— Он сказал, что люди всегда так делают — они оставляют записку. Предсмертную записку, очевидно. Потом он замолчал, всхлипнул, посмотрел на Ватсона, стоящего внизу, отбросил телефон, подошёл к самому краю крыши и… шагнул с неё!
Слушатели, сидящие на простом дощатом полу разваливающейся лачуги вокруг кое-как горящей в старом бронзовом подсвечнике свечи, удивлённо охнули.
— Ватсон увидел, как Шерлок падает, побежал к нему, но его сбил случайно проезжавший мимо велосипедист. Странный и немного бешеный велосипедист в нелепых штанах, знаете ли. Вокруг Шерлока сразу же собралась толпа из прохожих и врачей госпиталя. Ватсон еле-еле встал, подошёл к ним, шатаясь. «Это мой друг… Пустите меня к нему, я врач…» Ему удалось взять Шерлока за запястье, но он не смог нащупать его пульс. А серо-синие глаза Шерлока были широко распахнуты и смотрели в такое же серо-синее лондонское небо…
— Он умер?! — не вытерпев сюжетного напряжения, воскликнул один из слушателей — болезненно худой мальчик лет двенадцати в очках с одной треснутой линзой, одетый в очень старый, но чистый и заштопанный во многих местах синий спортивный костюм.
— А об этом я расскажу вам завтра, мои маленькие друзья. Начнём третий сезон! Поверьте, там будет по-настоящему интересно! Шпионы, террористы, призраки, зомби, говорящий кот и всякое подобное…
— Так он умер?! — не унимался мальчик.
— Конечно, нет! Такие герои не умирают! Они, как говорится, продолжают жить в наших сердцах и согревать их… Даже здесь. Даже сейчас.
Мальчик задумался и ничего не ответил.
Сказочник — совсем седой старик с такой же седой густой бородой — взял подсвечник и с трудом встал.
— Через час будет продолжение истории о монахинях, которые… — оценивая возраст собравшихся, Сказочник обвёл взглядом слушателей, — очень уж весело проводили свой досуг, — закончил он. — А мне нужен отдых.
Слушатели разочарованно загудели.
Сказочник подошёл к окну, присел на подоконник и поставил на него подсвечник.
Поняв, что продолжения истории не будет, слушатели начали расходиться. Какое-то время Сказочник слышал, как некоторые из них, уже выйдя на улицу, горячо обсуждают рассказанный им сегодня эпизод, а потом наступила тишина.
За двадцать восемь лет он так к ней и не привык. Раньше никогда так тихо не было: ездили автомобили, выли полицейские сирены, где-то играла музыка и орала реклама. Сейчас тишину нарушали только певчие птицы, которых Сказочник всегда откровенно недолюбливал за бессмысленность.
— Потрясающе! — воскликнула полная пожилая женщина (Сказочник вспомнил, что ему представили её как Эмили), выходя из кухни. — Давно я не видела их такими увлечёнными! Вот бы они учителя математики так слушали!
— В математике я, к сожалению, не силён, — ответил Сказочник, — и вряд ли из меня бы получился хороший учитель. Я люблю рассказывать сказки. У меня их много.
— А я как раз учительница. Химии и биологии. Только-только тогда диплом получила, даже толком не успела поработать, — вздохнула Эмили. — А вы кем были до всего… этого безобразия? — спросила она, присаживаясь рядом со Сказочником на краешек подоконника, а он в очередной раз удивился, что для понятия «конец света» люди всё время используют какие-нибудь эвфемизмы. «Безобразием» он мог бы назвать, например, вечеринку с креветками, абсентом и кокаином, в которой ему как-то удалось принять участие в далёком две тысячи втором, но никак не вторжение инопланетян, закончившееся разрушением городов, полным уничтожением всякой электроники, гибелью миллиардов людей и последующими резким похолоданием, голодом, эпидемиями и жуткими войнами за оставшиеся ресурсы, проходившими без учёта каких-либо требований прекраснодушных женевских конвенций.
