Лежи, не двигайся

Антон всматривается в расширенные зрачки голубых глаз напротив. До боли знакомый персонаж впервые так близко к нему. Дышит одним с ним воздухом, чуть прижимается и цепляется руками за плечи, потому что сам стоять уже явно не в состоянии. — Я Арсений. Очень хочу целоваться, поможешь? На такое еще кто-то ведется, да? Антон тяжело вздыхает, притягивая к себе это тело за талию, удерживая его от встречи с липким полом. — Придурок ты, Арсений. Он прижимает его к барной стойке и впечатывается губами в раскрытые губы напротив. *** Теперь они вот дома у Арса, который видимо в полнейшем неадеквате, потому что даже не понимает с парнем он или с девушкой. Он нетерпеливо дергается, прижимается слишком сильно, прикусывает губы Антона до синяков и вообще не может даже ровно стоять. — Я тебя свяжу, если ты не угомонишься. Арсений тут же заинтересованно вскидывает голову и нахально улыбается. Ну ясно, фетишист. Добравшись, наконец, до спальни, Антон толкает Арса на кровать и заводит его запястья за голову, закрепляя их снятой через голову футболкой Арсения. Приходится повозиться и, убедившись, что руки привязаны, как надо, Антон обнаруживает, что этот укурыш уснул. Лежит, сопит, ресницы только мелко подрагивают. Антон издает страдальческий стон и сжимает пальцами переносицу. Пиздец, как так-то? Мечта его студенчества лежала прямо под ним и, к огромному блять сожалению, спала, а Антон не некрофил — какая досада. Будить не хотелось, поэтому он осторожно развязал его руки и стал стягивать с него джинсы, чтобы тот смог выспаться в комфорте. Когда джинсы дошли до щиколоток, из заднего кармана с тихим шуршанием выпал пакетик с какими-то таблетками. Антон взял его в руки и поднес к свету ночника, разглядывая содержимое. ЛСД. Он точно знал. Нахера, Арс, блять. *** Утро Арсения не задалось от слова совсем. Сил пошевелиться не было, даже мизинец приподнять. Тело не слушалось, казалось слишком тяжелым, а спать хотелось просто неимоверно. Он кое-как скатился с кровати, собрал себя по кускам с пола, натянул пижамные штаны и пополз в ванную. Душ не помогал, Арсений полчаса обтирал стеклянные дверцы кабинки, пытаясь прийти в себя. Решено было остаться сегодня в кровати. В конце концов, концерт вчера прошел потрясающе, и отдых был заслуженным. Он гордо шлепает босыми ногами обратно в спальню и чуть не глохнет от собственного ора: на кровати сидит какой-то парень. Арсений пытается нащупать включатель, ударяется локтем о дверной косяк, матерится и наконец включает свет. — Шастун, блять, какого хера?! Антон Шастун — его бывший одногруппник, персональная фанатка, которая всегда садилась ближе на парах, нарочно громко смеялась, проходя мимо, и по пьяни писала восторженные сообщения в директе, иногда даже с подтекстом. Эта фанатка сидит сейчас в его собственной спальне и поправляет челку, явно нервничая. — Слушай, Арс, только не кричи. Мы вчера прервались, когда ты заснул, и сейчас я бы хотел продолжить. С этими словами он подорвался к Арсению и, схватив того за плечи, развернул и толкнул на кровать. Арсений все никак не раздуплится, ошарашенно моргает 3 раз в секунду и в последний момент выставляет руки перед собой, отстраняя от себя Антона. — Шастун, я помню примерно нихуя из вчера, давай мы не будем ничего продолжать. У меня даже не встанет на отходах, ну. Антон игнорирует его и грубо хватает вытянутые запястья, заводя за голову, привязывая веревками к металлическому изголовью кровати. Арсений от шока даже не сопротивляется, молится только, чтобы этот недо-насильник не забыл про резинку и дал ему потом поспать. Однако, закончив с узлами, Антон быстро поднимается с кровати и, скрестив руки на груди, смотрит тоскливо и немного