», — закричал глас рассудка в моей закружившейся от безумия голове. «О чём я только думаю? Я ведь такая же прислуга, как и она, а так холодно рассуждаю о её убийстве, словно я выше её, словно имею право отнимать у кого-то жизнь… Хотела бы я, чтобы кто-то убил меня только за то, что я встала на чужое место без своей воли?». Ледяной ветер разума слегка потушил пожар моей разрушительной ненависти к ней. Хотя я так и не смогла выбросить из дрожащих рук клинок, который ощущался мне в этот миг самым лучшим другом. Неужели, ощутив превосходство из-за того, что я начала заниматься боевыми искусствами, я решила, что имею право уничтожать других, как это невозмутимо делают Сиэль и Себастьян? Должна ли я опускаться до их уровня только потому, что Алоис предпочёл мне… другую? «Чёрт, я не могу думать об этом! Сами мысли вновь пробуждают во мне тот самый хищный огонь, который так пугает и… вызывает желание приласкать его, приручить и направить к этой девчонке, которая совершенно не подходит Ему». Я прижалась спиной к стене и стукнула по ней кулаком, всхлипнув. Я не понимала, что за безумство вселилось в моё сердце. Я так путалась, когда представляла Алоиса и эту девушку вместе, так сгорала изнутри, мучаясь от боли, что хотелось спалить всё вокруг. Пусть они страдают так же, как и я, и мне станет легче. Я надавила пальцем на лезвие, и кожа податливо лопнула от соприкосновения. Я не чувствовала физической боли, ведь по сравнению с моральной она была пустым ничто. Несколько рубиновых капель украсили неряшливыми узорами пол. Глаза жгло солёныии слезами от безысходности: мне ни казнить, ни найти покой. — Тебя что-то гложет, Аи? Меня будто парализовало, когда я услышала Его голос. Длани расслабились, выронив клинок, а глаза нервно забегали, ища незримую поддержку. Но я спотыкалась, столкнувшись со стеной, увитой плющом. В этом лабиринте чувств не было выхода для меня. Я испытывала страх и одновременно странный, сумасшедший трепет, не поддающийся объяснениям. «Что Он задумал? Я помню Его последние слова в мой адрес. И вижу своими глазами, что Он нашёл мне замену…», — витало сумасбродно в моей закружившейся голове. Я резко утратила способность разговаривать. Я не могла поверить в то, что мы встретились спустя такое долгое время и при таких отвратительных обстоятельствах, сбивающих с ног. А когда Алоис начал медленно, хищнически надвигаться на меня, я невольно попыталась слиться со стеной. — Ты всё такая же неуклюжая, — насмешливо сказал Он, обратив внимание на мой окровавленный палец. У меня пробежали мурашки от Его тона. — Ты хотела кого-то ранить? Может быть, меня? — Он всё ещё смеялся, будто для него всё было игрой. Я была напугана. Но не смогла сопротивляться, когда Он взял меня за руку и, поднеся мою ладонь к своему лицу, коснулся кончиком языка раненого пальца, слизав кровь. Я обратилась в статую, безмолвно наблюдающую за его провокационным взглядом на меня, пока Он зализывал мой порез. Я бесконечно дрожала от этого интимного действа, но пыталась напомнить себе, что на фоне прошлых событий это абсурдно и невозможно. Я больше не должна подыгрывать Его правилам. — Зачем ты делаешь это? — вернув разуму стойкость, я резко отдёрнула руку, посмотрев на Алоиса серьёзным взглядом. — Если ты пытаешься мстительно нервировать меня после того, что произошло между нами, то у тебя это прекрасно получается. — Я всего лишь хотел узнать, что ты собралась сделать с этой игрушкой, — продолжал невозмутимо насмехаться Алоис. — Хотела причинить вред моей служанке? Ты так гро-о-озно смотрела на неё, — Он довольно передразнил меня, вводя в ещё более глубокие заблуждения. Его слова будто звучали отовсюду, давили на меня, расщепляли на ничтожные атомы. Я не знала, что ответить Ему. И попросту, замариновавшись в растерянности, не могла найти в