ты от меня так просто не отделаешься

— Что с тобой случилось, парень? — Ньют удивленно поднял голову и выгнув бровь посмотрел на одного из восьми. Томас сидел вытянув ноги на мягком полу Клетки, обитом жёлтым ситцем и с любопытством рассматривал дракона, свернувшегося в калачик на кровати. Темноволосый юноша с волчьим оскалом скользил колючим взглядом по Ньюту, заставляя того сжиматься и мелко дрожать. И это было так странно, ведь Томас никогда не был опасен. Только не он, в нем не было той проницательности, необходимой чтобы содрать с дракона кожу и посадить на цепь. Такой наблюдательностью обладали лишь Сфинкс, Слепой и Табаки. Ну, и ещё малыш Толстый, но о нем можно было не беспокоиться. Но те трое. Кошка, Оборотень и Шакал могли сделать с Драконом все, что хотели. Могли заставить его выполнить любое желание, но не делали этого. Его судьба полностью была в их руках, и он ожидал чего угодно. Того, что ее сожмут, раскромсают, разорвут в клочья когтями… Но ее лишь окружили в кокон из пальцев, живых, когтистых и механических, и всячески оберегали от нападок Любителей Чудес. Но здесь, в Клетке никого из них не было. Были только он и Томас. Волк, как его прозвали в Доме, но парень, на удивление не стеснялся своего имени. Они не были под запретом, но разглашать их считалось неприличным. Это была прямая связь с такой ненавистной Наружностью, подтверждением того, что ты не Дитя Дома. Поэтому от них отказывались, выкидывали, как ненужную скорлупу, и одевались в другую, становясь Хромыми, Слепыми, Черепами… — Хэй, чего застыл? Или я тебя напугал? — Томас неприятно осклабился и пересёк Клетку, устроившись в ногах скрипучей кушетки. Ньют подобрал под себя колени и прижался к противоположной стене, взирая на вожака из-под длинной челки. Тонкие, бледные пальцы, усыпанные веснушками скрылись в неровных рукавах свитера, крылья обернулись вокруг тела, защищая хрупкую оболочку, с трудом сдерживающую пламя. Волк достал из заднего кармана джинс сигареты и закурил. Запах тяжёлого табака ударил в ноздри, и Ньют поморщился. Слишком крепкие для него, он предпочитает что полегче. Но в лёгких зачесалось, безумно захотелось курить и Дракон жадно втянул дым ртом. Томас улыбнулся и протянул ему новую сигарету. Прикурив от своей, парень вытянул перед собой ноги и поудобнее устроился, не сводя глаз с красного. — Ну что же, Ньют…- Дракон подавился дымом и судорожно закаШлялся до слез в глазах. Сигарета выпала из ослабевших пальцев и упала на пол, где ее тут же настиг мысок кед Томаса. Откуда он узнал? Он не должен был, никто не должен был знать… Волк хищно скалил острые клыки и курил, упиваясь реакцией Македонского. — Я залез в твое личное дело. — лениво, как бы невзначай сообщил Томас, стряхивая пепел в банку от консервов. — Признаюсь, из всех членов стаи ты мне наиболее интересен. После Сфинкса, разумеется. — Почему? — неловко спросил Македонский, впиваясь пальцами в края жёсткой простыни. Он не хотел знать ответ. Не хотел. Это убьет его, второй раз он точно не сможет сесть на цепь. Никогда в жизни! Больше ни за что! Только-только зажили пальцы, только-только срослись сломанные кости в крыльях, только-только на щеках и плечах наросла новая кожа, до этого содранная и выжженная лимоном. Он не вытерпит этого снова. — Не бойся, я успел узнать только имя. Меня застукал Ральф и вытащил за шкирку — Волк улыбается, хотя ему не смешно. Он получает удовольствие, это безусловно. Он упивается властью и страхом Дракона, но ему вовсе не смешно. Его пожирают интерес и близость свежей добычи. Македонский