разочарованно на обездвиженного Арсения на кровати. Что произошло Арсений все еще не понимает, только дергает привязанными руками и хмурится. — Какого черта ты творишь? Антон поджимает губы и чуть щурит свои огромные глаза. — Я не насильник, если что. Я просто хочу позаботиться о тебе. Чего блять… Арсений снова дергает руками, пытаясь освободить их, безуспешно. — Шастун, это шутка какая-то? Развяжи меня! Сейчас же! Его голос начинает срываться на истеричные нотки, он скользит голыми пятками по покрывалу, лихорадочно бегает глазами по комнате в поисках чего-то, что могло бы помочь в такой ебаной ситуации. — Послушай, вчера ты был в край обдолбанный, я нашел у тебя в кармане марки. Ты совсем больной, да? У тебя в холодильнике нет ничего из нормальной еды, понимаешь? Ни-ху-я. Ты спишь вообще? Ты просто вырубился вчера, когда мы собирались потрахаться. У тебя вся мусорка в энергетиках и кофейных упаковках! Арсений злился. Он весь раскраснелся и часто-часто дышал, лихорадочно бегая глазами по лицу Шастуна. — Это. Не. Твое. Дело. Блять! Ты в тюрьму хочешь? Это преступление блять. Отпусти меня и проваливай! Антон тяжело вздыхает, облокачивается о стену позади себя и в немой мольбе смотрит куда-то вверх. «Бог не поможет, башкой надо думать перед тем, как людей связывать и лекции читать, идиот», — думает про себя Арсений. Голова отказывается работать, отхода дают о себе знать, сил на сопротивление не остается совсем и он опускает руки. Поняв, что криками не добьется ничего, он меняет тактику. — Слушай, Антон. У тебя сейчас два выхода: 1) ты держишь меня в заложниках день-два, потом меня находят, потому что мы в МОЕЙ блять квартире, а тебя сажают лет так на 10 за похищение; 2) ты принимаешь мое предложение, — Арсений запрокидывает голову назад и нервно смеется, — не верю, что говорю это вообще, но ты развязываешь меня, и я тут же забываю обо всем: никаких разборок, драк, заяв в полицию. Я даже угощу тебя чашкой чая, раз тебе так не нравится мой кофе. Антон переводит взгляд на Арсения и задумчиво покусывает губы. Арсений же мысленно ликует — сейчас этот дурдом закончится. — Обещаешь? Арсений моментально и чересчур громко кричит «ДА», снова дергая привязанными руками. Антон поправляет свою челку, перебирает браслеты на руках и поднимает, наконец голову: — Нет, Арс. Не могу. Кисло улыбается, разворачивается и уходит из комнаты, пока Арсений орет и матерится на «ебаного психа», дергаясь так, что спинка кровати громко бьется о стену. *** Антон не сошел с ума. Он не ебаный псих. Ему не доставляет связывать рандомных людей и чувствовать свою власть над ними. Он просто хочет, чтобы один человек, который ему бесконечно дорог, пришел в чувства и перестал гробить свое здоровье. — Я не буду это есть. Шастун, это уже даже на пранк не похоже. Отпусти меня. Пожалуйста. — Арс, я не отпущу тебя, пока ты не поешь нормально. Не морщись, это здоровое питание. Арсений демонстративно отворачивает голову и изображает рвотный позыв. — Это то, что дает нам мать-природа, а не фуд-корты. Так питаются обычные люди. — Мою мать зовут Ольга, а не природа. Убери от меня эти веточки и закажи пиццу по-братски. Антон вздыхает. — Арс, это в твоих же интересах. Ты не выйдешь отсюда, пока не выполнишь все, что я попрошу. Тебе придется поесть. *** — Во сколько ты ложишься спать? Арсений вымученно стонет и зарывается носом в подушку. — Да отвали, Шастун, я просто жду, когда придет Эд и сдаст тебя ментам. — Окей. Антон подходит к арсову шкафу и распахивает дверцы. Он выхватывает оттуда пару вещей, которые Арсений часто надевает на сцену, и кидает их на кровать. Арсений недоуменно хмурится. — Что ты делаешь? Только попробуй их натянуть на себя, они стоят больше, чем