себе силы сказать хоть что-то. Оказалось, что Он всё-таки смотрел на меня. А я, поглощённая в ярость, даже не заметила желанный контакт. — Она влюблена в тебя? Я уронила этот вопрос хемогенной породой, грозящейся вонзиться колом в мою грудь. Дышать стало тяжелее, как при асфиксии, а при коротких моментах стабилизации я успевала задаваться ещё одним обременительным вопросом: «Почему с тобой я теряю свои способности сохранять необходимое мне хладнокровие?». — Кто знает, — Алоис неопределённо пожал плечами с едкой улыбкой, играя со мной, точно кукловод: дёргал за нити, злорадно усмехаясь, и вёл меня прямо в пекло. Должно быть, Ему было бы приятно стать причиной моего окончательного падения. Я не могла осуждать Его за это. И смерть от Его рук, в которых я представлю капельку нежности, станет лучшим исходом после того, что нам довелось пережить. Но Он тут же снова подошёл вплотную ко мне, порываясь прикоснуться бальзамом неожиданной ласки. Мой оскорблённый разум твердил мне, что я должна отпрянуть, но тело оставалось неподвижным, покорным и отзывчивым. Оно затрепетало возбуждёнными бабочками, когда Алоис наконец-то нарушил между нами ничтожную дистанцию: погладил мою щёку большим пальцем, медленно спускаясь к пересохшим губам, которые жаждали вкусить Его. Как же было страшно и удивительно от того, что Он мог так руководить моей сутью. Я была больна Им, у меня случился рецидив. Как мне спастись от этого? И нужно ли мне спасение? — Мне так нравится, когда ты ревнуешь меня, — ласково пролепетал Алоис, продолжая любовно поглаживать моё застывшее лицо. Он был так близко, что мне хотелось доверчиво и самозабвенно сомкнуть веки. Я так устала от всего: от ожидания, от мучений, от неопределённости, что хотелось упасть в Его тёплые объятия, хотя бы на краткий миг ощутив прилив чего-то родного. Но вместе с тем меня будто ударило молнией, напомнив о новой служанке, и я строптиво сбросила Его руку. Всё внутри меня вновь загорелось, и сожжённые влюблённые бабочки пытались стремительно покинуть мою душную плоть. Резкая перемена Его настроения свела с ума. — Но мне больно, Алоис! — взвизгнула уязвлённо я, сделав ещё несколько шагов назад. После крика я вдруг ослабла и, поймав на себе Его поражённый взор, сипло проговорила: — Мне так больно… — Мне тоже было больно, Аи, — на его лик внезапно легла тень мрачности. Нить игры оборвалась, обнажив наши истинные лица, сотканные из взаимной боли. Мы перестали смотреть друг на друга, потому что были напуганы своими стенающими отражениями. — Я больше не вижу смысла просить прощения за то, что не зависело от меня, — устало выдохнула я. «Я уже ни в чём не вижу смысла». — Мне не нужны твои извинения, — каким-то странным, подавленным тоном сказал Алоис. — Я всего лишь хочу узнать, что ты испытываешь. — Почему тебя вдруг заинтересовали мои чувства после того, как ты снова оставил меня? — зло выплюнула я. — Потому что я всё знаю. — Что ты знаешь? — Ответь сначала на мой вопрос, Аида! — Его спокойствие сменилось нетерпением. — Что ты испытала, когда увидела меня с ней? Мне почему-то стало стыдно озвучивать вслух свои прошлые помыслы. Однако я всё ещё не была уверена, что они остались в прошлом, и это устрашало ещё больше. Я не готова была признаться и Ему, и самой себе в том, что я способна превратиться в чудовище из-за примитивной ревности. Я пристыженно опустила голову, но моё молчание было красноречивее любых слов. — Ты хотела убить мою новую служанку из-за меня? — с нездоровым задором спросил Алоис; я почувствовала, как Его настроение мгновенно улучшилось, смелая на пути любые сомнения и размышления о морали. — Ха-ха-ха! Я действительно так важен тебе, Аи? — Он с чувством заключил моё лицо в свои руки, заставив меня взглянуть в Его одержимые голубые глаза. — Ты хочешь быть моим единственным