Держа твою руку, состаримся вместе с тобой

В библиотеке становилось жарко. Никогда не бывало, но Лань Чжань теперь и не такому готов был поверить. Его рука, всегда верная, твёрдая, снова сбилась, и кисть оставила на бумаге неприятную кляксу. Этой чернильной кляксе не было места меж ровных иероглифов, но она была, блестела чернилами, выделялась, и ничего с ней сделать было нельзя. Вэй Ин выделялся так же — бросался в глаза даже издалека, а теперь... Теперь он сидел за столом напротив и то и дело кидал на Лань Чжаня быстрые озорные взгляды, от которых бросало в дрожь. Лань Чжань упорно смотрел в стол и старался никак не показывать, что всё видит. Иероглифы прыгали у него перед глазами, предатели, и складывались в чужое имя. Хуже не придумаешь. — Лань Чжань, ты когда-нибудь купался ночью? — спросил Вэй Ин, продолжая выписывать что-то в свиток. — Летом в Юньмэне бывает так жарко, что вода остывает только ночью. Мы обычно выбирались за полночь... Вэй Ин говорил, а Лань Чжань пытался сделать вид, что не слышит. Иногда это срабатывало, и Вэй Ину достаточно было просто говорить в пустоту, но чаще нет. И чем больше Лань Чжань молчал, тем сильнее Вэй Ин пытался его разговорить. Это была мука. И не потому, что он мешал сосредоточиться на деле. Просто от его вида, его голоса, его яркой улыбки и смеха, такого звонкого, слишком живого для этих мест, внутри у Лань Чжаня скручивалась и поднималась горячая, неведомой силы волна. Лань Чжань боялся, что когда она вырастет и хлестнёт через край, он сделает что-то... что-то. Потому что Вэй Ин забирал весь мир. Стоило ему войти в комнату, как все взоры обращались к нему. Как к солнцу, вдруг выглянувшему из-за тёмных туч. Лань Чжань ничего не мог поделать с тем, что и сам попадал под это влияние. А ещё ему хотелось приказать остальным отвернуться. Перестать смотреть. Лань Чжань говорил себе, что это поможет порядку — примеру Вэй Ина слишком легко следовали другие ученики, но на деле... На деле Лань Чжань хотел быть единственным, кто смотрит на Вэй Ина, и эта мысль обжигала. Непозволительная, билась где-то под веками, и не позволяла себя усмирить. — Лань Чжань, — прозвучал знакомый голос совсем рядом, и Лань Чжань вздрогнул, едва не выронив кисть; Вэй Ин, опёршись локтями ему на стол, засмеялся и ткнул пальцем в стопку свежих бумаг. — Лань Чжань, ты чем тут занимаешься? — Вернись на своё место, — сухо отозвался Лань Чжань, стискивая пальцы на кисти. Ему стало жарко — безо всякой причины, стоило Вэй Ину мягко улыбнуться. — Мне скучно, — заявил Вэй Ин, потягиваясь, и Лань Чжаня почти ослепило его искренностью, не стеснённой заботами, правилами и сомнениями. — Неужели тебе правда нравится тут сидеть? Неужели мир не зовёт тебя, не манит искупаться ночью в источнике, сбежать в лес, влезть на самое высокое дерево? Лань Чжань впитывал его слова всей душой, не в силах прервать эту речь, и всё, чем он был, всё, что он знал до сих пор, отчего-то безмолвно шло сеткой отчётливых трещин. Как он жил, как вырос таким, что невозможно отвести взгляд? Внутренности Лань Чжаня словно скрутило тугим узлом, а за рёбрами ощутимо пекло, и ничего не помогало: стоило Вэй Ину пристально заглянуть ему в глаза, и любая мантра спокойствия разлеталась на крохотные осколки. — Гулять ночью запрещено, — собственный голос предал его вслед за руками. — Клан Гусу всё-таки ужасно скучный. — Вэй Ин сморщил нос, отчего стал похож на маленького кролика. — Ты и в детстве не развлекался, что ли? Ну там, змея запустить или сбежать со склона прямо к реке? Лань Чжань коротко покачал головой. Их клан не поощрял ребячество и шумные игры; в детстве его единственными забавами было постижение шести искусств и заклинательство, а единственным другом — брат, которого, как наследника главы ордена, воспитывали в ещё большей строгости. — Благие небеса, — всплеснул руками Вэй Ин и почти навалился на стол, пытаясь заглянуть Лань Чжаню в лицо. Собранные в хвост волосы мазнули по столу в опасной близости к чернильнице. — Неудивительно тогда, что ты такой скучный. Ты же совершенно не знаешь, что такое веселье! Эти слова остро кольнули где-то под рёбрами. До знакомства с Вэй Ином Лань Чжань не задумывался над тем, правильно ли жил. Не знал другого. Вэй Ин словно пробил брешь в полотне, за которым скрывался остальной шумный мир, и теперь сквозь прореху просвечивало то, что в Гусу Лань каралось. Вэй Ин был совсем, совсем другим, возможно, потому Лань Чжаня так и тянуло к нему? Как к неведомым новым знаниям, которые хотелось постичь. Задумавшись, Лань Чжань пропустил момент, когда всё так же улыбавшийся Вэй Ин коснулся пальцами его щеки и убрал спадавшую на лицо прядь. Лань Чжань дёрнулся так, что едва не опрокинул столик — чернильница всё-таки перевернулась, заливая чёрным все сегодняшние труды. Сердце колотилось отчаянной испуганной птицей. Никто не касался Лань Чжаня так. Щека горела там, где легко прикоснулись тёплые пальцы. — Лань Чжань, ты чего? — Вэй Ин захлопал глазами, опираясь ладонями на стол, улыбка в глазах сменилась тенью тревоги на грани насмешки и удивления; непонятные эмоции, слишком много, слишком-слишком-слишком. Лань Чжань торопливо встал — силы воли едва хватило на то, чтобы подняться, как подобает, — обогнул сидящего на полу изумлённого Вэй Ина по широкому кругу и пошёл быстрым шагом, едва не срываясь на бег, в сторону закрытых дверей. Сердце так сильно билось в висках, что заглушало всё остальное. За три шага до дверей что-то дёрнуло его за рукав; Лань Чжань резко обернулся и встретился взглядом с Вэй Ином. Сердце пропустило удар и забилось чаще. — Отпусти, — приказал Лань Чжань, и голос у него предательски надломился. Вэй Ин только вцепился в него сильнее, стиснул пальцы на белой ткани и упрямо вскинул голову. — Отпусти, — повторил Лань Чжань, дёрнул рукой, но Вэй Ин только смотрел на него большими блестящими глазами и сжимал пальцы. — Не отпущу, пока великий Ханьгуан-цзюнь не расскажет мне, почему он так меня ненавидит. — Губы Вэй Ина дрогнули в улыбке, а пальцы огладили кромку белого рукава. — Чем я так провинился? У Лань Чжаня потемнело в глазах. Разве это ненависть? Разве кто-то из