Дозвон

На стол перед Гокудерой падает огромная пачка документов. Он с трудом поворачивает голову, слушая омерзительный хруст шейных позвонков. - Никак подарок свыше? Напарник игриво подмигивает ему, заходя за спинку стула Гокудеры. - Тут список билетов в твою счастливую жизнь. Он кладет руки на усталые плечи Гокудеры, забираясь под свитер с широким вырезом, оголяющим ключицы. - Порадуй мамочку, найди себе кого-нибудь обеспеченного. Желательно из этих тринадцати тысяч. Гокудера, хмыкает, отстраняясь от теплых ладоней англичанина. - Я наболтаю им отборной ерунды. Напарник демонстративно всплескивает руками, с ужасом глядя на Гокудеру. - Ты же не считаешь ерундой нашу работу? Не считаешь же?! Это – искусство! Гокудера уже не слушает, лениво перелистывая страницы, сплошь исписанные столбиками телефонных номеров. Отчасти, надоедливый англичанин прав. То, чем они занимаются – настоящее искусство беседы. Они похожи на гейш, очень сексуальных, похотливых гейш. Они мастерски поддерживают любые темы для разговора, поглядывая на счетчик. Они умеют слушать. Им рассказывают о работе, о проблемах, о семье. О покупке квартиры или разводе с женой. О поступлении в университет. Напротив таких Гокудера ставит минус. Люди разговаривают с телефонной трубкой, пока Гокудера заваривает себе кофе. Они изливают душу его рабочему столу, пока он ищет сигареты, спотыкаясь о провода, протянутые по всей комнате. Говорят, что устали от жизни, но прибыльный бизнес не дает им отойти от дел. Что разгневанную жену не успокаивает даже новенькая машина, подобранная в тон ее накрашенным ногтям. Напротив таких Гокудера ставит жирный плюс. Он с нетерпением ждет их звонков, для них он всегда свободен. Их номер записывается и получает статус первой очереди. Телефонные гейши умеют говорить. Они виртуозно делают минет, зачитывая особенно сочные моменты из порно-романов. У Гокудеры есть десяток листов, скачанных из Интернета. На восьми из десяти – пособие для опытного гомосексуалиста. На оставшихся – подробности женской физиологии. Он за вечер трахается с таким числом людей, которое и не снилось рядовой шлюхе, давно ушедшей на покой. За минуту его бесценного внимания платят большие деньги. За то, чтобы он послушал, как кошка какого-нибудь бизнесмена средней руки наблевала на новый ковер. Ему платят за минет без презерватива, лишь бы он продолжал говорить хриплым голосом, расписывая каждое свое движение. Как он прикасается к члену губами. Как часто дышит. Как облизывает языком яйца и молит, чтобы растрахали его соскучившуюся по члену дырку. На другом конце телефонного провода кончают под аккомпанемент его хриплых стонов. Гокудера небрежно бросает трубку на стол и идет заваривать кофе. Предлагает звонить еще, слушая прощание. Ему говорят, как славно выебут его в следующий раз, а он закатывает глаза, прижимая к другому уху наушник с играющей симфонией. У них маленькое, но довольно популярное агентство в сфере интимных услуг. Болтливые японцы готовы платить, лишь бы для них стонали с английским, итальянским, немецким, французским и шведским акцентами. Офисный менеджер представляет себе белокурого Ханса, кончая в рот Питеру, с выкрашенными в черный волосами и пирсингом в нижней губе. Мори, уже десять лет живущий в Японии, с трудом картавит слова, представляясь Жаком. Хаято расспрашивают о внешности, и он отвечает, что его черные волосы спадают волнами на спину, а карие глаза просяще заглядывают в лицо… Дальше он вставляет имя, которым представился позвонивший. В перерывах между звонками они переглядываются между собой, высмеивая особенно нетерпеливых клиентов. Тех, что не рассказывают о том, как сегодня отвезли детей в школу. Тех, что сразу начинают трахать их в уши. У них у всех, как на подбор, огромные наливные члены и развитая мускулатура. Они просят глотать сперму и верят на слово. Парней представляют во всех позах камасутры, заваливая на кровать с шелковыми простынями. Никто и не догадывается, что на деле в офисе маленького секс-агентства только два одинаковых компьютера, два рабочих стола, пять телефонов и старый диван. Они спят на нем по очереди, в перерывах между звонками, накрываясь выцветшим синим пледом. Если раскаленная