тяжело дышал. Свитер стал слишком жарким и тяжелым, легкие не умещались в ребрах, и откуда то взялось очень много слюны. — Воу, ты полегче. Дышать не забывай. — Волк перегнулся через койку и нежно убрал светло-рыжую челку с левого глаза Дракона. Македонский вздрогнул и отстранился, а Волк лишь укоризненно вздохнул и затушил сигарету. Он на коленях подполз к дракону и уселся прямо напротив него, упершись грязными кедами в грязно-желтые стены по обе стороны от бедер Македонского, оставив на них ребристые следы подошв. Дракон удивленно поднял голову и плотнее обнял колени руками, спрятав истерзанные пальцы подмышки. — Да брось, Мак. — Волк обхватил ладонями тощие запястья красного и сплел свои длинные, смуглые и ровные пальцы с черными ногтями и мозолями от гитары вместе с бледными, покрытыми шрамами и веснушками, суставчатыми пальцами дракона, докрови изъеденными зубами. Македонский боялся смотреть в глаза, но ощущение опасности растворилось. Растворилось в запахе одеколона и пота, в равномерном стуке чужого сердца и бархатистости чужой теплой кожи. Волк нагнулся к Македонскому и легонько прижался лбом к веснушчатому виску — Мак… — Тихо позвал Томас. Дракон с старался удержать свое сердце в груди, оно грозило проломить ребра и ударится о грудь Волка, заляпав его невозможную клетчатую рубашку, которую Мак невольно прижимал к лицу перед каждой стиркой. — Македонский, посмотри на меня. — и Македонский посмотрел. Зря. Он понял это не сразу, но потом, через несколько дней, стоя на краю крыши он осознает, что зря. Глаза оранжевые, в окружении пушистых черных ресниц, похожие на самую сердцевину пламени. Они притягивали, завораживали, грозились сжечь заживо, а Македонский все смотрел. Смотрел, и не мог оторваться. Словно через толщу воды, до него долетел голос. — Ты доверяешь мне, Македонский? — непроизвольный кивок рыжей головы- Тогда, расскажи, что сделало тебя таким, какой ты есть? — Молчи. Не открывай рта, не дыши. Не делай ничего. Перестань существовать, обратись в камень, как учил Слепой. Но нельзя, ведь рыжие глаза смотрят в упор, не мигая, пробираются в самые темные, покрытые пеплом и сажей уголки души и освещают ее своим пламенем. Если Македонский не расскажет, Волк все равно узнает. Но Дракону это понравится ещё меньше. — Расскажи мне, Македонский. Я же твоя стая, верно? Твой вожак. Твой брат, черт побери — черный отпалированный ноготь скользнул по веснушчатому скуле и замер на подбородке под дрожащей губой. Вторая рука всё ещё сжимала бледное запястье, поглаживая мозолистым пальцем тонкую кожу. Волк опалил дыханием шею Дракона и бросил взгляд на сцепленные пальцы. Недовольно причмокнул губами, он придирчиво разглядывал растерзанные заусенцы и костяшки. — Выйдем отсюда, я вновь одолжу у Габи лак для ногтей. Эта мода уже до всех дошла, а ты ещё не в курсе. — Волк улыбнулся, показав клыки, и Мак вздрогнул. — Боишься? — Нет — голос предательски дрогнул, а Волк лишь приблизился ещё ближе. Жарко, просто невыносимо, но Мак терпит и давится слюной. Волк дышит ему прямо в губы, затем наклоняется, и нежно проводит языком по недавно зажившей ранке. Македонский вздрагивает и резко отстраняется, ударившись головой об стену. — Да брось, тебе же нравится. — нравится. Н р а в и т с я. Ещё как, но нельзя. Не здесь, не сейчас. — Кто так истязал тебя, Мак? Твое тело, душу. Кто заставлял тебя сводить веснушки? Кто заставлял носить белые одежды и нюхать ромашки? Я же вижу, я замечаю. Расскажи мне, кто и за что сделал это с тобой? — и Македонский рассказал. Рассказал все, про