Высочеством? Ты ненавидишь саму мысль о том, что я могу быть ещё с кем-то, кроме тебя? — лихорадочно спрашивал он, невольно надавливая на мои горящие ланиты. — Ответь мне, Аи! — Да… — на одном выдохе призналась я под Его исступлённым напором. Мне стало так стыдно за своё жалкое откровение. За своё низменное желание, лишившее меня человечности. За то, что я была готова принять внутреннего монстра, когда чужие вызывали у меня отвращение. А мой возлюбленный был до странного счастлив от моего признания. Алоис опустил одну руку на мою талию, придвинув меня ближе к себе, вторая переместилась на затылок, сокращая расстояние между нашими губами. Я чаще задышала от волнения, вопреки тому, что должна была бесконечно ненавидеть и обвинять себя в воцарившейся бездушности. — Тогда я позволю тебе убить её, — горячо прошептал Он, со страстью сжав мои волосы. — П-почему…? — ошеломлённо спросила я, рефлекторно пытаясь отпрянуть, но Он не дал. Я была в ловушке. Однако почему-то не испытывала животный страх. — Эта никчёмная пустышка не нужна мне. Она — не ты, Аи, — подчеркнул Алоис, погладив меня по щеке. Я увидела в Его зрачках мириады звёзд, которые не могли обмануть меня. — Ханна всё рассказала мне. Она сказала, что ты должна стать как можно ближе к Сиэлю. Но я не хочу этого. Я не могу думать об этом. Я привёл эту пигалицу, чтобы увидеть твою ревность, я мечтал узнать, что ты ревнуешь меня так же, как я схожу с ума от ревности из-за тебя и Фантомхайва. Поклянись, что не предашь меня, Аи. Его откровения поразили меня. Я часто заморгала, пытаясь подобрать нужные слова, пытаясь ответить на каждую тему, в том числе о Ханне. Но, когда его лоб трогательно прижался к моему, я затерялась в нежном потоке безвременья. Я уже забыла, какого чувствовать тепло другого человека. Я так часто стала рисовать себя независимой и воинственной валькирией, которая будет сражаться только за себя. Пока я находилась в одиночестве, мне было почти легко внушать себе, что я готова к такой судьбе. Но, снова увидев Его, получив Его ласку, ощутив надежду от того, что Он наконец-то узнал правду, я вдруг стала слабой и одновременно сильной. — Я не предам тебя, Алоис, — с чувством пообещала я, наконец-то обняв Его в ответ. — Но Ханна говорит… — Мы найдём другой способ выбраться из этого дерьма! — закричал Он, встряхнув меня. — Мы вместе, Аи, — с отчаянием простонал Он, и мы обнялись Ещё крепче, пытаясь заглушить бесконечные муки после расставания. — Я был таким глупым и слепым… — Почему Ханна не рассказала тебе сразу обо всём? Зачем было ждать и мучить меня? — Потому что я ненавидел её. Ненавидел за то, что она смотрит на тебя взглядом, которым должен смотреть на тебя только я. Она искала подходящий момент. Эта глупая служанка думала, что он когда-нибудь наступит, но, она облажалась. Я так не хотел слушать её. Каждое слово, слетающее с её уст, неимоверно бесило меня, — с раздражением произнёс Алоис, вцепившись в мои дрожащие от удивления плечи. — Моя ненависть к этому отродью не уменьшилась, но она обещала мне вернуть тебя назад. — Не причиняй ей вред, она наш друг, — мягко настояла я, когда сумела переварить свалившуюся на меня информацию. — Не защищай её! — истерично крикнул Алоис, словно я задела Его за живое. — Она отравила тебя! — Так было нужно… — Нет, нашёлся бы другой способ! Проклятые демоны, они всё испортили… — надрывно бросил Он. Алоис чувствовал за собой вину, и это, несмотря на неуместные обстоятельства, принесло мне счастье. Он исправляется. Он готов выслушать меня. Я могу рассказать Ему о Клоде. — Я причинил тебя так много боли. Прости меня, Аи… Как же я хочу убить Сиэля и искупаться в его крови вместе с тобой, — шептал с ненавистью Он, сжимая меня в своих руках с такой силой, что мне становилось трудно дышать. Но я не смела оттолкнуть