твои никчемные почки. Антон пожимает плечами и достает из заднего кармана джинс ножницы. Арсений распахивает глаза и в сотый раз дергает руками. — НЕ СМЕЙ! ШАСТУН, ЭТО МОИ ЛЮБИМЫЕ ШМОТКИ! Я ТЕБЯ ЗАСУЖУ! Антон показывает Арсению средний палец и начинает кромсать ножницами одну из любимых бутиковых футболочек. Арсений истошно вопит и чуть ли не плачет от отчаяния. — В чрезвычайных обстоятельствах — чрезвычайные меры. — ТЫ ЕЩЕ НЕ ВИДЕЛ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ МЕР, ПСИХОПАТ! ПЕРЕСТАНЬ! ХВАТИТ! Не был бы Арсений музыкантом, соседи бы возможно уже стучали по батареям и звонили бы в полицию жаловаться на дикие вопли. Но Антон был уверен, что на звукоизоляцию Арс не поскупился, чтобы репетировать 24/7. — Арс, тебе придется делать то, что я скажу, и отвечать на мои вопросы честно, если хочешь сохранить свои вещи целыми. Это ясно? Арсений жмурится до кругов, сжимает руки в кулаки от бессилия, дрожит от злости, но кивает. Достаточно знать слабые места человека, чтобы подчинять его своей воле. — Я повторяю: во сколько ты ложишься спать? — В 9, как все послушные детишки, сразу после «Спокойной ночи, малыши», — ядовито выплевывает Арсений. Желчи в словах больше, чем в печени алкаша — Антон берет в руки джинсы, Арсений резко дергается: — ДА КОГДА ПРИДЕТСЯ, БЛЯТЬ Я НЕ СМОТРЮ НА ВРЕМЯ! НЕ ТРОЖЬ ШТАНЫ!!! Антон кивает и откладывает ножницы. — А про режим ты не слышал, да? Арсений фыркает и закатывает глаза: — Важно «что» именно мы делаем, а не «когда». Расписание для лохов. Антон прикрывает лицо ладонью, шепча что-то про конченных кретинов, помешанных на творчестве. — Значит, сегодня отбой в 10. *** — Пора обедать. Арсений разлепил глаза и уставился на тарелку перед собой. — Ты кормил меня 4 часа назад. Я не хочу есть. Тем более эту мерзкую жижу. Антон черпает ложкой суп и подносит ее к чужим губам, выразительно приподнимая брови, напоминая, что будет за упрямство. — Это чечевичный суп. В нем много белка и мало жира. Чечевица улучшает пищеварение и повышает мужскую потенцию. Арсений удивленно приподнимает брови, глотает и издает смешок, глядя на Антона исподлобья. — Ты думаешь, у меня какие-то проблемы со сношением? Антон морщится и снова наполняет ложку. — Я ничего не думаю, это просто научный факт. И не называй секс сношением, это мерзко. Арсений уже открыто смеется и с большим аппетитом продолжает есть суп. — У тебя определенно какие-то проблемы со снош…сексом, Шастун. — У меня нет проблем. А вот у тебя конкретные беды. Арс уже открывает рот, чтобы начать возмущаться и доказывать, что все нормально у него с потенцией, но Антон запихивает ему ложку в рот и продолжает: — Часто ты обдолбанный тащишь в постель первых встречных, как вчера? Сколько ЗППП у тебя насчитали? — Я не тащу, вчера случайно вышло. И я всем сердцем жалею об этом. Марки не мои, а Эда, мы отмечали успешное выступление. Я еще пропишу ему по ебалу за это: из-за него я тут связанный сижу со своим больным недосталкером. С универа ниче не поменялось, да, Шастун? Антон молча пожимает плечами. Что тут ответишь — не поменялось же. Он все так же восхищенно вздыхает и ночами дрочит на фотки Арсения. Так же пытается обратить на себя внимание на концертах: один раз даже швырнул акулу из Икеи, как подарок, на сцену, но заехал гитаристу-Эду по лицу и вынужден был прятаться в толпе от его злого взгляда. Так же время от времени засоряет директ Арсения влюбленными стикерами и пьяным нытьем, Арсений же игнорит все это и часто глумится, выставляя его сообщения в сторис, или открыто ржет с друзьями над влюбленной нищенкой. — Пошел ты, Арс. *** Антон швыряет на кровать стеклянный бонг. Не вытяни Арсений ногу, тот отскочил бы на пол и разлетелся на