них виноват? Как справляться с этими чувствами, если в груди от них тяжело и тесно? — Лань Чжань, — разглядев что-то в его глазах, Вэй Ин вдруг присмирел и попятился, не отпуская его рукава, — Лань Чжань, ты чего, ты меня пугаешь!.. Он коротко охнул, наткнувшись спиной на стену, и Лань Чжань, не помня себя, придвинулся к нему вплотную, так близко, что заглянул в бездонное озеро знакомых невыносимых глаз. Вэй Ин торопливо сглотнул, когда Лань Чжань взял его одной рукой за плечо, а другой — за шею, бережно коснувшись большим пальцем под подбородком. Сердце бесновалось в груди, и в голове не было ни одной мысли; только пульсирующий жар, отчаянная смелость — и приоткрытые губы Вэй Ина, пытающиеся что-то сказать. Когда Лань Чжань поцеловал его, его мир словно разбился на тысячи острых осколков — и начался заново с ответным вздохом мягких податливых губ. Лань Чжань ухнул куда-то с высоты вниз, как падает тяжёлым грохотом река, превращаясь в водопад. Сердце билось быстро-быстро, готовое выпрыгнуть из груди. Ему словно было мучительно больно, а теперь боль отступала, унятая повязкой из целебных трав. Вэй Ин в его хватке на мгновение замер, будто вовсе перестал дышать, а затем тихо всхлипнул, и лепестки его губ раскрылись навстречу поцелую. Это было прекраснее всего на свете. Лань Чжань готов был умереть прямо здесь и сейчас, лишь бы это ощущение мягкого чужого тепла никогда его не покидало. Он даже не знал толком, что делать, лишь гладил губы Вэй Ина своими, отмечая какой-то отдалённой частью сознания, как они гладили в ответ. То жгучее страшное чувство внутри рвалось наружу, требовало притиснуть Вэй Ина ближе, раскрыть губы сильнее, заставить запрокинуть голову и... Лань Чжань в ужасе отстранился, осознавая, что только что наделал. Вэй Ин смотрел на него огромными чёрными глазами, дышал тяжело, и губы его, алые, сладкие — теперь Лань Чжань знал это наверняка — влажно блестели. Лань Чжань шагнул назад, ещё и ещё, едва не сбил злосчастный столик и, добравшись до двери, бросился прочь. Невыносимо. Только что он своими руками разрушил то хрупкое равновесие, что так отчаянно пытался удержать с момента знакомства с Вэй Ином. Но хуже всего то, что Вэй Ин никогда его не простит. От этой мысли в груди заболело, и Лань Чжань, стиснув зубы и усилием заставляя себя идти шагом, быстрым на грани допустимого, направился в цзинши к дяде. Ему нужно было покаяться. Принять наказание. Успокоить сердце, которое отчаянно пыталось выскочить из груди. Вытравить из памяти мягкость и отзывчивость чужих губ... Лицо у Лань Чжаня горело огнём, но голос не дрогнул, и дядя не стал спрашивать, в чём дело, только молча кивнул и вернулся к своим делам. Лань Чжань прошёл во внутренний двор, сжимая Бичэнь, и медленно опустился на колени на каменный пол, склонил голову перед законами клана. То, что он сотворил, невозможно искупить, но страшнее всего было вспоминать полные изумления глаза Вэй Ина, который... Ровное дыхание сбилось, и Лань Чжань зажмурился, вытянув перед собой руки с мечом и выпрямив спину. Несколько снежинок, упавшие с неба, растаяли каплями воды на его горящем лице. *** Ещё какое-то время после того, как Лань Чжань сбежал (сбежал, нарушая правила собственного же клана!), Вэй Усянь стоял, замерев и не смея отойти от стены, за которую цеплялся. Казалось, стоит сделать шаг, и ослабевшие ноги откажут. Сердце рвалось из груди, а в мыслях было пусто-пусто. Словно во сне он поднял руку и коснулся пальцем собственных губ. Лицо тут же полыхнуло жаром, а мир, замерший вокруг, разом взорвался звуками, красками и запахами. Не доверяя себе, Вэй Усянь всё-таки опустился на пол. Лань Чжань его... Вопреки ходящим о нем слухам (часть из которых он распускал сам), Вэй Усянь никогда не целовался. Даже не думал, как это может быть. И уж тем более не предполагал, что поцелуй окажется таким... таким... Вэй Усянь со стоном закрыл лицо руками, пытаясь унять бушующий в крови огонь. Лань Чжань был таким стремительным, немного пугающим и отчего-то очень волнительным, когда придвинулся к нему. Его чёрные глаза... Вэй Усянь никогда не видел, чтобы тот смотрел так. Это было словно окунуться в тёмные воды на глубине — интересно и самую малость страшно. А потом, когда Лань Чжань накрыл его губы своими, сознание Вэй Усяня выключилось. Что же это? Зачем Лань Чжань это сделал? Вэй Усянь знал, что Лань Чжань его ненавидит. Ему это не нравилось, но разве насильно будешь мил? Ему казалось, стоит попытаться подружиться, раскрыть себя, и Лань Чжань, возможно, поменяет своё мнение. Но что бы он ни делал, тот лишь больше закрывался и свирепел. И вот... В первую секунду Вэй Усянь думал, что Лань Чжань его наконец ударит. Неподобающе для адепта Гусу Лань, но кто Вэй Усянь такой, чтобы судить о подобающем? Однако поцелуй совершенно сбил его с толку. Следовало бы найти Лань Чжаня и заставить объясниться. Да, именно так. Ведь этот негодяй украл его первый поцелуй! Вэй Усянь снова вспыхнул, стоило подумать об этом, и упрямо мотнул головой, по стеночке поднимаясь на ноги. Очередное испорченное белое одеяние на его счету — впрочем, не время было думать о таких пустяках. Забыв о недописанных свитках, Вэй Усянь выскочил во двор и ухватил за рукав первого же встречного ученика в белом. — Ты Лань Ч... Ханьгуан-цзюня не видел? Куда он пошёл? — Туда. — Юный адепт смерил его подозрительным взглядом, но ткнул пальцем в сторону жилища Лань Цижэня. — Вэй Усянь, ты разве не должен быть в библиотеке? Вэй Усянь скорчил ему рожу и поскорее сбежал в указанном направлении. Не хватало ещё, чтобы какие-то сопляки ему указывали. Остановился он только во дворе старого учителя и с сомнением смерил взглядом наглухо закрытые двери. Оттуда Лань Чжаня было не выцарапать... Значит, решил скрыться? Вэй Усянь нахмурился и в задумчивости крутанулся вокруг себя на носках. — Меня не пересидишь, Лань Чжань, вот увидишь, — буркнул он себе под нос, ещё раз оглядел дом и пошёл прочь, погружённый в тяжёлые раздумья. Губы у него всё ещё горели, а голова гудела от теснящихся там мыслей, и Вэй Усянь сам не заметил, как ноги привели его прямиком к сестринскому порогу. Улыбка сама расцвела