добела трубка приказывает долго жить, они просто берут запасной аппарат, путаясь в проводах, соединяющих технику с розеткой. Иногда им звонят идеальные отцы. Называя имена своих детей, они рассказывают о том, как хотят трахнуть их и просят подыграть им, называют «сыночком» или «доченькой». Тогда Хаято сразу бросает трубку, забивая номер в черный список. Иногда их просят прикинуться девочками. Тогда Хаято говорит шепотом, чтобы хрипы в голосе не были так явны. Он достает те две страницы, где описано влагалище и предлагает клиенту облизать его клитор, раздвигая нежные лепестки губ пальцами. Он истекает сладкими соками, подставляет пышную грудь под губы, а чувствительные соски под язык звонящего. А через четверть часа он уже снова становится мужчиной с узкими бедрами и каскадом черных волос. На его голос отдрачивают в среднем от пяти до пятнадцати человек за ночь. К утру горло пересыхает от разговоров, а от кофе тошнит. Ему перезванивают уже на рассвете, кричат, что он шлюха, заявляют, что он хочет только денег от влюбленного сердца, обвиняют в предательстве, лжи, обмане. Почти каждую ночь ему признаются в любви в среднем от одного до двух человек. Хаято может слушать о том, как в его зад вкручивают кончик анальной пробки, но когда звучит признание, он нажимает на сброс и вносит номер в список нежелательных абонентов. Между собой, они называют свое агентство «Дозвон». Работодатель так и не удосужился закрепить за фирмой официальное название. Полулегальной конторе, дерущей около трехсот иен за минуту, вряд ли необходимо название. Хаято получает за свой итальянский акцент месячную зарплату менеджера, отработав всего одну смену. Ему достаточно двух ночей в неделю, иногда он берет три, когда нуждается в деньгах. И чувствует себя настоящей шлюхой. Девкой, которой платят за секс. Вербальный трах, не тактильный минет. Он голосом доводит до оргазма от пяти до пятнадцати человек за смену, предоставляя потом счет за услуги. Любезно соглашается на устный секс до трехсот иен за минуту. Сегодня он уже второй час работает языком. Очередной клиент вешает трубку, и Хаято укутывается в плед, слушая жаркие стоны Цуны за соседним столом. После двух месяцев такой работы, он научился не возбуждаться от тяжелого мужского дыхания, грубых развязных слов, приглушенного низкого голоса. Еще в школе он смирился с тем, что на мелодичные трели женских голосков у него не встает. Тяжелые груди не для него. Длинные вьющиеся волосы, пахнущие весной и карамелью не вызывают в нем желания. Пышные бедра и узкие талии. Намокшие лепестки половых губ, вбирающие в себя его член, не в силах доставить ему острое удовольствие, которое Хаято может получить от случайного прикосновения одноклассника в раздевалке перед физкультурой. Из-под подушки раздается приглушенная мелодия – они с ума сойдут, если будут ставить громкость выше минимума. Хаято матерится, доставая трубку. Краска стирается с корпуса от постоянного контакта с ладонью, но кнопки выглядят как новые – он никому не звонит, это его номер набирают. - Да. - Сора? На другом конце – настороженный неуверенный голос, и Хаято закатывает глаза. Таких студентов он обрабатывает пачками. - Если ты так захочешь. Он прикрывает трубку ладонью, не слушая ответа, и тихо окликает Цуну, жестом прося напарника включить счетчик. - …и дали твой номер. Прости, я не узнал тебя. - Да-да, я тоже тебя не узнал…? Трубка с готовностью отвечает, мягким, приятным голосом: - Такеши. - Такеши. Гокудера повторяет имя, пробуя его вкус. Ничего необычного – одно из самых распространенных имен в Японии, мальчик выбрал хороший псевдоним. У клиента действительно притягательный голос, Хаято точно знает, голоса – его специальность. - Ты не помнишь меня? Мы вместе играли в бейсбольной команде, когда были на втором курсе. Ты тогда здорово бил. Ты еще играешь? Хаято хочет быть для Такеши кем угодно. Он послушает байку про бейсбол и прикинется бьющим и питчером одновременно, если тот того пожелает. Он даже может сказать, что сменил пол и побыть для Такеши девочкой. Тогда он на минутку отвлечется от добродушного голоса, чтобы достать листы с подробностями вагинального секса. - Играю. Ты хочешь снова этим заняться? Я