кусочки. — Это че?! Ты совсем уебан? Арсений убеждается, что осколков на полу не будет, раздраженно цокает и закатывает глаза. — Это бульбулятор, Шастун. Перестань копаться в моих вещах, очень прошу. Антон с силой кидает в Арса подушку, забирается на кровать и хватает его за голую пятку, легко проходясь кончиками пальцев по коже. Арсений дергается, визжит, пытается вытащить ногу из шастуновского захвата. — ТЫ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ОХУЕЛ! ПЕРЕСТАХАХАХА… Арс громко вопит, смеется и вырывается. На угрозы залепить рот скотчем еще громче шлет нахуй. Нервный слишком. И пинается больно. Успокоившись и отдышавшись, он кладет ноги на лежащего рядом Антона, сильно сдавливая грудь. — У меня от физической нагрузки живот чешется, — с намеком дергает обездвиженными руками. Антон поворачивает голову и вздыхает: — Когда ты в последний раз спортом вообще занимался? Вот и сиди теперь, чешись. *** — Да ты угараешь? Сколько можно есть? Арсений непонимающе смотрит на тарелку с рыбой и какой-то зеленой кашей. — Сейчас полвосьмого Это где-то между 7 и 8. Все нормальные люди примерно в это время ужинают, Арс. — Обжоры неуемные. *** Антон показывает Арсению какую-то нарисованную таблицу со временем и большой надписью сверху «Режим Дня Арсюши». Арсений в сотый раз стонет и бьется головой об изголовье кровати. — Как только я выберусь, я спилю к херам эту деталь. Нахуя она вообще кроватям. Антон, не обращая внимание на эти агрессивные выпады, начинает объяснять каждый пункт от умывания/бритья/зарядки до ужина/чтения/залезания под одеялко ровно в 10. — Такой ты левополушарный, конечно. Деловая шпала. — Послушай, я пытаюсь тебе помочь. Очень тебя прошу, хотя бы попытайся соблюдать режим. Ты не виноват в том, какой образ жизни ты ведешь сейчас. Это болезнь — когда ты совсем перестаешь заботиться о себе. Но она лечится. Арсений закусывает щеку изнутри, смотрит на листок на коленях, потом всматривается в глаза напротив. И наконец спрашивает то, что хотел с самого начала: — Зачем ты это делаешь, Антон? Ты знаешь, что похищение уголовно наказуемо. Ты все равно пытаешься сделать что-то хорошее для меня, хотя понимаешь, что я накатаю на тебя заяву завтра же. Ты псих, да? Я найду тебе клинику, хорошую. Тебе помогут. Антон смеется. Чисто, искренне, по-доброму. «Такой ты дурак конечно» — Ты никогда не любил, Арс? Мне вот случилось. Влюбился в одного мудака самовлюбленного. Он учился со мной в группе. Был старостой, заводилой, университетской знаменитостью. Я ходил на все его студ концерты, я писал ему записки, садился поближе, чтобы слышать его божественный голос и смех. Арсений закатывает глаза и рычит: «Хотел потрахаться, а попал на курс психотерапии». Антон качает головой, грустно усмехается и продолжает: — Послушай, мне неловко за то, что я делал, но мне было 18, и я не знал, как проявить свои чувства, никто не говорил со мной об этом. Твоя реакция на мою влюбленность была какой-то детской, жестокой. Ты просто глумился над моими чувствами. Арс смущенно опускает глаза и поджимает колени к груди, пытаясь спрятаться от воспоминаний, заставляющих стыдиться себя. Кринжовый получается диалог. Антон поджимает губы, не справляясь со своими эмоциями, прикрывает глаза. Они молчат какое-то время. Неожиданно Арсений тихо произносит: — Мне кажется, всех людей нужно учить с детства, как реагировать на чужие чувства. Со мной ведь тоже никто об этом не говорил. Но никто не виноват в том, что чувствует. Мне жаль, Антон. «А мне не жаль, как ни странно» — Ты все еще дорог мне. Я все еще хочу заботиться о тебе. Хочу смотреть на сцену влюбленным взглядом, кричать твои песни, разглядывать часами твои фотки в инсте. Я не сержусь на тебя. Просто