на его лице, и Вэй Усянь аккуратно поскрёбся в дверь. — Шицзе?.. — Сянь-Сянь. — Яньли открыла ему почти сразу, широко улыбаясь, и на душе у Вэй Усяня стало немного спокойнее. Он прошёл в комнату, где вкусно пахло знакомой едой и благовониями, и плюхнулся на маленькую подушечку у стола, печально уронив голову. Сестра присела рядом с ним и мягко коснулась его щеки. — В чём дело? Ты можешь мне обо всём рассказать. Опять сбежал из библиотеки? — В её голосе появился ласковый укор. — Они же снова тебя накажут, и что тогда будешь делать? — Шицзе, — трагически протянул Вэй Усянь, заламывая руки, — у меня вопрос гораздо важнее всяких там библиотек. Играть в горе ему тут же наскучило, и Вэй Усянь расправил плечи, любопытно склонив голову к плечу. — Говори же, — улыбнулась сестра, и Вэй Усянь тяжёло вздохнул. — Расскажи мне, — заговорил он, выдержав паузу и невольно посерьёзнев, — что это значит, когда тебя целует человек, который на дух тебя не выносит? Красивое личико шицзе изумлённо вытянулось. — Ох, Сянь-Сянь, а ты в этом уверен? Обычно тех, к кому плохо относятся, не целуют... — Вот именно! — горячо закивал Вэй Усянь. — Выходит, у него... у этого человека что-то злое на уме? Сказав это, он поморщился: по правде говоря, он не верил, что Лань Чжань по-настоящему желает ему зла. Шицзе засмеялась и потрепала его по волосам. — Я думаю, ты заблуждаешься. Люди, конечно, бывают разные, но все девушки-адепты из хороших семей и не стали бы так поступать. — Девушки?.. — Тебя ведь кто-то из них поцеловал, верно? Вэй Усянь открыл было рот и тут же его захлопнул, почувствовав, что снова заливается краской. Он никогда не умел врать сестре: та видела его насквозь. Но как признаться в таком? — А-Сянь? — обеспокоенно позвала шицзе, не дождавшись ответа. Вэй Усянь снова тяжело вздохнул и опустил голову, уткнувшись лбом в столешницу. — Меня поцеловал Лань Чжань. Рука сестры в его волосах замерла. — Ханьгуан-цзюнь тебя поцеловал? — изумлённо спросила она. — Когда? — Совсем недавно. В библиотеке. Поцеловал и сбежал! Вот скажи мне, шицзе, почему он так поступил? Он поднял голову и столкнулся с мягкой улыбкой. — А-Сянь, скажи сперва, почему ты решил, что он тебя терпеть не может? Это он так сказал? Вэй Усянь пожал плечами и качнул головой. Шицзе просто не знала Лань Чжаня так же хорошо, как Вэй Усянь. — Ему и не нужно было, и я сам все вижу, — буркнул он. Шицзе снова начала гладить его по волосам, и ее мягкие ласковые движение успокаивали бурю в сердце. Вэй Усянь тяжело вздохнул и прижался щекой к плечу сестры. Она засмеялась — мягко, как только она умела — и поправила ему ленту в волосах. Вэй Усянь сладко зажмурился, напрашиваясь на ласку. — Послушай меня, А-Сянь, — сказала сестра, повернув его к себе за подбородок, и Вэй Ин нехотя открыл глаза. — Я не знаю, почему Лань Чжань тебя поцеловал, но тебе следует спросить у него самого, в чём дело. — Он меня прогонит, — жалобно протянул Вэй Усянь , — или ещё что-нибудь учинит, я же его знаю! — Всё равно нужно спросить, — сказала шицзе и лукаво — лукаво! — ему улыбнулась. — Может статься, что ты знаешь его вовсе не так хорошо, как ты думаешь. — О чём это ты? — подозрительно уточнил Вэй Ин, но сестра только махнула ему рукой. — Ханьгуан-цзюнь тебе сам расскажет, — улыбнулась она и погладила Вэй Ина по щеке. — Только найди его и не спеши ни в чём обвинять. Вэй Усянь непонимающе покачал головой и нехотя поднялся на ноги. — Если ты так говоришь. — Он потянулся всем телом и закинул руки за голову, покачиваясь с носка на пятку. — Но если он меня выгонит, тебе придётся меня утешать! Сестра в ответ только рассмеялась, и Вэй Усянь в задумчивости вышел наружу. Подумал немного, потоптавшись во дворе, и снова пошёл к дому учителя. И здесь удача вернулась к нему: Лань Чжань стоял на крыльце, кивая дяде. Вэй Усянь сразу загорелся успехом и бросился к нему, крича на ходу: — Лань Чжань, я тебя нашёл! У Лань Чжаня окаменела спина; он бросил затравленный взгляд во двор и возмутительно ловко скрылся за дверью во всплеске белых одеяний. — Лань Чжань!.. — разочарованно протянул Вэй Усянь, уже понимая, что учитель Цижэнь его ни за что не пропустит в дом. — Так нечестно! — Вэй Усянь, — от голоса учителя Вэй Усянь резко втянул голову в плечи, — почему ты не в библиотеке? — Как раз туда направляюсь, — уныло соврал Вэй Усянь и пошёл прочь, шаркая сапогами по тропинке. Что за человек такой этот Лань Чжань? Новая идея пришла Вэй Усяню на ум уже через пару шагов. Довольно хмыкнув, он потёр ладони между собой и, насвистывая, пошёл в библиотеку — досиживать положенные часы. Ничего, в следующий раз Лань Чжань точно никуда от него не денется. *** Во всём его теле теперь разлилась усталость; тяжёлая, она наполняла каждую мышцу и давила на плечи, но Лань Чжань не мог позволить себе расслабиться и продолжал идти ровно, почти ничего не видя перед собой. Наказание не помогло, легче не стало, и стоило бы сейчас окунуться в ледяные воды источника, но Лань Чжань не желал давать себе спуску: то, что он сделал... Не заслуживает облегчения. Он проживёт эту боль наедине с собой, запершись в цзинши. Но что делать с той болью, что жила теперь внутри и сжимала сердце ледяной хваткой, стоило вспомнить?.. Лань Чжань поспешил скрыться от чужих глаз. В уединении своей спальни он снял верхние одежды и сел на застеленную кровать, закрыл глаза, выравнивая дыхание. Напряжение тела отпускало его с каждым глубоким вдохом, и, кажется, прошло несколько часов, прежде чем он снова пошевелился — и обернулся на тихий звук открывшегося окна. Дыхание у него тут же сбилось, и его бросило в густой жар. Из окна, перекинув одну ногу в комнату, на него смотрел Вэй Ин. Лань Чжань в смятении замер, не зная, что делать, и Вэй Ин тут же зашикал на него: — Только не кричи, Лань Чжань, пожалуйста. Отбой уже давно был, ты же не хочешь, чтобы нас обоих наказали? Он влез в комнату целиком, аккуратно затворил за собой окно и встал, скрестив на груди руки, серьёзный и совершенно решительный. Ладони Лань Чжаня зачесались от желания призвать меч... или натянуть покрывало по самый подбородок. Однако усилием воли он заставил себя всё так же смирно