не буду против. Можем и поиграть, Такеши. Собеседник смеется таким непринужденным и воздушным смехом, что Гокудера начинает невольно симпатизировать парню. Как будто они тут не ебаться собрались, а переброситься парой фраз старых знакомых. - Я как раз хотел попросить тебя об этом. Если у тебя есть свободное время, то… Хаято перебивает его, не отрывая взгляда от лениво ползущих цифр на счетчике. Цуна стонет в трубку, и на другом конце, кажется, уже кончают. Он интимно прикрывает ладонью микрофон, чтобы эти стоны были только для двоих. - Я свободен. Сейчас. Хочешь? По голосу понятно, что Такеши улыбается. Кажется, что Гокудера действительно осчастливил его своим согласием. Как будто у него был выбор. - Тогда я хочу встретиться с тобой. Гокудера вопросительно выгибает бровь. Ему не так часто предлагают личные встречи. Все клиенты «Дозвона» боятся сломать красивую сказку о парне с ливнем черных волос, рассыпающихся по спине. Они представляют, как он отводит от лица пряди, как ласкает пальцами член, увенчанный аккуратной ярко-розовой головкой. Никому не хочется видеть усталого тридцатилетнего итальянца, с темными тенями под глазами, тусклым взглядом, плохими зубами. Или что они там себе воображают. Гокудера знает, как выглядят все звонящие, это понятно по их голосу. Средней комплекции, среднего роста, с крупными залысинами в седеющих черных волосах. Или подростки с рубцами от акне на лице, так и не определившиеся в своей ориентации. - Разумеется, нет. Так ты хочешь или нет? Слушай, парень, я на самом деле не особенно разбираюсь в бейсболе. Могу прочитать какую-нибудь книгу. Для тебя. Вслух. - Ха-ха, а когда ты играл, то разбирался отлично. Может, тебе стоит потренироваться, Сора? Гокудеру начинает раздражать непонятливый клиент. Он действительно ничего не знает о бейсболе, считая спорт не достойным своего внимания. Почему его нельзя было попросить стать панельной шлюхой в чулках? Правой рукой босса итальянской мафии? Почему он не может быть грешником на исповеди в церкви? - Хорошо. Давай, рассказывай про свой бейсбол. В трубке повисает тишина. Цуна, наконец, нажимает кнопку сброса и резко разворачивается на стуле, лицом к Гокудере. Одними губами он шепчет: - Бейсбол? Что за долбоеб? Гокудера пожимает плечами, слушая раздражающий смех. - О чем ты говоришь, Сора? Твоя счастливая бита еще с тобой? Хаято борется с желанием прервать звонок, хватаясь за единственную зацепку: - Нет, Такеши. Но я возьму твою, ты не будешь против? Я медленно веду языком по твоей бите. Ручка вся затерта от долгих тренировок, дерево гладкое, ты хорошо ухаживаешь за ней – на инвентаре ни трещинки. Кое-где на поверхности вмятины от отбитых мячей, принесших тебе победу. Мой язык огибает выбоины, подбираясь к верхушке… Цуна одобрительно кивает, а Хаято хмыкает – он профессионал своего дела. Он ждет реакции от клиента, но тот, похоже, не способен на долгие словесные излияния. Гокудера уже собирается продолжить свой пикантный рассказ, когда Такеши вклинивается в его монолог: - Сора? Зачем ты лижешь мою биту? Хаято взрывается. Ему плевать, что на счетчике только пять минут, для него не имеет значения, что скажет босс или напарник. Пока он не разломал еще один телефон, Гокудера выплевывает в микрофон: - Да пошел ты нахуй, бейсбольный кретин! Это твоя фантазия или моя?! Он ждет коротких гудков. Ждет, что его обзовут ублюдком, и тогда он сможет предложить Такеши засунуть себе в задницу книгу жалоб. Он получит выговор за некачественную работу, за хамское поведение с клиентами, а бейсболист пусть скажет, что Хаято почему-то не дал выебать себя битой. - У тебя такой красивый голос. Ты не Сора, да? Гокудере кажется, что разверзлись хляби небесные и небо подарило с дождем немного мозга одному идиоту. - Я твой Сора. Какие-то проблемы? - Эй, это что-то вроде предложения секса? Такеши наверняка сейчас краснеет, Гокудера просто не может этого не почувствовать. - Просто скажи, как тебе нравится. Мне сопротивляться или все делать самому? Ты хоть позу в состоянии придумать? Посмотри в интернете. - Позу? Это как занимаемая позиция на базе? - Бейсбол. Тебе нужно бросить его. Тебе слишком часто попадали мячом по голове. Такеши смеется