деда, мать, бритоголовых, секту, лимоны и ромашки, кота и телевизор, чудеса и рыбную кость. Мягкое выражение лица Волка ожесточалось с каждым словом. Когда Дракон умолк, Волк крепко схватил его за свитер — Теперь ты мой — и впился в растерзанные губы жестким поцелуем * Около часа спустя, Волк лениво натянул рубашку и сел на пол. Истерзанный и плачущий дракон остался лежать на кровати безвольной куклой и просто смотрел в потолок. Волк курил молча, вдыхая запах спермы, крови и пота. Спустя пол-пачки он указал кончиком сигареты на белье Македонского, валяющиеся на полу. — Тебе следует смыть кровь до прихода пауков или будут вопросы. Ты же не хочешь, что бы об этом узнал весь Дом. Ох, как Сфинкс расстроится, будет тебя жалеть… — Волк замолчал, глядя на сломанного дракона. Никакой реакции. Даже скучно, как то. — Убери его из Дома или я повторю то, что было сегодня. — сдавленный хрип вырвался из груди Ньюта. — Что ты сказал? — нарочито нежно пропел Волк прикладывая ладонь к уху. — Я не могу… — с трудом прошептал дракон. Томас взбесился. Он подорвался с места и грубо схватил Македонского за плечи, приподнял над кроватью и впечатало в стену. — Если не согласишься, я буду каждую ночь запираться с тобой в чулане и в конце концов вытрахаю из тебя мозги, ты понял меня?! — вопил Томас брызжа слюной на бледную веснушчатая кожу. Красивые и тонкие черты лица изуродовала ярость, а длинные черные ногти впились в нежную кожу. Но Ньюту было все равно. Он не чувствовал ничего, кроме тянущей боли во всем теле. Где-то далеко раздался звук хлопнувшей двери, с трудом пробившийся сквозь поролоновые стены. Волк на секунду замер, прислушиваясь к далеким звукам коридора, потом резко уронил дракона на кровать, словно поломанную куклу и накинул сверху одеяло. — Издашь хоть звук — глотку перегрызу — прорычал Волк, плотнее заворачивая Ньюта в простынь и пряча от глаз пауков кровавые пятна на постельном белье. Только успел Томас усесться обратно на пол и раскрыть потрепанный экземпляр Моби Дика, как тяжелая дверь со скрипом впустила в мягкостенную клетку двух белолицых и тонконогих пауков, в длинных халатах. Чуть погодя, вошел Ральф. — Ральф, дружище? — громким шепотом осклабился Волк, размахивая книжонкой, теряющей пожелтевшие страницы. Ральф угрюмо кивнул Томасу и перевел взгляд на дракона. — Спит. — Заверил его Волк. — А что, собственно, вы хотели? — Буди его. Через 15 минут вас вернут обратно в комнату. — Р1 обвел тяжелым взглядом мерзковато-желтую комнату и поспешил скрыться за мягкой дверью. Пауки просочились вслед за ним, с грохотом задвинув тяжелый засов. Томас шумно выдохнул, и сорвал с Ньюта одеяло. — Ты все слышал. Собери сопли и приведи себя в порядок. Не хочу чтобы Сфинкс тебя таким видел. — Волк поднялся на ноги и принялся набивать обратно клеточную курту. Сложил обратно банку, пачки сигарет, Моби Дика. Потом снял подкладку и натянул на себя. — Ты меня, верно, не расслышал. А ну вставай! — зарычал хищник и резко дернул Ньюта за голые лодыжки, стягивая того на пол. Ньют не ударился, но снова испугался. Озлобленное лицо Томаса было слишком близко, чужие клыки были в дюйме от лихорадочно бьющейся жилки на шее. Но Волк лишь злобно выдохнул парню в лицо, затем резко отстранился, и отошел в угол комнаты. Через секунду в голову Македонского полетел грубый комок, воняющий кровью и спермой. Комок оказался его джинсами, с перепачканными бедрами. — Куртку повяжешь на пояс, чтобы кровь скрыть. — Грубо бросил Томас через плечо, и затянул шнурки. — Давай шустрее, скоро вернутся пауки. *** Через несколько