сидеть на постели и сказал: — Правила нарушаешь только ты, и я не понимаю, почему тебе так нравится получать выговоры. — Правила — это скучно, — фыркнул Вэй Ин, — но я бы с удовольствием был сегодня послушным мальчиком, если бы ты от меня не сбегал! — Вздор, — выдохнул Лань Чжань, чувствуя, как уши предательски теплеют. Хорошо, что в цзинши было темно. — Да ну? Я весь день пытался тебя поймать, но благородный Ханьгуан-цзюнь оказался трусишкой. — Как ты смеешь! — дёрнулся было Лань Чжань и тут же замер, когда Вэй Ин в три шага преодолел разделяющее их расстояние и присел у его постели. — Не сбежишь, — тихо сказал он. — По крайней мере, пока честно не ответишь на мой вопрос. Ты действительно меня ненавидишь? Вопрос вошёл острым клинком под рёбра: даже если бы хотел, Лань Чжань не смог бы ненавидеть его. Всё его существо тянулось к Вэй Ину и трепетало под прямым взглядом — у Вэй Ина в глазах плескалась боязнь, любопытство и странная, тихая надежда. — Я не сбегал, — прошелестел Лань Чжань, нервно сжимая пальцы. Вэй Ин покачал головой и цокнул языком; Лань Чжань невольно остановился взглядом на его приоткрытых губах, и во рту у него резко пересохло. — Ты уходишь от ответа, — сказал Вэй Ин и придвинулся ближе. У Лань Чжаня сердце сжалось от его близости. — Объясни мне, Лань Чжань, если ты меня ненавидишь, то зачем тогда поцеловал? У Лань Чжаня огнём загорелись уши. — Я не... — Потому что я не могу понять, — перебил его Вэй Ин, поднялся с колен и примостился на краю постели, теребя края своих рукавов. — Весь день думаю и никак не пойму, разве так бывает? Сердце Лань Чжаня зашлось от странной теплоты: Вэй Ин смотрел на него и никуда не убегал, и не обвинял, и не пытался напасть. Просто смотрел, кусал губы и с явным нетерпением ждал ответа. — Лань Чжань? — Я тебя не ненавижу. — Признание упало тяжёлым грузом с его плеч, и стало даже легче дышать. — Правда? — встрепенулся Вэй Ин, стиснул ладони между коленями и заулыбался — невыносимое зрелище. — Правда. Между ними легла тишина, какая-то интимная, лёгкая; Лань Чжань позабыл обо всём, только смотрел, как Вэй Ин напряжённо о чём-то думает, и пытался запомнить каждый утекающий сквозь пальцы драгоценный миг. — Я ведь... — начал Вэй Ин и бросил на него быстрый взгляд из-под ресниц. — Я ни с кем раньше не целовался, Лань Чжань. Ни с кем?.. У Ланя Чжаня словно в глазах потемнело, и вспомнилось разом, каким Вэй Ин был послушным, и как его губы раскрылись ему навстречу, стоило только коснуться их своими... Вэй Ин снова взглянул на него исподволь и придвинулся чуточку ближе, опёрся ладонями на постель: — Что это значит, Лань Чжань? Когда ты меня целуешь, и между нами нет неприязни?.. Глаза его горели нетерпением, и Лань Чжань неуклонно падал в эти тёмные озёра, падал без оглядки, и ему было совсем не страшно. Только сердце колотилось отчаянно, как запертая в клетке птица. — Я не знаю, — тихо сказал он. — Не знаю, что это значит, Вэй Ин. Он и правда не знал. Как выразить тот бесконечный вихрь чувств, которые бушевали внутри с самой первой встречи с Вэй Ином? Лань Чжань изумлялся, раздражался, испытывал неведомое доселе смятение каждый раз, когда светлые глаза и звонкий смех Вэй Ина вторгались в его пространство. Вэй Ин не спрашивал позволения, не подчинялся правилам, он был живым огнём, озорной рекой, таким чудесным и потрясающим, что Лань Чжань терялся. Он не мог назвать Вэй Ина своим приятелем, не мог назвать врагом. Не мог выносить его присутствия и в то же время жаждал его, как никогда и ничего в жизни. Ему казалось, он слабеет рядом с Вэй Ином и вместе с тем чувствует себя на редкость живым. Лань Чжань посмотрел ему в глаза и добавил: — Только моё сердце радуется при виде тебя. И это совершенно точно было правдой. Вэй Ин открыл рот — Лань Чжань уцепился взглядом за алые мазки губ — и закрыл, возможно, впервые в жизни не зная, что сказать. На душе Лань Чжаня было легко, словно с плеч сняли тяжкий груз, что камнем давил на него всё это время. Теперь Вэй Ин знает. Оказалось, что вверять свою судьбу в чужие руки не так уж и страшно — не страшнее, чем бояться самого себя. Вэй Ин тихо, прерывисто вздохнул, словно набирался смелости, и медленно поднял руку: его пальцы легли Лань Чжаню на грудь поверх тонкой нижней рубашки. Там, где сердце Лань Чжаня, изнывающее от мучительной, сладкой нежности, часто колотилось в грудную клетку. — Я чувствую, — сказал Вэй Ин, и его голос отчего-то прервался, а губы дрогнули, раскрываясь, в дрожащей улыбке. Лань Чжань смотрел на него и не мог насмотреться, а пока это волшебное и тихое мгновение между ними длилось и длилось, Вэй Ин нашёл на покрывале руку Лань Чжаня и порывисто прижал раскрытой ладонью к своей груди. Лань Чжань только моргнул, чувствуя сквозь три слоя ткани, как чужое сердце торопливо бьётся о его пальцы, и встретился с Вэй Ином глазами — чтобы найти в них незнакомое, сладкое, дикое откровение. — Ты чувствуешь, Лань Чжань? — спросил Вэй Ин, весь дрожа, и глаза у него стали влажные, совсем неземные. Лань Чжань отчитал ровно три биения их сбивчивого поспешного пульса, одного на двоих, и качнулся вперёд, к Вэй Ину — между ними и воздуха-то было всего ничего. Вэй Ин потянулся к нему на полпути. Придвинулся совсем близко, и они замерли на миг, ещё не встретившись, Вэй Ин обжёг Лань Чжаню губы резким вздохом. Лань Чжань обнял его, обмирая от сладкой муки, и поцеловал — во второй раз во всей своей жизни. Этот поцелуй был совсем другим: не порывистым и отчаянным, но медленным и сладким. Лань Чжань изумлённо вздохнул, когда Вэй Ин ответил — разомкнул губы, погладил в ответ. Губы у него были мягкие и сухие, осторожные, и Лань Чжаня накрыло нежностью, куда более сильной, чем он мог себе представить. Вэй Ин сжал ладони у него на груди, комкая ткань ночных одежд, и порывисто выдохнул. Мир вокруг стремительно выцветал, теряя последние краски, пока в нём не остался один Вэй Ин. — Ещё, — тихо попросил он, когда они на мгновение прервались, чтобы глотнуть воздуха. — Ещё, Лань Чжань! Лань Чжань перехватил его поудобнее, подтягивая к себе. Руки Вэй Ина скользнули по его плечам и обняли за шею. Лань Чжань ласкал его