— До… безобразия, — хмыкнул Сказочник, не удержавшись, — я был владельцем книжного магазина. В Лондоне. А уже непосредственно во время безобразия я проснулся от того, что на моё лицо падали капли дождя. Я лежал на кровати в своей спальне, и в этой самой спальне шёл мерзкий холодный дождь, потому что крыши больше не было! А меня когда-то раздражала жёлтая трещина на потолке, представьте себе! Но чёрная туча оказалась более неприятной… штукой. Всё познаётся в сравнении! Ещё, как оказалось, у меня была пробита голова, но я этого долго не замечал, — Сказочник сделал паузу. — Мой магазин был взорван, книги сгорели. И во всём квартале выжил только я. Зачем-то.
Эмили тяжело вздохнула.
Сказочник достал из кармана кривую замусоленную самокрутку и прикурил от почти догоревшей свечи. Эмили поняла, что дым от самокрутки Сказочника пахнет вовсе не табаком, а, кажется, чёрной смородиной.
— А, простите, руку вы тоже тогда потеряли? — спросила она.
— Руку? — Сказочник выдохнул, выпуская струю дыма. — Нет, не тогда. Это произошло спустя три года. Банда Гэри Кинга, слышали о такой?
— Конечно. О ней все слышали.
— Так вот. Я сидел в пабе (а это был единственный паб на десятки миль вокруг!), они ворвались, устроили драку, хозяин начал стрелять, пуля попала мне в руку, потом случилась гангрена, пришлось ампутировать…
— Ужас, — прошептала Эмили.
— И до этого ничего полезного не умел делать, а без руки и подавно. Чуть с голода не подох… Но я прочитал сотни книг, посмотрел десятки сериалов и поэтому помнил, наверное, тысячи историй. Удивительно, но нашлись те, кто готов был меня слушать и платить за это. Так и зарабатываю свой хлеб, — проговорил Сказочник, сделав акцент на слове «хлеб».
— Ой! — воскликнула Эмили. — Вы, наверное, голодны?
— Наверное, голоден, — улыбнулся Сказочник.
— Тогда пойдёмте на кухню.
— Моё любимое предложение.
Сейчас был конец сентября или около того (Сказочник следил за календарём время от времени и периодически во времени терялся), поэтому у этих людей, с которыми он провёл последнюю неделю, еды пока было много.
Эмили поставила перед Сказочником большую миску с варёной картошкой и жареным луком и протянула ему настоящую серебряную вилку. Маленькая, десертная, вилка явно была антикварной вещью.
— Остатки былой роскоши, — внимательно рассмотрев вилку, ухмыльнулся Сказочник.
— Ага, — согласилась Эмили. — Мы ещё неплохо живём! Грех жаловаться, знаете ли. Картошка в этом году неплохо уродилась! А ещё мы рыбы насушили, из яблок сидра наделали… Переживём эту зиму! Правда, бывает невыносимо скучно. И книг у нас нет. Никаких. Когда мы сюда пришли, увидели библиотеку, обрадовались… Однако она была пустой. Видимо, книги сожгли. Сейчас у нас там курятник…
— Да, хозяйство у вас отличное! Я походил, посмотрел и прямо-таки восхищён, — Сказочник взглянул Эмили в глаза, и она смутилась.
— Хотите, я поговорю со старостой, чтобы он разрешил вам остаться с нами? — спросила она, по-своему истолковав поведение Сказочника.
— Разрешил остаться?! — переспросил Сказочник. — Кто сказал, что я этого хочу? Нет, не хочу! Несколько историй, немного еды, пара ночей под крышей, и я иду дальше.
— Почему?
— Потому что сказочники сейчас никому не нужны.
— Как это «не нужны»? Вы же видели, с каким интересом вас слушают!
— Это ненадолго. Когда я только прихожу, все меня слушают и всем нравится. Особенно когда людям тепло и у них есть еда. Но если еды становится меньше и холодает, они начинают задумываться, так ли им полезен однорукий старик со своими сказками? Нет, в лицо мне такого не говорят. Сначала люди доброжелательно придираются к моим историям: я повторяюсь, сюжет провисает или сюжет чересчур закручен, слишком много событий, слишком мало событий, много эротики, мало эротики… Они говорят, что критика позволяет мне становиться лучше, представляете? Угодить слушателям становится почти невозможно. Потом замечания становятся всё более и более злыми, а после меня выгоняют. Хорошо, если при этом не бьют! Теперь я всегда ухожу на пике… своей популярности. Иногда я возвращаюсь в те места, где был несколько лет назад, и меня опять встречают очень хорошо, потому что люди успевают отдохнуть от моих историй…
Сказочник увидел слёзы в глазах Эмили.