и, кажется, совсем не собирается класть трубку. Он терпит все оскорбления, вслушиваясь в хриплый, немного искаженный звук. - Я понял-понял. Либо у тебя очень своеобразные способы чистки биты, либо ты почему-то хочешь секса со мной. Гокудера мысленно прикидывает, успеет ли Цуна словить трубку, летящую в стену до того, как она раскрошится на куски. Надеяться на реакцию напарника не приходится, поэтому Гокудера предлагает сразу, в лоб: - Такеши, давай просто сделаем это. Не нужно стесняться, я не запоминаю имен или номеров своих партнеров. Хочется добавить, что у него совсем нет «счастливого списка», в котором скрупулезно прописаны все контакты престижных клиентов, но он благоразумно молчит. Идиот на другом конце провода смущено смеется, а когда снова заговаривает, голос немного дрожит: - Ты из тех, кто продает себя, да? Хаято привык ко всему – с его-то работой. Он слышал о таких извращениях, которые не снились отделу полиции по расследованию особо жестоких изнасилований. Его трогали везде, и ему страшно сказать в скольких отверстиях побывал его язык. Можно сказать, что его рот вылизывает все на своем пути. Звучит как реклама немецкого пылесоса, но Хаято все равно. В пятый раз за вечер он удивленно поднимает бровь. - Нам обоим очень жаль, да? Весь следующий месяц они работают по трое. Гокудера просто не справляется с необходимым минимумом клиентов. Приходя на работу, он машинально отвечает на звонок Такеши и растягивается на диване, укутываясь в плед. Они разговаривают часами. Назойливый клиент не дает свободно вздохнуть Хаято, занимая его полумолчаливыми беседами. Они уютно молчат, когда Гокудера составляет отчеты, милостиво разрешая Такеши подышать в трубку. Хаято прижимает телефон к уху, когда заваривает себе кофе, перекусывает наскоро приготовленные бутерброды, копается в компьютере, чтобы снизить тариф на звонок. Такеши наслаждается жеванием в динамике, он почти чувствует запах выдыхаемого сигаретного дыма и разговаривает вдвое дешевле, чем все остальные клиенты, благодаря умелым махинациям Хаято. Гокудера чувствует себя ебаным сотовым оператором, делающим подарки постоянным дозвонщикам. «Позвони Хаято сейчас и получишь три часа бесплатных разговоров и лекцию «Бейсбол для чайников». Теперь вдвое дешевле. Гокудера знает о бейсболе все. Он словно сам посмотрел все памятные матчи. Он видел в лицо всех игроков. Он может участвовать в международном конкурсе для бейсбольных фанатов, и не сомневается, что выиграет главный приз. Три звонка спустя Ямамото описывает себя как типичного японца, и у Хаято нет оснований не верить ему. На пятом звонке, Гокудере впервые не хочется врать про струящуюся черную копну волос и он предупреждает о довольно невысоком росте, вскользь упоминая худощавое телосложение. Такеши оказывается выше и гораздо улыбчивее его самого. Он постоянно твердит об изматывающих тренировках, и Хаято говорит, что если он действительно такой перспективный спортсмен, то, должно быть, может трахаться часами. На другом конце города смущенно смеются в трубку, неловко переводя тему. После месяца их телефонных свиданий, Такеши, наконец, решается. Сначала фразы получаются скомканными, речь отрывистой, но после того, как Гокудера говорит, что опускается на колени и лижет грубую ткань джинсов, все идет как по маслу. Слова становятся грязнее, дыхание интимнее, Цуна удивленно отрывает взгляд от экрана ноутбука, а Питер едва не роняет телефон, когда Гокудера, впервые за полтора месяца, тихо стонет в микрофон. Они трахаются прямо при них, Хаято накрывается пледом с головой, слушая сиплый голос Такеши. Он берет итальянца жадно, рывками, говорит, что врывается в его тело, просит обхватить ногами за талию. Гокудера послушно обнимает его, чувствуя существенный дискомфорт от долгого перерыва в половой жизни. Раскрасневшегося Хаято, выбравшегося из-под пледа, встречают аплодисментами и ухмылками. Он бросает трубку, прося Такеши больше не звонить, и идет в туалет. Конечно, японец перезванивает. Гокудера едва успевает смыть с рук сперму и поймать понимающие взгляды напарников. Весь декабрь постоянный клиент ноет. Хаято только и слышит, что Такеши не достаточно разговаривать с ним три раза в неделю. Он