губы, чувствуя, как горячее томительное желание стекает вниз живота, заставляя хотеть большего. Вэй Ин придвинулся ближе, наклонил голову, отчего целовать его стало ещё удобнее, и вдруг всхлипнул, когда Лань Чжань, забывшись, коснулся языком его губ. Этот прекрасный звук обрушился на Лань Чжаня оглушительной волной, и он повторил движение. Губы раскрылись, впуская его, и Лань Чжань обмер сам, когда горячий язык Вэй Ина сплёлся с его собственным. Стало жарко и сложно дышать. Когда они оторвались друг от друга, дыхания между ними не осталось совсем, и губы Лань Чжаня горели и ныли. Сила, пробуждённая желанной близостью, пульсировала в нём, горячим теплом отдавалась в даньтяне, сплеталась с энергией Вэй Ина там, где они касались друг друга пальцами, искрила в густом сладком воздухе. Лань Чжань снова поцеловал мокрые, нежные губы, не вынося разлуки, и Вэй Ин заскулил ему в рот и, не отрываясь, принялся развязывать на себе пояс. Дёрнул его, распахнул ханьфу и порывисто влез Лань Чжаню на колени, вцепился в плечи, пальцами зарываясь в волосы, и Лань Чжань торопливо прижал его к себе, так близко, спрятал горящее лицо у него под подбородком, жадно вдыхая тонкий запах Вэй Ина, всем собой вбирая его в себя. Вэй Ин тихо застонал, словно ему мучительно было даже мгновение без губ Лань Чжаня, и потянул его к себе, обнял ладонями лицо, глядя прямо в глаза, сжал коленями бёдра. — Ты теперь весь мой, — прошептал он, как пьяный, поёрзал, и Лань Чжаня окатило горячечным жаром с головы до кончиков пальцев. — Я теперь твой, да, Лань Чжань?.. — Мой, — прошептал Лань Чжань, погладил Вэй Ина по выгнутой спине, обхватил за талию — такую тонкую, что пальцы почти сошлись. — Вэй Ин... — Ещё, — шепнул ему Вэй Ин, почти задыхаясь. — Повтори ещё, поцелуй ещё, держи меня крепче, Лань Чжань, я ведь... — Вэй Ин, — выдохнул Лань Чжань ему в губы, поцеловал, чувствуя, как разрывается грудь от яростного жгучего жара, от невыносимой, тягучей, безумной нежности. Он не знал, сколько времени они вот так целовались, да и не хотел знать. Всё, что так отчаянно было нужно ему эти мучительные месяцы, теперь было в его руках, и если бы мир внезапно решил закончиться прямо сейчас, Лань Чжань не возражал бы. Их поцелуи стали глубже и отчаяннее. На вкус Вэй Ин был сладким и чуточку горьким, и Лань Чжань вбирал и слизывал этот вкус, запоминая и наслаждаясь им. В паху стыдно тянуло, и только этот стыд удерживал Лань Чжаня от того, чтобы притянуть Вэй Ина ещё ближе, вжать в себя, сделать своим... «Я теперь твой, да?» При воспоминании об этом Лань Чжань всё же дёрнулся чуть сильнее и не сдержал стона, наткнувшись на ответную твёрдость Вэй Ина. Тот, не стесняясь, поёрзал на его бёдрах, притираясь ближе, и горячечно зашептал прямо в поцелуи: — Мне кажется, я умру сейчас, Лань Чжань, так горячо, так сладко, ты такой нежный, мне так хочется... чтобы ты... я... Лань Чжань коснулся губами его шеи, прикусил маленькую родинку под подбородком, и Вэй Ин застонал неожиданно громко в ночной тиши. Что же мы делаем, подумал Лань Чжань, спускаясь поцелуями к его острым ключицам и ниже, к груди в распахнутом ханьфу. Вэй Ин только ахнул и выгнул спину, подставляясь под жадные ласки, зашептал снова, неразборчиво, сбивчиво; Лань Чжань обхватил его, горячего, гибкого, и опрокинул на простыни, чтобы вытянуться рядом. Вэй Ин всхлипнул, глядя на него снизу вверх, и оплёл его конечностями, как волшебное морское чудовище, принялся целовать, задыхаясь, цепляясь пальцами за сбитые простыни. Лань Чжань снова захватил его рот, прихватил зубами нижнюю губу, лаская языком. С Вэй Ином всё было внове, всё было чудно и мучительно сладко, незнакомо, но так, словно они всю жизнь этим занимались, словно это было им предначертано, словно Вэй Ин создан был для того, чтобы Лань Чжань обнимал его и целовал, послушный торопливым просьбам и стонам. Пальцы Вэй Ина легли ему на живот, дёрнули завязки штанов, и Лань Чжань чуть не отключился, когда Вэй Ин со стоном сомкнул горячие пальцы на его члене. Он даже не думал, не сомневался, просто знал, что дальше нужно распахнуть сильнее ханьфу Вэй Ина, замирая от ласки чужих пальцев, задержать ладонь на даньтяне, где живо и горячо пульсировало Золотое Ядро, и погладить, приласкать его между ног, там, где тонкие нижние штаны ужасно натянулись от напряжения. Вэй Ин всхлипнул и так подался к его руке, что жар его возбуждения волной перетёк к Лань Чжаню, смешался с его собственным и ударил в голову — наверное, так опьяняло самое лучшее на свете вино. Самые сладкие губы на свете подрагивали сейчас и манили поцеловать снова, и Лань Чжань поцеловал Вэй Ина, стиснул его в своих руках, окончательно теряя голову. Это было... Головокружительно быстро и жарко так, что дышать было невозможно, невыносимо. Вэй Ин совершенно бесстыже тёрся об него, и Лань Чжань жмурился, теряясь в ощущениях. Кое-как в четыре руки они избавились от одежды совсем, и первое касание голых тел друг к другу вызвало почти синхронный стон. Лань Чжань немного отстранился, отчаянно жаждая разглядеть столь желанное ему тело Вэй Ина. В цзинши было совсем темно, и лишь узкая полоска лунного свет пересекала грудь Вэй Ина, лихорадочно вздымавшуюся от хриплого дыхания. Лань Чжань наклонился и медленно вобрал в рот острый сосок; Вэй Ин ахнул почти благоговейно и вцепился пальцами ему в волосы. Лань Чжань двинул бёдрами — ещё раз и ещё, в паху было очень горячо, почти больно. Вэй Ин обнял его ногами за талию так, что между ними почти не осталось места, и двинулся навстречу. В том, что они делали, не было никакого «искусства» любви, как его называли в книгах, которые Лань Чжань мельком листал в библиотеке, прежде чем устыдиться и убрать на полку повыше. Словно изнывающие от жажды путники, они припадали друг к другу, тёрлись друг о друга — беспорядочно и жарко. Цзинши наполнялась звуками тяжёлого дыхания и стонами, такими сладкими и желанными. Напряжение, копившееся так долго у Лань Чжаня внутри, достигло пика и сосредоточилось там, внизу. Коротко поцеловав Вэй Ина, Лань Чжань обхватил его и себя одной ладонью и сжал, вырывая очередной стон. Вэй Ин вздрогнул и излился ему в