***
До сих пор всё было ложью. Конечно, он не мог стыдить её за это. У него тоже были свои скелеты в шкафу, но Куросаки Мафую скрывала свой секрет до такой степени, что лгала буквально обо всём, что касалось её, и это превосходило все пределы его воображения. Однако он понимал причины такого поведения. Ему удалось докопаться до её истинного прошлого в оставшуюся часть зимних каникул, что оказалось довольно легко осуществить. Она не сильно старалась замести следы, но и не то чтобы каждому было дело до её тёмных делишек. Бывшая бантё Восточной Старшей школы, та, кто объединила районы — неудержимая и непобедимая Куросаки Мафую создала себе образ обычной хрупкой старшеклассницы после того, как была исключена, и перевелась в школу Мидоригаока. Она не могла драться открыто, так что сражалась под личинами Усы-чан и Нацуо. Шокировало, что такая девушка, как она, честная и по-своему «невинная», являлась тем, кем являлась. Но даже если причины этого были ясны, он не мог отделаться от жгучего чувства обманутости. Хаясака подумал, что поэтому не стыдно будет спросить об этом их друзей. — Хм, так ты понял? — недоверчиво поинтересовался Юи, разбирая стопки документации клуба. Хаясака про себя удивился, почему из всех возможностей он выбрал для этого дела именно перемену. — Значит, ты знал? — Ага, — очкарик потёр шею и отложил бумаги. — Я обнаружил это некоторое время назад, когда ушёл из Дисциплинарного клуба. Это была случайность, но она, если честно, не поменяла моего мнения о Куросаки. Понимаешь, о чём я? «Ничуть.» — Думаю, да. — Ну, никому об этом не положено знать, кроме нас и ещё нескольких человек, так что просто будь начеку. — Нескольких человек? — похлопал глазами Хаясака. Она позволила стольким людям узнать свой секрет? — Клуб, Аябэ, Мияби-сама, — Юи загнул несколько пальцев. — Примерно так. Блондин пытался придумать, что бы ему на это ответить, но на ум так ничего и не пришло.***
Перерыв закончился и, прежде чем они вернулись к учёбе, он застал её говорящей с Аябэ. Они были на одной волне, так, будто бы никогда и не были врагами. Аябэ вынул что-то из её шевелюры, будто бы это было в порядке вещей, и на её лице расплылась вечная дурацкая улыбка. Аябэ в её компании выглядел даже несколько расслабленным. Хаясака ощутил неприятное чувство в животе и вышел из класса до того, как она могла бы его заметить. Чёрт. Он убегал, не встретив лицом к лицу свою проблему. Хаясака боялся думать, почему.***
— Хаясака-кун, — Мафую была так близко, что он отшатнулся от того, что она едва не залезла ему в лицо, обхватывая маленькими ладошками парту. Её всегда окружала боевая аура. — Ты что, избегаешь меня? Он сглотнул. Так она заметила. Хаясака слушал её возмущённые возгласы о том, что он неправильно ответил на её утренний прыжок с обнимашками, не написал в ответ «С Новым годом», а сегодня утром точно видел её и точно поспешил удалиться. Всё это было правдой, так что отступать было некуда. Она была более чувствительной, чем обычно себе позволяла. Он отвёл глаза от её пристального взгляда, но чувствовал, как Мафую пожирает его глазами. Все её действия были похожи на извинения, хотя Хаясака уже не знал, ей ли следует извиняться. Прошло несколько секунд, но он не сдвинулся ни на сантиметр, хотя дыхания едва хватало. — Знаешь, я не врала, когда говорила, что твоя причёска вообще не милая, — прошептала она, что было не совсем в её стиле. Но он знал, что это была та её часть, в которую он влюбился — ложь, имя которой Уса-чан. Он обхватил её запястье, поднося руку к его пылающим щекам и скулам. Она слегка вздрогнула. — Спасибо тебе.***
