***
Очаровательная брюнетка тихонько посапывала на массивной двуспальной кровати. Глубокая ночь оберегала её чуткий сон. Мягкий свет луны пробирался сквозь лёгкий, почти невесомый тюль и дарил неуловимые прикосновения, отчего кожа девушки будто серебрилась. Блаженная тишина замирала, когда слышалось спокойное, размеренное женское дыхание. Она была подобна мечте — прекрасной, безумной и потаённой. Такую нужно прятать и защищать от всего мира, чтобы ни одна боль не коснулась её огромного сердца. Ночную идиллию потихоньку растворяла лампа. Тёплые лучи падали на бумагу, лежащую на деревянном столе, и разбегались по всей комнате. Шуршание. Настойчивый и немного надоедливый звук прорезался в сознании брюнетки. Закрытые веки изредка начинали подрагивать. В голове появлялся отчётливый образ блокнота для зарисовок, его плотных, шершавых страниц, простого карандаша и акварели. Эту журчащую для её души «мелодию» она могла бы узнать из тысячи: каждый лист с собственным рисунком звучал особенно и неповторимо. Трудно было отрицать, что шорохи уже разбудили девушку, как бы она не пыталась сопротивляться. Глаза орехового цвета распахнулись, желая отыскать источник своего пробуждения. За простеньким столиком виднелась крепкая мужская фигура, такая любимая и принадлежащая только ей. Она чувствовала себя Дюймовочкой рядом с ним, маленькой девочкой, что всегда могла спрятаться за надёжное плечо, до которого, правда, едва доставала даже на каблуках. Да оно и не мешало, наоборот, брюнетка обожала его рост, его тембр голоса, его терпкий аромат французского парфюма. Всё это уже вросло в неё, крепко засело внутри, и расставаться с любимыми мелочами она точно не желала, впрочем и не собиралась. Девушка тихонько отодвинула одеяло и устроилась поудобнее, занимая позу лотоса. Гай что-то увлечённо рисовал. Его рука скользила по бумаге, создавая необычные линии, подбирая нужные формы, сочетая абсолютно не сочетаемые цвета. Когда он глубоко погружался в работу, то окружающий мир просто переставал существовать. Мужчина начинал кряхтеть, чесать лоб не той стороной кисточки, что-то бормотать себе под нос. Такой милый… Не издавая ни единого звука, стараясь не мешать творцу, Кэти подбиралась к рабочему месту на носочках. Небольшие ножки неслышно ступали по полу. Крохотные ладошки окольцовывали мощную мужскую шею. Его, как плюшевого медвежонка, хотелось тискать и тискать. Миниатюрная девчушка с любимейшей на свете игрушкой. Нет, он не был для неё забавой. И вообще, почему взрослые люди под таким детским словом воспринимают использование? Глупо, потому что девушка всегда имела в виду ту самую вещицу, которой ребёнок дорожил пуще жизни и плакал, когда оказывался без неё. Никаких подтекстов, лишь правда, истинный смысл. Тоненькие пальчики касались жилистой спины, разминая тугие, уставшие мышцы. Гай на секунду откинул голову, расплылся в улыбке и подарил благодарный взгляд. — Почему ты не спишь? — он шептал, опьяняющий голос мгновенно растекался так, что слух едва успевал улавливать манящие нотки. Было в этих словах что-то особенное, личное… На первый взгляд гордый и самоуверенный мужчина в присутствии брюнетки превращался в мальчишку, которому хотелось бегать, кричать и заливисто смеяться. Она будто переносила его сознание в другой мир, свободный от работы, людей, рамок. — Потому что кое-кто слишком громко работает, — уголки губ мгновенно потянулись вверх. Ей они нравились, все странности: порой безумная волна эмоций, смывающая всё на своём пути или ночные подъёмы из-за очередной идеи, которая посетила дизайнера именно сейчас, или непонятно откуда взявшиеся пятна краски на матрасе. Это его изюминка, без которой Ламонтанье был бы не Ламонтанье. — Прости, я правда старался не будить тебя, — Гай определённо смутился. Забота… то, что изначально казалось чуждым мужчине. Вот именно, казалось. Он был таким нежным, будто ещё немного и растает, растечётся от переполняющих его чувств, — но раз уж вы, мисс Кин, встали, то можете помочь мне с эскизом. — Вот так значит? Прервал мой драгоценный сон и просишь помощи? — девушка в шутку всплеснула руками, якобы выражая возмущения, прекрасно зная, что не сможет отказать этому безумному модельеру. Гай повернул блокнот в сторону брюнетки, открывая её взору то самое платье, которое он променял на спокойную ночь. Длинный, высокий ворот, потихоньку расширяющийся и уходящий назад. Верх платья походил на излюбленные мужчиной водолазки. Талию подчёркивал аккуратненький ремешок, а низ платья расходился от короткой мини-юбки до тянущегося шлейфа позади. Несмотря на оригинальную идею, эскизу определённо чего-то не хватало. Слишком пафосно, чересчур неуютно. — Мне хочется добавить что-то впереди. Лёгкое, не отвлекающее внимание от главного, — Кэти села на левую коленку Ламонтанье, забрала карандаш из его рук и лёгким штрихом стала намечать перьевую бахрому, проходившую по всей длине. Затем она достала испачканную кисть из стакана с водой и прошлась по своей идее, одарив её краской цвета пепельной розы. Лёгкий мазок. Ремешок теперь связывал воздушную натуру девушки, обожающую хаос, и строгий уклад мужчины — приверженца минимализма. Процесс увлекал не только Гая, но и брюнетку. Когда в её руках оказывался эскиз она начинала очаровательно морщить носик, окунать пальцы в акварель, убирать ручку или что-то подобное за ухо, — вот так, — протянула брюнетка и продемонстрировала набросок. — Восхитительно! Всему миру уже давно пора увидеть твои работы, Кэти! — глаза дизайнера горели. Всё его естество трепетало. Он правда хотел, чтобы каждый знал на сколько эта девушка талантлива, чтобы каждый гордился ею, — Что насчёт совместной летней коллекции? — Боже, Гай, ты серьёзно? — мужчина утвердительно кивнул головой, в ответ на что получил крепкое объятие, а затем и сахарный, приторный как сладкая вата, поцелуй.***