руку, и Лань Чжань последовал за ним. Его словно оглушило этой волной, прошедшей по всему телу, и Лань Чжань только и сумел, что обнять Вэй Ина обеими руками и упасть вместе с ним на сбитые холодные простыни. Сердце трепетало, отчаянно счастливо, в такт неровному частому дыханию. Вэй Ин вытянулся рядом, непривычно тихий и неподвижный, но быстро завозился снова, блестя глазами: подлез к Лань Чжаню поближе, прижался к нему всем телом: щекой к плечу, успевшими как-то замёрзнуть ступнями — к лодыжкам. Лань Чжань обнял его за плечи — получилось так славно и так хорошо, что в глазах защипало — и заторможенно поднял над собой правую руку, испачканную в белом и липком. Вэй Ин следил за ним большими глазами — и удивлённо ахнул, когда Лань Чжань медленно провёл по пальцам языком. Было солоно и немного горько. — Лань Чжань, — Вэй Ин даже приподнялся слегка, чтобы испуганно заглянуть ему в глаза, — ты чего, ты зачем?.. — Нравится всё в тебе, — неожиданно для самого себя выдохнул Лань Чжань, и его объятия стали крепче. У Вэй Ина щёки загорелись румянцем, расцвечивая молочную кожу, и он, бормоча что-то себе под нос, снова улёгся Лань Чжаню под бок, раскинулся на простынях, не сводя с него взгляда. Каждая минута была словно облита густой и тёплой смолой, длилась и длилась, и Лань Чжань отсчитывал их, как драгоценности, кончиками пальцев гладя Вэй Ина по плечу. Вэй Ин смотрел на него, накручивая на палец прядь волос, и молчал долго-долго, прежде чем спросить: — Теперь понял, что это, Лань Чжань? — М? — Лань Чжань заглянул ему в лицо, открытое, доверчивое, и не смог удержаться: поцеловал улыбчивые губы, и ещё раз, когда Вэй Ин тихонько и сладко вздохнул в ответ. — Когда целуешь того, кого хочется целовать? — слабым голосом уточнил Вэй Ин, обнимая его за шею. — Я хочу всегда целовать тебя, Вэй Ин, — не думая, отозвался Лань Чжань, и прижал Вэй Ина к себе, так, чтобы слышать, как колотится его сердце. — Я хочу целовать только тебя, Лань Чжань, — прошептал Вэй Ин, зарывшись носом ему в волосы, и у Лань Чжаня в груди стало ужасно горячо и тесно. Лань Чжань не знал, сколько они пролежали так. Он бы мог пролежать и вечность, лишь бы Вэй Ин в его руках не оказался случайно сном. Полоска лунного света стала шире, заползла на плечо и подбородок Вэй Ина, и взгляд зацепился за маленькую родинку на подбородке. Лань Чжань не кривил душой: ему нравилось в Вэй Ине все. Сейчас, когда не было нужды бороться с собственными чувствами, они были кристально ясными. Притихший Вэй Ин шевельнулся, приподнялся на локте, и у Лань Чжаня сладко заныло в груди от лукавой улыбки. Надавив ему на плечи, Вэй Ин уложил на спину и вдруг оказался сверху. На бедра опустилась приятная тяжесть, и щеки Лань Чжаня потеплели от стыда, когда он понял, что снова загорается желанием. Вэй Ин же не торопился. Он рассматривал его — с любопытством и восхищением, которые ясно читались в темных глазах. Протянул руку и мягко убрал с лица Лань Чжаня влажные пряди. Кончиками пальцев провел по щеке и ниже, по шее и ключицам. Лань Чжань лишь сглотнул, когда Вэй Ин неожиданно царапнул ногтями по груди. Вэй Ин его изучал. И Лань Чжань не мог отвести взгляда. — Ты так смотришь, — тихо заговорил Вэй Ин, усаживаясь удобнее, и Лань Чжаня пробрало дрожью до самого нутра. — Как я раньше не замечал, что ты так смотришь на меня, Лань Чжань? — Его рука мягко погладила ключицы и скользнула на горло, дразня самыми кончиками пальцев. — Каким же слепцом я был? Лань Чжань молча нашёл его свободную руку своей и переплёл их пальцы. Глаза Вэй Ина ярко блеснули в темноте жарким лукавым огнём, а через мгновение они уже целовались снова, не разнимая рук, и Лань Чжань прижимал Вэй Ина к себе изо всех сил, пока у обоих не перехватило дыхание. Тогда Вэй Ин отстранился, тяжело дыша, и порывисто облизал и так уже мокрые, порочные губы; Лань Чжань так и замер, глядя, как эти губы медленно складываются в улыбку, а ласковые пальцы нежно погладили его по виску. — У меня такое чувство, — признался Вэй Ин, склоняясь к нему близко-близко, согревая дыханием щёку, — что я нашёл своё место, Лань Чжань, шёл так долго — и вот теперь я там, где я должен быть. Понимаешь? Лань Чжань понимал. И чувствовал то же самое, пусть его красноречия и не хватило бы на то, чтобы выразить это словами. Он всё ещё сомневался, не видит ли прекрасный сон, но даже если так, картина его мира стала вдруг цельной. Будто он подобрал наконец ту единственную ноту, что делает мелодию совершенной. Вэй Ин был его идеальной нотой. Они поцеловались снова, медленно и тягуче, почти лениво сплетаясь языками. Горячее дыхание смешивалось, влажная кожа касалась влажной, и Лань Чжань ещё никогда не ощущал себя таким... чистым. Он провёл ладонями по спине Вэй Ина, скользнул руками по талии, вызвав короткий смешок, мягко приласкал полувозбуждённую плоть. Вэй Ин сладко ахнул и толкнулся ему в кулак — ещё раз и ещё. Лань Чжань никого ещё не касался так, не касался даже сам себя, и ощущение чужой горячей плоти в руках казалось нереальным. — Сожми меня сильнее, Лань Чжань, — прошептал Вэй Ин. Лань Чжань послушался, и наградой ему был сладкий стон. Он задвигал кулаком, сильно, но бережно, сдвигая горячую кожу, обнажая гладкую головку. Капли выступившей смазки хотелось слизать, хотелось вобрать Вэй Ина в рот целиком, как на тех греховных картинках, но ещё больше сейчас хотелось продолжать на него смотреть. Вэй Ин двигался, прикрыв глаза, совершенно бесстыже запрокинув голову и обнажая длинную шею. Лента в его волосах сбилась, и они тяжёлой копной рассыпались по плечам. Это было самое красивое зрелище в мире. Лань Чжань, не помня себя, мягко потянул Вэй Ина за скользкую чёрную прядь. Вэй Ин склонился к нему, выгнув спину, не стыдясь своих стонов, чудесных, прерывистых, и их обоих накрыло шелковым полотном его волос. Лань Чжань запутался в них пальцами свободной руки, деля с Вэй Ином одно дыхание на двоих, обхватил ладонью взмокший загривок и задвигал кулаком чаще, всем телом чувствуя, как Вэй Ин дрожит и льнёт к нему ближе, ближе, ближе. — Лань Чжань, — слабо выдохнул Вэй Ин, жмурясь, вцепился слабыми пальцами ему в плечи. — Лань