подсчитывает часы, проведенные за беседой, и рявкает, что столько он не разговаривал даже со своей матерью, живущей в Италии. За все двадцать лет. Так Такеши узнает его возраст. Он диктует мобильный, с воплем «Подавись!», и тут же получает на личный номер сообщение непристойного содержания. Гокудера видит здравое зерно в предложении Питера обмотать голову скотчем и прикрепить к уху телефон, но все же, выбирает гарнитуру «Свободные руки», засыпая со вставленным наушником. Такеши слушает его дыхание и, кажется, видит его сны. Хаято больше не считает часы – и так понятно, что они проводят вместе больше времени, чем старые супруги. Он считает дни, а потом и недели. В один из привычных звонков, он делает подарок для постоянного клиента. Трахается по телефону с дозвонившимся в «эфир», приглашая Такеши послушать их секс, поучаствовать в нем. Хаято старается, стонет как порядочная шлюха, придумывает невообразимые вещи и дает себя трахать в немыслимых позах, но в динамике мобильника - короткие гудки вместо возбужденного дыхания. Такеши звонит ему ночью, пьяный и виноватый. Предлагает приехать на праздник их бейсбольного клуба, а Хаято впервые по-настоящему чувствует себя проституткой. Они напиваются вместе и Гокудера, балансируя на грани сознания, рассказывает про недавнего клиента, разбавляя смешными шутками их привычный вечер. - И он сказал, что влюблен в меня, и вообще никого лучше не встречал. А какой у меня охуенный голос, он кончил в штаны, находясь в офисе. Идиоты, они звонят мне прямо с работы! Хаято хохочет в немую трубку, пронося огонек зажигалки мимо сигареты. Он мажет, и прикурить удается только с третьего раза. Когда он уже не надеется на ответ Такеши, ему говорят: - Как тебя зовут? Гокудера роняет зажигалку, пытаясь сфокусировать взгляд. - Тебе-то что? Хочешь татуировку с моим именем на заднице? - Чтобы попасть в список влюбленных идиотов, Сора? Такеши впервые за три месяца называет его чужим именем, и Гокудера понимает. Понимает, что он – всего лишь хорошо работающее воображение японского парня и красивый голос. Сказка, придуманная очередным клиентом для него же самого. Хотят его грязный рот и похотливую фантазию, его самого – никогда. Он знает, что следующим утром, в дыму похмелья, пожалеет об этом. Возможно, это одно из самых существенных решений в его жизни. Его действительно не стоит принимать, когда у тебя зашкаливает уровень алкоголя в крови. Он говорит: - Уже попал, Такеши. Такеши желает ему спокойной ночи, ждет ответа Гокудеры и сбрасывает звонок. На попытки связаться Хаято отвечает девушка, приятным голосом сообщая, что он может позвонить позднее, когда телефон ебаного абонента будет включен. - Ямамото Цуёши. Парень кланяется, и Гокудера отдергивает протянутую для приветствия руку. Какой-то японец, весь вечер пытающийся его склеить. Когда Хаято ворвался в дом с бутылками саке в обоих руках и пачкой сигарет в кармане джинсов, поприветствовав всех шумным криком, японец открыл рот, замерев в дверном проеме. Цуёши смотрел на него так, словно итальянец держал в руке отрубленную голову, лихо размахивая ей, а из заднего кармана торчал окровавленный мясницкий нож. Он не знает и половины людей, собравшихся в загородной усадьбе. С тех пор, как он поменял номер телефона, Гокудера просто ходит на любые вечеринки, куда его приглашают. Он трахается почти не переставая, меняя партнеров на каждом приеме. Настоящие прикосновения, теплое дыхание, доверительные взгляды. В первый раз все казалось слишком настоящим. Слишком слюнявый поцелуй, слишком большой член. Он брезгливо вытирал ладонями чужую слюну и разворачивался лицом к стенке, до ярких пятен зажмуривая веки. Хаято ни с кем не спал около полугода и тогда он почувствовал себя настоящей целкой. Было бы даже страшно, если бы он не был чертовски пьян. После парня со слишком большим членом, он кувыркается с каким-то малолеткой, обучая его итальянской страсти. Ему делают минет, и Хаято обещает позвонить, но чужой телефон молчит день за днем, а потом «инцидент» стирается из памяти новыми, наслаивающимися друг на друга слишком. Он больше никому не оставляет своего номера. Гокудере немного стыдно, что он снимает парней прямо на вечеринках