i really do(n't) care

«Ты смехотворна. Ничто иное, как сорняк.» Шаньсай давится слезами и искренне не понимает, чем заслужила такого отношения, Шаньсай задыхается от жалости к себе. Лэй вытаскивает ее за руку из злосчастного кафе, и Шаньсай бездумно следует за ним, пребывая в собственном невеселом мире. Хочется сбежать куда-то и выплакаться вволю, но Лэй держит за руку крепко, даже немного больно, и это возвращает ее в реальность. Лэй останавливается чересчур резко — она снова чуть не налетает на него — и отпускает ее руку. Взгляд Лэя так же холоден, как и всегда, и только ее ладонь, еще несколько мгновений теплая от его прикосновения, напоминает о несвойственном парню порыве. Они стоят перед входом в кафе, и через стеклянные двери видна неразбериха творящаяся внутри. Если бы взглядом можно было уничтожать, то вокруг уже бы давно было тихое и мирное пепелище с Даомином Си в центре, сжимающем кулаки, да спокойным огнестойким Лэем где-то скраю. Мимо снуют люди, но для Шаньсай их не существует. Невыносимо хочется сбежать, все еще, но она почему-то молча стоит, опустив взгляд в землю, словно пригвожденная к ней. Лэй нарушает тишину как-то внезапно: — Пока. — сухо говорит он, и Шаньсай вскидывает голову, встречаясь с ним глазами. Это не то, что обычно люди говорят в утешение другим. Лэй разворачивается, чтобы уйти, и на нее внезапно накатывает паника — нет, думает она, нет, просит неизвестно у кого, нет, пожалуйста, только не уходи. — Спасибо. — выпаливает Шаньсай (стоило сделать это раньше, шепчет голосок совести в голове), молясь всем богам, чтобы это сработало. Пожалуйста, просит она, пожалуйста, пожалуйста. Лэй замирает. Шаньсай смотрит ему в спину так пристально, что видит как плечи еле заметно подрагивают и пальцы сжимаются в кулаки. Лэй оборачивается, и на нем ни следа мимолетной слабости: ни единой эмоции на лице и идеальное спокойствие жестов. Лэй сует руки в карманы и отступает на шаг. Шаньсай чувствует себя обманутой. — Я понимаю, чего это тебе стоило. — говорит она несколько торопливо, боясь, что он этого не услышит. Лэй выгибает бровь, и Шаньсай не знает, это неверие или призыв продолжить, поэтому просто отводит взгляд в сторону, избегая наткнуться на его глаза. — Даомин Си не тот человек (человек, хихикает подсознание, а как же. Монстрище это безрогое, а не человек), с которым хотелось бы поссорится. Кому либо. Я не знаю, зачем ты это сделал, но я в любом случае тебе благодарна. — В таком случае ты должна понимать, что сделал я это не ради тебя. Я не кто либо. Я его друг. И как его друг, я не могу допустить, чтобы он переходил черту. Боже, думает Шаньсай. Это максимум слов, которые я когда-либо от тебя слышала. Шаньсай прикрывает глаза. — Ты тоже думаешь, что я всего лишь сорняк? — шепчет она. Слова вырываются раньше, чем она успевает их осознать, из глубинных глубин, о которых она и сама не ведает. — Да. — тон у Лэя спокойный, будто это экзаменационный вопрос, к которому он и посреди ночи готов, и раздумывать над ним уже давно не составляет труда. Шаньсай резко поворачивает голову, и натыкается взглядом на нерушимую ледяную броню. Нет, просит она, пожалуйста, только не ты. Шаньсай закусывает губу, чтобы не расплакаться прямо сейчас, перед ним. Лучше бы ты зарезал меня, Лэй, думает она, или лучше бы ты оставил меня на растерзание Даомину Си. Так было бы легче, так было бы не настолько невыносимо больно. Шаньсай резко опускает голову вниз, чувствуя предательскую влагу на глазах. Только бы не расплакаться, только бы не расплакаться, нет, не сейчас, не здесь, пожалуйста... — Сорняки самые сильные и самые настоящие. Лэй разворачивается спиной прежде, чем Шаньсай поднимает голову, и она не может прочесть его лицо. Хотя она и так не смогла бы, если честно, думает она, пора бы уже это признать. Она провожает взглядом его фигуру, пока он не исчезает в ненавистной ему толпе: ровная осанка, четкий шаг, неторопливый и уверенный, будто по морю сунет ледяная глыба. Шаньсай смотрит ему вослед и почему-то продолжает плакать. Голос у Лэя теплый, как весеннее солнце.