Хаясака не планировал, как расскажет ей, что знает, кто она на самом деле, но знал, что точно не стоит ждать того момента, когда она сделает это сама. Куросаки всё ещё была той, кем она всегда была, поэтому это должно было быть несложно. Мешала лишь одна мысль, назойливо засевшая у него в голове. Всякий раз, когда он видел её со спины, образ Усы-чан возникал у него в голове, и получившаяся картина спутывала все его мысли. Впрочем, Хаясаке, пусть и с трудом, удавалось игнорировать это чувство, и он даже пытался к нему привыкнуть. «Куросаки — это всегда Куросаки» стало для него за последние недели мантрой, но Уса-чан всё ещё была — или оставалась? — его первой любовью. Сегодня она обедала с Окэгавой — его осведомлённость о её жизни возросла в десять раз с тех пор, как он раскрыл её. Хаясака напрягся, слишком хорошо зная об обожании парня в сторону Куросаки. Было очевидно, как сильно она ему нравится, но Хаясаку это раздражало. Прошло несколько дней с тех пор, как он понял, почему он завидует или чувствует себя покинутым, но он всё ещё не хотел признавать этого наверняка. Храня её секреты (пусть она и не знала этого), он открыл для себя, что разделяющая их грань удерживала его ещё больше, чем когда бы то ни было раньше. Это было больно. Хаясака вернулся в класс, чтобы подготовиться к следующему уроку. Он не слышал, как вошла Мафую, и, когда она села за парту, слегка вздрогнул от удивления. Было ли это для него неожиданностью? Или он так привык к её присутствию, что даже не заметил? — Эй, ты в порядке? — её обеспокоенное лицо, милое и искреннее, направило его мысли в другое русло. — Ага, — Хаясака не смотрел на неё, когда говорил это. — Мы можем поговорить сегодня после уроков? Краем глаза он увидел, как она кивнула с неразличимым выражением лица, но и это не было для него в новинку. Её чувства всегда были сложны для понимания, и порой это становилось для него поводом для беспокойства. Урок начался, и он тщательно записывал на нём мелким почерком каждое слово учителя, стараясь отбросить волнение. Разумеется, это не помогло, и в итоге он начал нервничать едва ли не больше прежнего.***
— Так о чём ты хотел поговорить? Хаясака отвёл глаза от её лица, и его взгляд упал на её щиколотки — тонкие, как будто они могли сломаться, если бы она упала (хотя он уже и знал, что это невозможно), и покрытые чулками по случаю холода. Такое редко увидишь. — Хаясака-кун? — Хотел тебе рассказать о том, что я недавно понял… — было уже поздно идти на попятную. Почему он должен отступать, когда зашёл так далеко? Мафую молчала, но её лицо выражало все её любопытство, замешательство и обеспокоенность. И он признался. Рассказал всё, что знал, и открыто посмотрел на неё, увидев блеснувшие глаза и опустившиеся уголки губ. Её выражение лица говорило о многом, и она опустила голову в немом извинении. Мафую всё ещё хранила молчание, даже когда завела его в первый попавшийся класс и согнулась в идеальном девяностоградусном поклоне, невольно заставившем Хаясаку задуматься, насколько она гибкая на самом деле. — Мне так жаль, Хаясака-кун, — в её голосе не было ни капли лжи, она говорила так непривычно, будто пришла не из этого мира, и казалось, что так и было. Сейчас она даже не пыталась увиливать от правды. — Я не думала, что ты обнаружишь это таким образом. Его лицо неожиданно для него самого вспыхнуло, а глаза обожгло. Он не знал, что в первую очередь ожидал услышать, но знал, что это случится. Не то чтобы это не было правдой. Не то чтобы теперь он не знал правды. — Пожалуйста, веди себя со мной так, как раньше, — голос Куросаки ни разу не дрогнул. Она такая сильная. Хотел бы он быть таким же сильным, как она. Слёзы навернулись на его глаза, и он шумно сглотнул, ощущая, как ему становится тяжело дышать. Мафую всё говорила и говорила, и даже когда она переплела его пальцы со своими, он не проронил ни слова. Она обняла его всем своим хрупким существом и он готов был поклясться, что её губы находятся от него в паре сантиметров. Куросаки Мафую, Уса-чан — не важно. Она всё не собиралась обрывать свой бесконечной поток объяснений и слов о том, как сильно он ей важен, как она ему доверяет, как ей стыдно — снова и снова. — Я люблю тебя.***