у друзей. Дни рождения, национальные праздники, еженедельные поводы. Он нагибает какого-то паренька в темной комнате, заставляя того упереться лицом в пропыленные диванные подушки, а в смежном помещении Цуна сообщает собравшимся, что его Киоко беременна. Киоко счастливо улыбается, кивая в подтверждение его словам, а Хаято уже приглаживает волосы, входя в комнату, и бормочет пожелания семейного счастья. Японец хочет его сам. Азиат садится впритык к Гокудере, прижимаясь к его бедру, еще не зная, что сегодня ему точно не обломится. Хаято чувствует тепло его тела и хочет плеснуть саке в улыбающееся лицо. Плохие воспоминания. Он больше не спит с азиатами. Дом – собственность отца его богатенького друга. Что-то типа загородной виллы, добытой путем честной крови и упорных стараний. Его друг из тех людей, что спят в полглаза по ночам, прислушиваясь к каждому шороху, ожидая прикосновения лезвия к шее или холода металла ко лбу. Всегда настороже. Даже сейчас, в окружении гостей, он задергивает шторы и старается как можно реже проходить мимо окна. Особенно сейчас. Пара людей кажутся Хаято смутными знакомыми, и он грязно намекает на оргию, все смеются, кроме вечно улыбающегося Цуёши. Они быстро переходят на имена и еще быстрее на крики. Хаято сначала орет, а потом объясняет по буквам, что их с Ямамото разлучил разрез глаз и цвет кожи, поэтому секса не будет. Но тупость и настырность Цуёши оказывается непробиваема. Потом кто-то кричит из соседней комнаты «Такеши!», слышится смех и звук перемешивания льда в шейкере. Ямамото откликается, и все становится на свои места. Гокудера уже ищет сумку, пьяно цепляясь за стены, но Ямамото зажимает его, превратив стену из опоры в ловушку для Хаято. Несущая конструкция становится врагом номер один, а Такеши трясущимися пальцами держит его за подбородок, заставляя смотреть на себя. - Не трогай меня, сука! Гокудера сбрасывает с себя руки Ямамото, занося ладонь для пощечины. Но Такеши трогает. Он ловит запястья Хаято и буквально зажимает его в углу комнаты, как девчонку. В гостиную кто-то входит, но разворачивается прямо на пороге, хохоча в голос. Гокудере стыдно, что теперь все будут думать, что он трахается с этим тупым японцем. Грубая ткань джинсов и заклепки на ремне трутся о дорогую краску, в которую выкрашены стены, царапают поверхность. Ямамото быстро ориентируется и уже обнимает его за бедра, пытается поцеловать, но Гокудера уворачивается, наклоняя голову вниз. С ними как будто происходит что-то нереальное. Это похоже на плохо спланированный полет в космос на пластмассовой ракете и с пьяным капитаном на борту. Все должно было быть не так. Они должны были тщательно подготовиться, снабдить команду провизией, обучить их технике безопасности, произвести обратный отсчет и как финал – красивый, безумно красивый секс. Ямамото должен был позвонить ему и пригласить на свидание. Настоящее свидание. Он бы пришел в теплом строгом пальто, при галстуке и с улыбкой на губах. Улыбкой, которая преследовала Гокудеру четыре месяца. Хаято бы надел все свои браслеты, кольца, ремни и они бы стали охуительно гармоничной парой. Позвякивающий цепочками Гокудера в тяжелых ботинках на миниатюрной ноге, и веселый Ямамото, поправляющий накрахмаленный воротник белой рубашки, похожий на жениха на свадьбе. У них бы обязательно ничего не вышло, потому что Такеши не должен был оказаться спортсменом. Он обязан был быть почтенным старым японцем, с завитками седых волос, торчащих из ушей. Похотливый трахальщик, сохранивший вкус к жизни на смертном одре. Или Ямамото – решивший повеселиться сынок состоятельного человека, по типу того, в чьем доме они сейчас находятся. Джинсы стали бы тесными не из-за набухшего члена, упирающегося Гокудере в бедро, а из-за нависшего живота, угрожающего металлической пуговице. Ямамото вцепляется пальцами в волосы, оттенок «пепельный блондин», и шепчет в проколотое ухо, что он красивее не встречал. Никого. Гокудера чувствует себя ебаной супругой, увидевшей мужа после долгой, долгой разлуки. Женщина, которая уже забыла черты лица человека, за которого выходила замуж, но теперь вспоминает их вновь. И член, моментально вставший на нее, как будто муж – озабоченный