Косноязычие

      С луной у меня всегда особенные отношения. Пока не взошла — я безразличен, холоден, а когда висит в небе блеклым пятном, четко ощущается каждый внутренний надрыв и шрам, и я привычно сутулюсь. Этим вечером она — моя драгоценная спутница, странно согревает, утопать в объятиях её мягкого света слишком приятно, ненавязчиво. И я рад. Особенно чарует и тишина, приходящая вслед за ночной прохладой.       В очередной раз окончив прилипшую к кончикам пальцев мелодию на рояле, я сперва устало откидываю голову назад, всматриваясь в потолок, затем заливисто хохочу, словно полоумный, прикрывая рот рукой. В такие вечера я даже не пытаюсь завести диалог с кем-то: слишком ломано и невнятно звучит речь окружающих. Груз уныния и несбывшихся мечт каждого из присутствующих в этом баре отчётливо ощутим. В этом городе поломанных судеб осень длится бесконечно. Речь даже не о времени года (хотя, конечно, о нём тоже), дело скорее в самих людях: слишком холодных и дождливых.       Бармен ставит на стойку передо мной тумблер, который я привычно называю стаканом. В нём плещется что-то незамысловатое, но согревающее. Каков этот стакан? Наполовину пустой или полный? В пору юности школьный психолог задал мне этот вопрос, тогда я ответил что-то типа "не знаю", но после был озадачен еще несколько месяцев. К совершеннолетию я отчетливо осознал, что стакан наполовину пуст, если из него отпить; наполовину полон, если в него плеснуть что-то. Такая вот правда жизни, а оптимист я или пессимист, решать только тем, кто хоть немного знаком со мной. Прошу подлить ещё и ещё. Градус алкоголя с каждым разом выше. Мне незачем бороздить океан, пока что-то плещется в этом стакане.       Так продолжается до тех пор, пока мои глаза не становятся стеклянными. Сам я, будто облако ядовитого пара, не чувствую ног и с каждым шагом будто растворяюсь в холодном сентябрьском воздухе. Взгляд неспешно скользит по небу в попытке найти серп луны, но случайно цепляется за неоновую вывеску. На ней выгорело несколько букв, она мигает жёлтым, но этот свет холоднее, чем лунный. Опираясь на кирпичную стену, я оседаю и, наконец, нахожу темную бездну над головой с бесчисленными мириадами звёзд. На ум приходит факт, который вычитал очень давно: звёзды давно погасли, мы же видим их потому, что их сияние преодолевает тысячи световых лет. Получается, каждый сантиметр неба — прошлое. В груди тянет от приступа неизбежной печали. Но уголки обветренных губ отчего-то растягиваются в улыбке, трещинки саднят. Я в полубреду повторяю каждую твою незамысловатую фразу, чтобы почувствовать жжение — тлеющую жизнь под каждой клеткой кожи. Мне правда чертовски плевать на всё. Я чувствую, что умираю, и ничего не могу изменить.       Одно утверждение — истина: каждый — часть бесконечного круговорота веществ, химических реакций, случайных событий и энергии. Вся эта бесчисленная бравада с каждой секундой, с каждым годом всё сильнее, крепче затягивает петлю на шее, что в конечном счете приводит к удушью. Не важно, кто ты, оптимист или пессимист, король или слуга, герой или злодей. Люди боятся подобного процесса, называют его смертью, но так ли она страшна? Неизбежность. Есть ли смысл испытывать страх, если исход предрешён? Все рождены только для того, чтобы умереть: не важно, от любви, от руки другого человека. Иногда даже слова имеют свойство убивать, как убивают сигареты, медленно, неторопливо. Их не забыть, от них не избавиться. Даже когда у людей нет сил, чтобы навсегда попрощаться или простить, они знают, зачем просыпаться каждое утро, зачем пить остывший горький кофе и идти туда, где им нет места. Потрясающе!       Половина второго. Я кончен. Земля в очередной раз ушла из-под ног. Не взирая на это, я поднимаюсь, точно марионетка, только для того, чтобы снова рухнуть после очередного спектакля. Не знаю, зачем.       От моего падения кровать скрипит. Игнорируя боль в ребрах от пружин, вылезших из матраца, смотрю, как красным подсвечено время на часах. Минуты ускользают одна за другой. Пожалуй, сейчас это не слишком важно. Потоками врывается в комнату холодный ветер, едва колышутся занавески, но мне отчего-то тепло. Прежде чем провалиться в очередной сон, я обещаю себе, что в следующий раз усну раньше. Эта ночь для кого-то станет последней. Может, и для меня.