Чжань, какой же ты, как же я... Всё его тело напряглось, как струна, с раскрытых губ сорвался мягкий умоляющий стон, и Вэй Ин вдруг резко ослаб, залив Лань Чжаню пальцы горячим и липким. Лань Чжань прижал его, дрожащего, к своей груди, и сердце его билось часто и горячо, пока Вэй Ин тихонько и медленно дышал ему в шею, притёршись носом под ухо. Впервые за очень долгое время сердце Лань Чжаня было на своём месте. Вэй Ин, впрочем, явно не мог долго лежать спокойно. Он заёрзал, приподнимаясь на локтях, заглянул Лань Чжаню в лицо. Лань Чжань полюбовался румянцем на его щеках и влажным блеском глаз. — Так здорово, Лань Чжань, так хорошо! — затараторил Вэй Ин. — Я не знал, что это так здорово, когда... ну, делаешь это не сам. У тебя такие умелые руки. Он схватил Лань Чжаня за ладонь и медленно, напоказ, слизал собственное семя. — Солоно, — задумчиво сказал Вэй Ин, и плоть Лань Чжаня заныла, напоминая о себе. Доводя Вэй Ина до пика, он вовсе позабыл о собственном возбуждении. Но Вэй Ин не забыл. Взгляд вспыхнул лукавством, а в следующую секунду Вэй Ин стёк ниже и обнял член Лань Чжаня губами. Лань Чжань застонал. Видимо, он толкнулся слишком глубоко, потому что Вэй Ин отстранился, закашлявшись. Но не успел Лань Чжань потянуть его выше к себе, как тот насадился снова — медленнее и помогая себе рукой. Совершенное, немыслимое бесстыдство. Лань Чжаню никогда ещё не было так хорошо. — Вэй Ин!.. — Голос дрогнул, ломаясь, и Лань Чжань, тяжёло дыша, откинул голову на влажные простыни. Удовольствие, новое, непривычное, мучительное, выламывало тело, окрашивало мир в свежие яркие краски даже посреди ночи. Жизнь Лань Чжаня всегда была полотном белого с голубым, но теперь её затопило солнцем, золотым теплом и всплесками живого цвета и алого шёлка. Вэй Ин потёрся щекой о его бедро, улыбаясь натруженными губами, и взялся за Лань Чжаня с двойным усердием. Лань Чжань только ахнул, стискивая в пальцах смятую ткань распахнутого ханьфу, и сдался напору Вэй Ина, сдался его мокрому рту, ласковым пальцам и языку. Надолго его не хватило: стоило Вэй Ину вобрать каменный от напряжения ствол поглубже, стоило сомкнуться плотно его губам, и у Лань Чжаня потемнело в глазах — такой оглушающей волной его затопило. Вэй Ин улёгся на него сверху уютным мягким теплом, и Лань Чжань обнял его обеими руками, не желая отпускать даже сейчас, когда парил где-то очень высоко над землёй. — Ты вкусный, — заявил Вэй Ин, и Лань Чжань покраснел снова — в который уже раз за эту волшебную ночь. — Вздор. Вэй Ин тихо засмеялся куда-то ему в шею; — Нет, правда. Необычно, но мне... нравится. И нравится, как ты перестаешь сдерживаться. Кто бы мог подумать, что холодный Ханьгуан-цзюнь на самом деле... Лань Чжань не выдержал и закрыл ему рот ладонью. Чувства, что переполняли его сейчас, были слишком... Слишком. Вэй Ин понятливо хмыкнул и устроился поудобнее. Время давно перевалило за девять вечера, но Лань Чжань и думать забыл о правилах. Ему не хотелось спать. И ещё он боялся, что стоит прикрыть глаза, и Вэй Ин исчезнет, а он снова проснётся один. Лань Чжань бездумно гладил Вэй Ина по плечу и думал, как странно играет с людьми судьба. Утром он ещё думал, что не выносит Вэй Ина за то жгучее страшное чувство внутри, за солнечную яркость, столь неуместную в Облачных глубинах. А сейчас держал его в руках, обмирая от нежности, и знал, что не сможет жить без него. Они лежали так долго; Лань Чжань бы не поручился, но ему казалось, что прошло несколько часов, полных тепла и ленивой трогательной нежности, прежде чем у него хватило решимости подняться с постели. Сна у них обоих не было ни в одном глазу; Вэй Ин слегка встрепенулся, позволяя выбраться из-под себя, и Лань Чжань поцеловал его в висок, на миг зарывшись носом в мягкие волосы за ухом. Вэй Ин с тихим смехом поёжился и разлёгся поперёк кровати, закинув руки за голову. Лань Чжань, вернувшись с подогретой водой, чуть не пролил её на пол. Вэй Ин только усмехнулся, потянулся лениво, как кошка, и, блестя глазами, перетёк к краю постели. Они обтёрли друг друга, не торопясь, и это тоже было знакомство: немного робкое, но в нём угадывался затаившийся на время пыл и томительная жадность. Лань Чжань принёс им обоим свежую смену одежды и, пока Вэй Ин одевался, смотрел на него, зажав в кончиках пальцев край своей лобной ленты. — Что такое? — Вэй Ин завязал на себе нижнюю рубашку и любопытно склонил голову к плечу, устроившись на краешке одеяла. — Нужна твоя помощь, — вышло неловко, но Лань Чжань отбросил смущение, от которого снова загорелись уши, и шагнул к постели, чтобы плавно опуститься перед Вэй Ином на колени. — Лань Чжань, ты?.. — Вэй Ин изумлённо моргнул и коснулся его щеки, заглядывая в лицо. — Что мне сделать? Лань Чжань взял его руку в свою и, закрыв глаза, коснулся пальцами облака по центру лба. — Хочешь, чтобы я её снял? — тихо спросил Вэй Ин, прогладил пальцем гладкий шёлк до виска и обратно. Лань Чжань прикрыл глаза, наслаждаясь невольной лаской, и пояснил: — Лобная лента моего клана символизирует смирение и благочестие. Это очень личная вещь, и касаться ее могут только самые близкие: супруги, дети, некоторые родственники. Вэй Ин замер, не убирая ладонь от его лица. В тишине, опустившийся после, отчётливо угадывался вопрос. Ответить оказалось так просто, что Лань Чжань улыбнулся. — Вэй Ин. Я хочу, чтобы ты забрал мою ленту. Вэй Ин судорожно выдохнул, и Лань Чжань позволил себе посмотреть в широко распахнутые глаза. — Как... кто? — Как спутник на тропе самосовершенствования. Мой супруг. Взгляд Вэй Ина стал ещё темнее, ещё глубже, и Лань Чжань, испугавшись вдруг того, что неправильно все понял, торопливо добавил: — Если ты конечно хочешь. Ты не обязан, я просто... Вэй Ин обхватил его лицо ладонями и поцеловал так нежно, что сердце внутри осыпалось лепестками. — Я хочу, — прошептал Вэй Ин ему в губы, обвил руками шею, — хочу, я очень хочу, Лань Чжань, что же ты со мной делаешь... Его пальцы запутались у Лань Чжаня в волосах, огладили затылок, и Вэй Ин сполз к нему на пол, чтобы оказаться ближе: Лань Чжань сейчас чувствовал его желания, как собственные, и охотно устроил ладони у Вэй Ина на