школьник. Они нализались саке и друг друга. Пьяный Гокудерой Ямамото заталкивает его в первый попавшейся провал двери и запирается на ключ. Утром они не смогут сказать, какой цвет у обоев в этой комнате, какой фасон у тяжелых портьер на окнах. Что было на тумбочке в спальне хозяина дома. Вполне возможно, что они собираются заняться сексом рядом с сейфом за картиной. Ящик, набитый грязными деньгами. Зарплата за убийство людей, аванс за мелкие грабежи. Гокудера сам укладывается на супружеское ложе, думая, что это один из самых правильных поступков в его жизни. Хороший ход в проигрышной партии. Кровать, привыкшая за долгие годы к своим хозяевам. Знающая их любимые позы и слышавшая часы долгие трудных разговоров. Это так им подходит. Пока Ямамото расстегивает пряжку ремня, не сводя глаз с Хаято, Гокудера раздвигает ноги. Он не скрывает своей опытности и передает свои знания Такеши, диктуя ритм. - Как ты хочешь? Хаято ложится на бок, готовясь перевернуться на живот или на спину, в зависимости от желания Ямамото. - Хочу, чтобы ты говорил. И Хаято говорит. Не то, что привык. Он не просит засунуть ему поглубже и не умоляет пропихнуть член в тесное горло. Гокудера просто рассказывает, что не верил до последнего в реальность существования голоса из телефонного динамика. Теперь он убеждается, что его Такеши – не плод его воображения. Все это время он играл в бейсбол и жил в одном мире с Гокудерой. Ямамото ездил в одних с ним поездах и платил за телефон через те же автоматы. Читал одни книги, покупал продукты одной марки. Гокудера рассчитывается за продукты деньгами Ямамото, пришедшими к нему через миллионы рук спустя. Такеши пьет итальянский кофе, потому что хочет поддержать импортного производителя и Хаято. Гокудера говорит, что Ямамото еще тупее, чем он думал. Каким нужно быть кретином, чтобы трахать телефонную трубку и кончать в динамик. Такеши облизывает пальцы, приставляя их к растянутой дырке. - Я постоянно слышал голос, твой голос. Это сводило меня с ума. Это свело. Ямамото окончательно дуреет, думая обо всем и сразу. О том, почему Гокудера такой широкий, мысленно подсчитывает его партнеров и старается доказать, что на нем бесконечный счет закончится. Он неумелый и неуклюжий, особенно в постели, но Хаято снисходительно направляет его руку, доставляя себе удовольствие. Пальцы раздвигают мягкие стенки влажного отверстия, и за стеной раздаются шумные крики и музыка. Хриплый голос перекрывает все: тяжелые басы, крикливые голоса, влажные звуки. Хаято шепчет, что он уже готов, что его и не нужно так тщательно растягивать. Такеши продолжает подготавливать его, даря легкие поцелуи. Гокудера не знает, от чего он кончит быстрее – от массажа простаты или от целомудренных поцелуев. Такеши не знает, что он хочет видеть больше – лицо Хаято или свой член в его заднице. Когда желание обжигающего взгляда перевешивает, Ямамото наваливается сверху, и слышит язвительные комментарии по поводу выбранной миссионерской позы. Гокудере не нравится все. Его не устраивает слишком откровенная поза, большой размер члена и тяжесть тела Ямамото. - Ты что-нибудь слышал о безопасности? Или на твой хер в Японии не найти презервативов? Гокудера прощает все – позу, сперму в прямой кишке, дебильную улыбку Такеши. Когда он закуривает, из него течет как из дойной коровы, пачкая супружескую простынь. - Много ее у тебя. Хранил мне верность? Ямамото просто пожимает плечами, бросая короткое: - Да. Они засыпают под размытые звуки музыки, видя одинаковые сны. В распахнутый дверной проем заглядывают все, кому не лень. Проходя мимо с зубной щеткой или стаканом сока в руке. Утром Ямамото не находит в кровати Хаято. Вместо этого – записка в кармане брюк с номером телефона и буквами «Г.