Справляться с эмоциональными переживаниями нелегко. Хаясака всегда предпочитал не самый верный путь. Он просто запер на замок большинство ключевых детских воспоминаний, забыл то, что когда-то было так важно для него, и преодоление этого препятствия заняло целую вечность. Но её слова он не забудет никогда. «Пожалуйста, разберись в себе. Я знаю, что ты чувствуешь к Усе-чан, но было ошибкой говорить такое мне.» Он ушёл сразу после того, как она сказала это, и за последнюю неделю они едва ли обменялись десятью словами. На следующий день после их разговора всё для него было как в тумане, и он прогулял уроки, игнорируя барабанящих в его двери друзей и отшивая некоторых из них, и проспал почти весь день. Как и ожидалось. Они оба совершили ошибки. Он не собирался винить во всём лишь себя, однако за три слова, сказанные ей в тот день, нёс ответственность именно он. Его тело вновь сотряслось от нахлынувших слёз. Разумеется, после всего этого он понимал, что не может просто оставить всё как есть. Однако её слова ранили его прямо в сердце, а на душе теперь скреблись кошки. Она никогда не была особо чуткой. Было почти начало первого урока, а он ещё даже не вылез из постели и не умылся. Звук уведомления телефона отвлёк его от мыслей. «Можем поговорить? Понимаю, если ты не захочешь.» Хаясака знал, что после случившегося не сможет даже толком дышать в присутствии Мафую. А ведь сейчас её даже не было рядом. Он нажал пару клавиш и отправил простое «да». Она сообщила ему время и место на случай, если он появится в школе, и время и место, если он решит этого не делать. Хаясака не ответил ей. Вместо этого он кое-как вылез из кровати и отправился в ванную. Его лицо пылало и загорелось от стыда ещё больше, когда он оглядел себя и свою растрёпанную шевелюру. В довершение всего он расплывался в широкой улыбке, с которой ничего не мог поделать. Когда Хаясака, едва не опоздав, зашёл в класс, она уже сидела на своём привычном месте. Мафую улыбнулась ему как обычно и поприветствовала его, а вот его голос едва не надорвался, когда он сказал ей «доброе утро» в ответ. Урок начался, а он всё не мог сосредоточиться на заметках учителя на доске, оставляя целые предложения в тетради неоконченными. Куросаки передала ему под партой записку, и на секунду кончики их пальцев соприкоснулись. Небольшой жест, однако сейчас он был для него как удар тока. Хаясака аккуратно открыл сложенный кусочек бумаги. Это была ужасно нарисованная маска Усы-чан с облачком, в котором было написано «Прости меня». Он едва не прыснул от смеха, но вовремя остановился. Он уже успел забыть, как у Мафую плохо с рисованием. Хаясака повернулся к ней, но увидел, что она с ничего не выражающим лицом изучает записи на доске, но кончики её губ были предательски опущены вниз. Он не ответил ей и молча положил записку в сумку.***
Так как Хаясака пришёл в школу, временем их разговора стала обеденная перемена. Это было неплохо: обычно она обедает с самыми разными людьми каждую неделю, да почти каждый день. Хаясака едва мог держать палочки, пока уплетал бэнто. Дважды он чуть их не уронил и в итоге просто перестал есть, наблюдая за её движениями. Она ела аккуратно, смакуя каждый кусочек. Это бэнто было домашним, точно не покупным. Если он правильно помнил, сейчас для неё готовил Аябэ. Он старался сильно об этом не задумываться. — Доедать собираешься? — Не-а, — она слегка наклонила голову, как будто просила остатки, и он поднёс кусочек прямо к её рту. Она медленно прожевала его, и её щёчки зарумянились. Хаясака тоже почувствовал, как к нему приливает жар. — Так о чём ты хотела поговорить? — «Оставайся спокойным, веди себя как обычно, прикинься