не могу больше смотреть на твое бледное лицо, синяки под глазами и мешковатые толстовки, которые когда-то были тебе как раз. Разочарование и вселенская печаль в зеленых глазах напротив били наотмашь, Арсений зажмурил глаза из-за скопившейся в них соленой влаги и тяжело сглотнул ком. — Я… я не знаю, что делать или говорить в такой ситуации… Антон шумно вздыхает. — Ничего. Я развяжу тебя. Только сперва хочу сделать кое-что. С твоего согласия. Арс, не задумываясь, кивает. Антон подается вперед, прижимаясь к сухим горячим губам Арсения. В отличие от тех пьяных вчерашних поцелуев в клубе, этот был легким, невесомым касанием. Антон нежно прижимался то к верхней, то к нижней губе. Арсений не дышал. Он бы очень хотел коснуться лица напротив, но руки все еще были заведены за голову, поэтому он лишь осторожно отвечал на такой невинный — их первый настоящий — поцелуй. Господибоже сколько нежности… Арсений четко осознал — он чувствует. Чувствует все и больше сейчас. Антон отстраняется и всматривается в лицо напротив: в дрожащие ресницы, в приоткрытые губы, в тень спадающей на лоб челки. Он мягко поправляет волосы пальцами и на секунду прижимается к уголку чужих губ своими. Арсений, наконец, начинает дышать. Он открывает глаза и, словно во сне, тянется снова к губам. Переступив через себя, он тихо зовет Антона обратно. И Антон возвращается. Возвращает губы, возвращает касания пальцев, возвращает горячее дыхание. Он целует подбородок, шею, выцеловывает родинки на плечах и ключицах, спускается ниже. Аккуратно стянув пижамные штаны вместе с бельем, он проходится языком по головке, облизывает ствол, пальцами пробегает по внутренней стороне бедра. Арсений выгибается, натягивает веревки на руках, толкается бедрами вверх. Протяжный стон отражается от стен и растворяется где-то между ними. Антон вытирает губы ладонью, поправляет одежду Арсения, все еще приходящего в себя после оргазма, гладит большими пальцами тазовые косточки. Арсений сквозь дрему чувствует, как освобождают его руки, как разминают затекшие мышцы, как гладят успокаивающе и виновато. Он впервые за вечность засыпает в чьих-то объятиях. *** Арсений осторожно поворачивается лицом к спящему Антону. В лучах утреннего солнца он кажется божеством. Уютным, милым, родным. Сколько лет они знакомы, Арсений не замечал ни светлых ресниц, ни почти невидимых веснушек, ни пухлых губ, которые вчера с таким удовольствие целовал. Наверное, так люди и занимаются любовью. С людьми, которые дороги. — Красивый, — восхищенно выдыхает, легко касаясь пальцами чужих ресниц. Антон сквозь сон улыбается уголками губ и притягивает свою селебу ближе, еще ближе. *** — Арс, да бля, я вообще в Дикси вчера ночью очнулся, когда у кассира манговые сиги требовал. Жесткая херня попалась, больше не будем, клянусь. Арсений вздыхает и сбрасывает звонок, возвращаясь на кухню, где Антон заканчивал мыть посуду. Повода задержаться больше не находится, они медленно идут в прихожую. Еще медленнее Антон натягивает ботинки и надевает куртку. Поправляет челку перед зеркалом и поворачивается к Арсу, встречаясь с ним взглядом: — Я знаю, мы больше не увидимся, скажу спасибо, если не побежишь в полицию. Об одном прошу, не переставай заботиться о себе. Питайся правильно, спи нормально, не пей столько кофе, забудь про наркотики. Мне будет достаточно знать, что ты в порядке. Арсений, прислонившись к стене, тоскливо смотрит в пол, нервно дергая коленом. Тихо брошенное «ладно», и Антон уже выходит из квартиры. Арсений за секунду принимает решение и шагает вперед, хватая того за рукав. Что сказать не придумал, в голове пустота. — Знаешь… мне очень зашла тема со связыванием. Повторим на выходных? Антон улыбается. — Дурачина.