Х.» латиницей. В их следующую встречу, которую Ямамото вопиюще называет «свиданием», Гокудера расставляет все знаки препинания и готовит ходы к отступлению. Он говорит: - Нам лучше расстаться. И под удивленным взглядом Такеши поправляется: - Нам лучше не начинать встречаться. Ямамото просто еще не понимает, какая это глобальная проблема – их отношения. Ему правда стоит найти себе хорошенькую японку, чтобы порадовать отца и мать, которой нет – Гокудера уже знает. Мама была бы счастлива, отец будет горд. Горд за то, что сын не трахает мужиков в зад. Хаято говорит, что у них не будет семьи. Никогда. Законодательство не позволяет такую роскошь. Ямамото не нужно дарить ему дорогих подарков. У них не будет детей, они ни в коем случае не испортят статистику национального генофонда. Когда они возьмут друг от друга все, как в рекламе газировки, Гокудера пойдет трахаться на стороне. И Ямамото будет больно, наверное. Или просто наплевать. Если Такеши попробует оттянуться за его спиной, Гокудеру просто посадят за двойное убийство. Хаято просит, почти приказывает Ямамото не превращать его в преступника. Он постарается ничего не подцепить от пьяной малолетки, снятой в баре, но ничего не обещает заранее. Не дает стопроцентных гарантий. Они обречены на статус «не женат» в графе «семейное положение» в заявлении при приеме на работу. Соседи обязательно буду знать, что они педики, весь многоэтажный дом будет знать. Хорошо, что они в Японии – можно надеяться, что их не отравят угарным газом, когда они будут спать. Вдвоем. Ямамото никогда не пригласят на праздник семьянинов. Ему никто не скажет «папа». Он очень много потеряет, оставшись с Гокудерой и приобретет, максимум, – какую-нибудь заразу от предавшего возлюбленного. Они будут каждый раз трястись перед тестами на статус ВИЧ. Им не дадут семейный кредит. Даже кредит «для двоих». Они вне закона. Они расстанутся через полгода, когда кто-нибудь вправит Такеши мозги. Или, лет в сорок, они потащат в свою постель молодых парней. А потом останутся с ними – каждый со своей шлюхой. «Ямамото и Гокудера» - заранее проигрышный альянс. - Игра не стоит свеч. Ты меня слушаешь, идиот? Ямамото напевает что-то немелодичное и от этого Хаято окончательно выходит из себя. - Ты обязательно пожалеешь. Такеши согласно кивает на угрозы, подцепляя указательным пальцем ремень Хаято. На работе Гокудера постоянно занят. У него нет времени выпить кофе и, кажется, он скоро запишется в ассоциацию анти-курильщиков. К нему обращаются за помощью и заваливают все новыми заданиями. Поначалу он выходит из четырех обшарпанных стен лаборатории только на лестничную площадку. Гокудера выкуривает сигарету в один затяг и возвращается к работе. Через полгода ему дают собственный кабинет и десяток долбоебов, называющих его семпаем. С кретинизмом людей он знаком не понаслышке, но никогда он еще не достигал таких масштабов. Теперь Гокудера запирается у себя в кабинете и на час обеденного перерыва его не существует для вселенной. Ямамото отдает приказы мягким, вкрадчивым голосом. Ублюдок намекает, что он заплатит. Говорит, что Хаято нечего стесняться - секс по телефону у него в привычке. И Гокудера сдается, скользя рукой по члену. Он целыми днями набирает сообщения для Такеши, стирая кнопки на панели телефона. Некоторые вещи не меняются, и он брезгливо смывает сперму с рук и румянец со щек, когда обеденный перерыв заканчивается. Подчиненные смотрят на него с интересом, спотыкаясь и разбивая ценные образцы в стеклянных пробирках. Гокудера кричит так, что любой прохожий с улицы может услышать секретную информацию, но быстро успокаивается, находя причинно-следственную связь и обвиняя во всем Ямамото. В разбитых пробирках. В утерянных экспериментальных образцах. В послеоргазменной вялости и невменяемой улыбке после его короткого «Люблю». Гокудера старается не отрываться от работы, чтобы потом иметь возможность пораньше прийти домой. У него неплохая квартира в многоэтажном доме. Соседи относятся к нему терпимо - боятся, что он начнет варить нитроглицерин в суповой кастрюле. Также их немного смущает наличие бейсбольной биты в его доме – они не раз видели, как ей разбивали стеклянные двери балкона и спортивный инвентарь пикировал с шестого этажа. Гокудера годами возвращался в эту пустую одинокую квартиру. Он курил в спальне, пропитывая тонкие стены сигаретным дымом. Заказывал на дом пиццу, и этого вполне хватало ему на три дня. Теперь он курит только на лестничной клетке и каждый день съедает полноценный ужин, набирая килограммы. Он открывает входную дверь, по привычке бросая: - Я дома. И впервые за много лет пустота отвечает ему: - С возвращением.