минут, Македонский и Волк стояли в тамбуре четвертой спальни. Волк крепко сжал запястье Дракона и прошипел -Ты же помнишь наш уговор, верно? — Ньют сдавленно сглотнул и кивнул головой. -Умница. — Томас нахально улыбнулся. — Я даю тебе три дня. Потом повторим в чулане, хорошо? В этот раз обещаю взять смазку. — На этих словах Томас с ноги распахнул дверь, из-за которой доносились веселые крики и нетрезвые пения. Толкнув Македонского в спальню, Томас захлопнул за собой дверь. Стая встретила их радостными воплями и нетрезвыми кричалками. Табаки заверещал и резво пополз к Волку, врезавшись по пути в спинку кровати и в пустую бутылку из-под вина. Им навстречу стремительно поднялся Сфинкс, самый трезвый из всей компании. В одном протезе и расстегнутой рубашке на голое тело он выглядел чертовски привлекательно. — Долго же вас не было. — Заметил он, чуть покачиваясь подходя к Томасу. -Я тоже соскучился, детка — Волк обхватил лицо парня в ладони и притянул к себе. Такой жаркий поцелуй стая встретила одобрительным грохотом и улюлюканьем. Ни Волка, ни Сфинкса это не смутило. Волк привстал на цыпочки, и одной рукой вцепился Сфинксу в ворот, а тот чуть пригнулся, и устроил граблю на талии парня. Давясь слезами, Ньют попятился и сбежал с ванную комнату. заперев за собой дверь, юноша тут же сбросил с себя куртку, пропитанные кровью штаны, которые мерзко липли к телу, уродливый свитер и залез под ледяной душ. Он рыдал и кусал ладони, что бы стая не услышала, чтобы не услышал Сфинкс… Он не должен этого знать. Не должен. Македонский не переживет сочувствующего выражения в зеленых глазах друга. Он не сможет смотреть, как разбивается сердце Сфинкса. Он любит Волка, и Македонский не будет тем, кто разрушит эту любовь. Никогда в жизни. Дракон выполз на кафельный пол и обмотал бедра полотенцем. Кровавые джинсы все еще лежали на полу. От них нужно было избавиться. Срочно. Ньют швырнул брюки в раковину и нашел под ванной стиральный порошок и щетку. Дракон откинул со лба мокрые волосы, напустил в раковину воды, насыпал порошка. Теперь он чувствовал себя на своем месте. Беспощадно раздирая ткань и кожу грубой щеткой, отмораживая пальцы в ледяной воде он был на своем месте. Так ему было спокойнее. он даже подумал, что сможет вытерпеть все это. Пускай Волк делает с ним что хочет, он не сломается., но эта уверенность пропала, со стуком двери. Черт. Ньют совсем забыл, что замок давно сломан. Он резко развернулся, закрывая спиной мокрые джинсы. Сфинкс тихо ступая подошел к юноше и заглянул через плечо. — Что случилось, Македонский? — Тихий шепот, пробирающий до костей, вызывающий по телу стада мурашек. Нельзя, не смотри в эти глаза. ни за что, это табу, помни об этом. — Македонский, я все вижу. Ты… Боишься меня? — в голосе боль, обида и разочарование. Хочется закричать до боли в глотке что нет, не его боится переломанный дракон, не кошку с добрыми глазами. Нет, Сфинкс вовсе не причем, он не виноват… -Македонский, пожалуйста… — обнаженное тело ощущает жар голого торса друга, когда он подходит ближе. Чужая кожа… гладкая и чистая. Без шрамов и веснушек, но такая же бледная и тонкая. -Сфинкс, не надо. — еле слышно, но твердо. Так, чтобы навсегда. Никакого доверия. Запереться на тысячи замков и засовов, подальше, поглубже в себя, так, чтобы не достали. Сфинкс смотрит долго, прожигая дыру, потом резко отворачивается, и уходит, хлопнув дверью. Ноги подкашиваются и я падаю на ледяной кафель. Я должен что-то сделать. Он не понимает, не знает, с каким монстром связался. Я должен, я просто обязан спасти его.