— Это так грустно, — всхлипнула она.
— Не грустнее, чем всё это… безобразие, — тихо ответил Сказочник.
* * *
— Судья убедился, что его план был полностью, во всех деталях, реализован, а, значит, его миссия была выполнена. Он чувствовал покой и умиротворение. Знаете, это такое удовольствие — ощущение хорошо сделанного дела! Однако судья, по его мнению, не должен был так поступать, ведь это незаконно! Поэтому он решил вынести приговор и себе. Смертный приговор, понятно. Он привязал револьвер резинкой к двери и к очкам. Хитрый был мужик! Он лёг на кровать, очки подложил под себя и дёрнул резинку. Раздался выстрел, резинка отвязалась и отскочила к очкам. Револьвер упал у порога. Так всё и закончилось! — Сказочник замолчал и посмотрел на притихших слушателей.
Эмили, увидев, с каким вниманием все (а здесь собралось едва ли не всё население общины) слушали Сказочника, поняла, что именно сегодня он уйдёт, и, почувствовав, что вот-вот расплачется, отвернулась к окну.
За окном она вдруг заметила ненормально быстро бегущего незнакомого молодого человека с туго набитым мешком на плече, у которого вроде бы немного светились глаза. Эмили удивилась, подошла к двери и выглянула на улицу, но никого подозрительного там не было, и она подумала, что странный бегущий человек ей просто померещился под впечатлением от историй Сказочника.
— Я ухожу, — услышала она его голос за спиной и повернулась к нему. — Только тихо. Не люблю долгих прощаний, — добавил он.
— Ты даже не сказал, как тебя зовут, — прошептала Эмили.
— Бернард Блэк, — ответил он, — но это не имеет никакого значения. Это уже давно не имеет никакого значения. И сейчас я просто Сказочник этого смертельно больного мира.
— Я буду тебя ждать, Бернард Блэк. Может быть, ты к нам ещё вернёшься!
— Может быть, — согласился он, вышел на улицу и, больше ни слова не говоря, пошёл к лесу.
* * *
Восемь роботов, запряжённых в тяжёлую повозку с тентом, бежали быстро и ровно по всё ещё неплохой дороге, когда-то соединяющей Лондон и Йорк. В повозке лежали мешки с картошкой, сушёной рыбой и яблоками, ружья с патронами, одежда и одеяла, стояла клетка с четырьмя живыми курицами. Под тентом на деревянных лавках сидели Бернард и Гэри Кинг и пили сидр из бутылок.
— Ты, как всегда, был великолепен! — воскликнул Гэри. — Их добро в обмен на твои истории! И никто тебя не заподозрил!
— Я считаю, это вполне равноценный обмен, — отозвался Бернард, отхлебнув из бутылки.
— Хоть и недобровольный, — заметил Гэри.
— Зато ненасильственный, — уточнил Бернард. — Кстати, мне кажется, мы в этом поселении уже были лет семь назад.
— Думаешь?
— Ага. И там жили совсем другие люди. У них была нормальная библиотека. А теперь в ней курятник, представляешь?
Гэри неопределённо хмыкнул.
Бернард вытащил из кармана серебряную вилку.
— Сувенир? — спросил Гэри.
— Нет, — ответил Бернард. — Это моя вилка. Я нашёл её в развалинах моего магазина. До этого я даже не знал, что у меня есть такие вилки! Везде носил её с собой, и она напоминала мне о тех днях, когда я был почти счастлив. А перед тем, как мы с тобой встретились, я в одном пабе познакомился с замечательной девушкой. Она рассказывала, что только-только, до всего этого «безобразия» получила диплом учителя химии и биологии. Мы пили пиво (а тогда ещё было отличное пиво!), а утром я проснулся с тяжеленной башкой и вообще без вещей. Она даже украла моё пальто! Представь себе! В декабре!
— Кошмар, — сказал Гэри.
— И не говори!