Его. Только не сейчас, когда Он был беспомощным ребёнком, который искал во мне защиту. — Ты ведь помнишь, как мы целовались на трупе барона, которого я превратил в кусок грязного мяса ради тебя? — Помню. Эта картина до сих пор стояла у меня перед глазами. Тогда, кажется, я сошла с ума. — Хочешь повторить? — с одержимым блеском спросил Он. — Хочу. И продолжаю сходить с ума сейчас, если ответила Ему согласием без лишних колебаний. Мы без промедлений отдались неистовому поцелую, словно на грани жизни и смерти. Языки торопливо сплетались в одержимом танце, который исполнял Фаустус, в едином ритме, пытаясь закрыть все пробелы, полученные из-за разлуки. Мы обоюдно хотели стереть дни, когда были без друг друга, чтобы жалящая боль наконец-то исчезла, а нега стала нашей путеводной звездой. Меня перестало беспокоить, что кто-то войдёт сюда, забеспокоившись из-за нашего отсутствия. Меня волновало лишь одно: успеем ли мы когда-нибудь всецело насладиться друг другом или мы обречены сладко мучиться всю свою жизнь? — А если кто-то увидит нас? — настороженно спросила я, оторвавшись от Его губ. — Пусть наслаждаются! — опьянённо заявил Алоис, склоняя меня к новому поцелую. Это было рискованно и глупо, мы не должны были самолично сотворять себе ловушку. Но так хотелось забыться. Так хотелось снова ожить. «К чёрту мысли и вопросы!», — крикнуло мне бешено колотящееся сердце, порывающееся плотнее прижаться к Алоису. Я хотела узнать, как Он познакомился с Элизабет, почему устроил представление внизу, как узнал о моём местонахождении здесь, но всё это стало таким неважным на фоне нашей разгоревшейся страсти. Я не хотела упускать этот момент. Теперь он был слишком редким и коротким для нас… Мы целовались, как последние безумцы, в одно время спуская влажные прикосновения ниже. Не в силах договориться друг с другом, мы неуклюже сталкивались лбами и тихо смеялись, но не прекращали неудержимые ласки. Я гладила Его спину, вцеплялась ногтями, сжимала пурпурную ткань сюртука и целовала Его шею, пока Он проделывал идентичные действия с моей. Алоис обнимал так крепко, что, казалось, вот-вот сломается позвоночник. Мне было плевать. Я хотела, чтобы сегодня, в эти ужасно короткие секунды, мы были как можно ближе к друг другу. Я хотела больше дикости, яркости и Его дьявольского наваждения, чтобы этот день был выжжен в моей памяти любимым клеймом. Мне нужно было больше трепетных воспоминаний о Нём, если мы не в силах соединиться окончательно. Чертя причудливые узоры на моей шее, Алоис взял мою руку в свою. Мы крепко переплели пальцы. А затем он отстранился и снова поднёс мой раненый перст к своим приоткрытым устам, пустив его в рот. С наслаждением прикрыв вежды, Алоис пускал его глубже, лаская языком и вытягивая алые соки, словно вампир. Это не пугало меня. Я запрокинула голову, издав глухой стон. Я начала трястись от возбуждения, хоть и пыталась остудить неуместный пыл напоминанием о том, что мы находимся в чужом поместье. Но почему у меня не хватит духу напомнить об этом Алоису, который не думал прекращать свои пикантные ласки? — Мне так нравится вкус твоей крови, Аи, — томно прошептал Он, приложив мою пленённую Им руку к своей гладкой щеке. — Ты считаешь это странным? — Нет. Ты можешь испить меня до дна. Мне казалось, что говорила не я. Но трепещущее сердце не могло обмануть меня. — Тогда ты умрёшь. А я не хочу потерять тебя, Моё Высочество. Очередной поцелуй, затягивающий, как воронка, и нет из неё ни выхода, ни входа. Есть только два безумных человека с безумными чувствами. Алоис сжимает мои бёдра, приникает к груди, закрытой одеждой, и срывает губами ненужные пуговицы, чтобы коснуться зовущей кожи. Я тяжело дышу, сжимая Его светлые волосы, и отвожу маревый взгляд в сторону двери. Там, с интересом вдыхая запах моей крови, стоял Фаустус.