Небо никогда не падает людям на головы, но если это все таки случается

Небо… Оно не имеет обыкновения падать людям на головы, но, если это всё же случается, то такого человека, как правило, уже ничего не волнует. А помнишь, как мы мечтали гулять по нему, мой злейший враг? Я стою на краю пропасти, в трех метрах позади меня последнее заграждение рабочей площадки «Хувиан-таун» — высочайшего в мире небоскреба, построенного в мою честь и на мои же собственные деньги. Мне что сейчас, что вчера, что раньше плевать на запреты и заборы. Как и тогда, двадцать лет назад, я перешагнул последнюю черту и слишком поздно понял, что не могу вернуться назад. Да теперь уже и не хочу этого делать. Лао-Цзы, кажется, говорил, что дорога длиной в тысячу ли начинается с первого шага! О, если бы я только мог предположить, что эта дорога приведет меня на крышу собственного небоскреба, по сравнению с которым «Бурдж-Халифа» — шпажка для сыра! Шагнул бы?.. *** Тогда мы с ним были не разлей вода. И в школу, и в университет постиндустриальных технологий при объединенных конгломератах поступали вместе. А потом он сделал открытие. У нас, в общежитии, на деревянном столе он смоделировал первый и единственный в мире рабочий квантовый компьютер. Тогда об этом знал только я, а он, сидя напротив, с горящими глазами, взахлеб рассказывал о своей гениальной идее и о том, как изменится мир. Как он его изменит. Идея была до абсурдности гениальной. Квантовая теория и определение суперпозиции до сих пор были настолько сложными, потому что ученые упорно игнорировали один незаменимый элемент — наблюдателя. Становясь полноправным участником процесса, пользователь квантового компьютера сможет сам определять исход проблемы. Жить или умереть пресловутому коту Шреддингера решает сам человек, засунувший его туда. В компьютер можно будет вбить любую дилемму и решить ее так, как будет нужно. Он смеялся, представляя то, как удивится преподаватель, когда на завтрашнюю защиту одиночных проектов он притащит всего-навсего мечту последних трехсот лет человеческого прогресса. Его глаза светились жаждой открытий, а мои застилала жажда денег. Я просто представил, сколько он, мальчик и без того небедных родителей, получит за патент и за его использование. А я… А моя сестра в детстве платья только на других детях видела. Я конфеты первый раз попробовал, когда он мне их подарил на первом курсе. Вся моя дальнейшая жизнь была записана на маленькую, практически незаметную и невесомую флешку. Поэтому он не был удивлен тем, что по рассеянности потерял ее где-то в бесчисленных карманах своих пиджаков. А я, тем временем, подписывал патент на первый и единственный в мире рабочий квантовый компьютер. Копию того, что наваял мой лучший друг, не удалось создать до сих пор. Через трое суток все рукоплескали мне, смущенно улыбающемуся со всех мыслимых и немыслимых экранов. А он провалил экзамены. Просто не захотел их сдавать. Я знал, я был уверен, что он выкарабкается. С его-то мозгами он просто не мог этого не сделать! Я практически осязал, что он придумает что-то еще, не менее грандиозное, а меня — поймет и простит. Я ведь всегда мыслил масштабнее и материальнее, в то время как его не занимало ничего кроме кварков и атомов. Он не смог бы получить максимальную пользу от своего изобретения, а на меня работать не захотел, сколько раз бы я не пытался заманить его к себе в «Хувиан-корп». *** В итоге, мой «Хувиан-корп» стал самым масштабным предприятием за всю историю человечества, и сейчас я могу купить себе на завтрак все сети быстрого питания в мире, вплоть до самой последней биоразлагаемой ложки. Все мои родственники, полагаю, до семьсот седьмого колена могут не работать, да и его тоже. Я об этом позаботился, причем, о них еще раньше, чем о своих, но… Он не выкарабкался. Не смог. Сначала вылетел из института, а потом и из социума… Он всегда был нелюдим, а после того случая, назовем это так, стал совсем замкнутым. Кто поверит необщительному нёрду, на каждом углу кричащему о том, что это он изобрел квантовый компьютер, а я — просто украл его. Очередному нёрду. И об этом позаботился тоже я. Но вчера ему всё же поверили. Все. Весь мир. Он сделал то, к чему я за все эти годы, будем честны, даже и не приблизился. Он собрал второй квантовый компьютер. Вторая точно такая же флешка, как и двадцать лет назад, была обнаружена… Обнаружена в его остывшей руке. А около него тетрадка и куча электронных носителей с полным описанием его и моей жизни, а так же того, что случилось в день защиты одиночных проектов. И еще множество научных изобретений, которые я мог только продавать и делать из них деньги ещё кучей различных способов. Он покончил с собой, наглотавшись каких-то ископаемых психотропов с какой-то далекой планеты. *** Начинается дождь. Я понимаю это по облакам, сгустившимся там, внизу, где-то под моими ногами. Сам я стою на ласковом солнышке, я снова выше всех, выше людей, денег, закона, выше самой природы и все проблемы вроде промокшей одежды остаются где-то там, далеко внизу. Там же, внизу, наверное, воют сирены, стоят недоумевающие директора крупнейших компаний, с совещания с которыми я сбежал, когда только начали передавать новостную сводку, и полицейские машины оцепили здание, вероятно, кто-то уже ломится в дверь, находящуюся где-то за моей спиной. Я могу развернуться выйти сухим из воды во всех смыслах этого слова, но какой в этом смысл, если он теперь — мертв? Я стою на краю самого высокого небоскреба, почти на полуторакилометровой высоте. Мы мечтали гулять по облакам… А ты уже, вероятно, гуляешь — мой несбывшийся лучший друг. Если небо падает на людей, то они, как правило, плачут. Я снова делаю шаг за черту, так, как привык это делать всю свою жизнь. А если я упаду в небо — оно будет плакать? Хоть кто-то — будет?