дурачком». Куросаки проглотила еду и неловко потёрла руки. — Просто обо всём, я думаю. Хаясака старался вести себя соответственно ситуации, но занял себя тем, что начал крутить в пальцах выбившуюся из штанины нитку. — Конечно, обо всём, о чём можно говорить за едой, — рассмеялась она. — Я не хотела так пугать тебя тогда. — Ты, — он прервался, чтобы поглубже вдохнуть, — ты меня не напугала. Скорее уж я тебя спугнул. — Немного. Если честно, я просто удивилась. — Я имею в виду, я не понимаю, как ты узнала, что я чувствую к Усе-чан, — он слишком быстро перешёл к этой теме? Чёрт. — Это касается Усы-чан, — в её голосе засквозили стальные нотки, а в горле будто застрял комок, — я думала, ты наконец откроешь глаза и поймёшь, что я не Уса-чан. — Куросаки, я знаю, о чём говорю. Она напряглась, как громом поражённая. Сейчас было её время не суметь подобрать ни слова для ответа. — Я не беру назад свои слова о том, что я лю– Она зажала ему рот руками, тёплыми и немного влажными, но такими близкими. Теперь было очевидно, что она нервничала. — Не говори. Это того стоит? — она начала говорить быстрее, более высоким тоном, но в конце перешла на шёпот. Она отняла руки от его лица и выпрямилась. — Разделяй всё это, хорошо? Самое главное в этом секрете в том, что я и они всё равно разные личности. — Разделять что? Я потратил довольно много времени, «разбираясь в себе», — Хаясака запнулся, прежде чем его тон стал таким, каким он не хотел вести с ней диалог, — и в этой ситуации именно я был тем, кто убегал от правды. — Хаясака-кун, — почти прошипела Куросаки. — Прости, но я не могу вот так принять твои чувства. Ты нравишься мне очень сильно, ты мой лучший друг, но я не чувствую, что ты говоришь это именно мне. Чёртова маска! — её голос был как натянутая струна, но вместе с тем сдавленным. Он никогда не видел её в таком состоянии, и это его беспокоило. — Почему бы тебе просто не поверить мне? Я не требую от тебя начать встречаться, я просто хочу, чтобы ты знала, что я чувствую. Ты самый сильный человек, которого я когда-либо встречал, и при этом мы держались на равных. Это не просто маска. — Я всегда боялась, что такое дерьмо случится, когда ты всё обнаружишь, — она лихорадочно начала упаковывать свой бэнто, — мне не нужен такой обожествляющий взгляд. — Почему я вообще должен смотреть на тебя так? Я люблю тебя! Она спешно отвернулась от него, однако он продолжал. — Почему ты просто не сказала мне, что у тебя есть ещё кто-то на примете? Ты могла сказать, что мои чувства неправильные– Куросаки вновь развернулась к нему лицом. — Мне жаль, что то, что ты раскрыл мой секрет и всё пришло к тому, что мы сейчас имеем, ранит тебя, но на меня это так давит. Не только на тебя. — Почему? — Разве не очевидно? — её горькая улыбка была красноречивее любых слов даже для такого тугодума, как он. Он невольно приоткрыл рот и осознал, как по-идиотски сейчас выглядит. — Я не общаюсь так с людьми, которые мне не нравятся, каждый день. Я чувствую то же самое, и я верю тебе– Его лицо было красным, как помидор, а губы дрожали. «О.» Она схватила пустой контейнер. — Нам уже пора возвращаться. Хаясака не чувствовал под собой земли. Мафую наклонилась к нему, вглядываясь в пылающее лицо. Он быстро сократил расстояние между ними и запечатлел на её губах лёгкий поцелуй. Его руки сжимали её галстук. Куросаки покраснела так сильно, что ему захотелось рассмеяться, но он был уверен, что его щёки горят не меньше. — Прости меня. — Нет, это ты прости. Мафую поцеловала его более глубоко прежде, чем он успел что-то возразить, и он разве что пискнул. Напор её губ на секунду стёр из его головы все мысли, и, когда они закончили, она выглядела удовлетворённой таким раскладом сил и собственным превосходством. — Запомни это лицо. Это лицо твоей героини. Хаясака не мог его не запомнить.