талии, пока тот нерешительно гладил его по щеке. — Какой же ты смелый, Ханьгуан-цзюнь, — пробормотал Вэй Ин, осторожно вытащил из его волос гребень-заколку, и пряди сразу рассыпались из пучка, залили белые одежды чернильной гладкостью. Лань Чжань прикрыл глаза, отдаваясь чужой воле, и Вэй Ин вдруг прижался к нему ближе, снова запустил пальцы в волосы, нащупывая тонкий узел на самом затылке. Когда Лань Чжань снова открыл глаза, Вэй Ин сидел перед ним, серьёзный, взволнованный, и держал в раскрытых ладонях полосу белого шёлка. — Ты уверен? — голос его охрип, а в глазах проскользнула потаённая боль. — Если нет, я... Лань Чжань молча взял его руку в свою и обвязал свою ленту вокруг запястья, уложил ровными рядами по коже и аккуратно завязал маленьким прочным узлом. Вэй Ин, кажется, позабыл дышать, глядя на это. — Мой выбор, моя любовь, моя жизнь, — тихо произнёс Лань Чжань, взяв его за руку, и крепко сплёл их пальцы. — Вэй Ин. Я нашёл тебя. ...Прошло немало времени, прежде чем они, измотанные любовными ласками и хлынувшими через край чувствами, наконец утихомирились. Вэй Ин заснул, положив голову Лань Чжаню на плечо и крепко обхватив его за талию. Мерное тёплое дыхание щекотало Лань Чжаню шею. Сам Лань Чжань, как ни пытался, заснуть не мог. Лежал, глядя на медленно светлеющее за окном небо, и едва заметно касался ленты на запястье Вэй Ина. Ему было легко и спокойно. Вэй Ин ответил на его чувства. Вэй Ин согласился стать его спутником на тропе самосовершенствования, его супругом. Вэй Ин спит в его объятиях. Ни о чём из этого Лань Чжань не мог и мечтать. Неважно, что случится после, сколько правил ещё придётся нарушить — все они того стоят. Сердце в груди билось радостно и взволнованно. *** — Вэй Ин, — тихо позвал кто-то. Вэй Усянь недовольно открыл глаза и тут же встрепенулся, наткнувшись взглядом на Лань Чжаня. — Так это был не сон, — выдохнул Вэй Усянь и потянулся к запястью. Лобная лента Лань Чжаня всё ещё опутывала его. Лань Чжань, непривычно беззащитный без кланового атрибута, смотрел на него тёплым ласковым взглядом — Вэй Усянь никогда не видел такого. Или не хотел видеть, дурак, поправил внутренний голос. Если бы не смелость Лань Чжаня, Вэй Усянь так бы и считал, что его ненавидят. Желая поскорее забыть о собственной глупости, он потянулся за поцелуем, и Лань Чжань встретил его на полпути. Касание губ вышло мягким, неспешным; Вэй Усянь, увлёкшись, подлез к Лань Чжаню поближе, обнял его и сам не заметил, как их пальцы, найдя друг друга, снова крепко сплелись. — Доброе утро, Лань Чжань, — прошептал Вэй Усянь непослушными губами, когда снова сумел вдохнуть. Лань Чжань мягко сжал его пальцы своими и поцеловал в висок, задев щёку тёплым дыханием. Вэй Усянь зажмурился, чувствуя, как сердце быстро колотится в груди, полное непривычного горячего счастья. Оно было огромное, яркое, белое с голубым, и затапливало его с головой, как солнечный свет тёплым погожим днём, как накрывает волна, если броситься с головой в озеро с высокого камня. Выныривать в мир, где их ждала ответственность за сделанное и тысячи выбитых в камне правил... Вэй Усянь неуютно поёжился и прижался к Лань Чжаню ближе. Словно ощутив его беспокойство, Лань Чжань обнял его за плечи и погладил кончиками пальцев между ключиц. Вэй Усянь благодарно вздохнул, ощутив мягкую волну ци, омывшую его изнутри. — Что теперь будет? — спросил он, не поднимая головы. — Мы скажем моему брату, — ответил Лань Чжань, даже не дрогнув, и Вэй Усянь не выдержал — вскинулся, чтобы смотреть ему в лицо. — И дяде. — Цзэу-цзюнь не вышвырнет меня из Облачных Глубин?.. — осторожно уточнил Вэй Усянь, закусывая губу: картинка в голове показалась ему мучительно яркой. Глаза Лань Чжаня осветились теплом, стали совсем золотые; Вэй Усянь загляделся, забыл даже о том, что переживал. — Брат нам поможет. Хотел бы Вэй Усянь обладать той же уверенностью в своих родственниках. Цзян Чэн... Цзян Чэна, наверное, удар хватит. Вслед за старым учителем Цижэнем. Однако беспокойство об этом вспыхнуло и затихло, целиком погребенное под новым, неизведанной силы чувством. До вчерашнего вечера Вэй Усянь даже не думал, что в нем живёт нечто подобное. Что можно умирать от нежности, просто глядя на кого-то. И что он без колебаний примет предложение о совместном совершенствовании. С видимым трудом оторвавшись от него, Лань Чжань принес блюдо с водой и полотенце. Вэй Усянь с удовольствием наблюдал, как он умывался, как промокал лицо, а после занимался волосами, расчесывая темные пряди до искрящейся гладкости. После настал черед самого Вэй Усяня, и он не сдержал ругательства. — Лань Чжань, вода ледяная! — Мгм, — невозмутимо ответил тот, но его глаза — Вэй Усянь мог поклясться! — искрились смехом. — Ты не наденешь новую? — спросил Вэй Усянь, когда с умыванием было покончено. Лань Чжань то и дело тянулся ко лбу: отсутствие ленты явно слишком его смущало. Тем не менее, он покачал головой. — Новую ленту должен пожаловать глава клана в знак своего согласия с моим решением. — А ты уверен, что Цзэу-цзюнь с ним согласится? — Вэй Усянь невольно коснулся ленты на своем запястья. Лань Сичэнь всегда был добр к нему, но даже у него должен быть предел терпения. Лань Чжань помолчал несколько мгновений, глядя на Вэй Усяня, а затем тихо сказал: — Главное, что согласился ты. Сердце в который уже раз свело от нежности. Время шло, неумолимое, как течение воды, и чем больше утренних песчинок-минут утекало, тем сильнее Вэй Усянь волновался и не мог найти себе места. Рядом с Лань Чжанем всё было понятно, просто и ясно: к нему тянулись душа и сердце, но поймут ли это люди за пределами их крохотного золотого мирка, который они создали прошлой ночью только для них двоих?.. Лань Чжань остановил его, готового уже пройти к двери, и развернул к себе, заглядывая в глаза. Вэй Усянь не стал от него ничего скрывать, только вздохнул тихонько и нервно, когда Лань Чжань осторожным касанием усмирил его дрожь. — Ты со мной? — спросил Лань Чжань, беря его руку в свою, и Вэй Усянь кивнул, не раздумывая и мгновения. — Я с тобой. У Лань Чжаня глаза загорелись тёплым золотом, и Вэй Усянь не удержался — качнулся вперёд и поцеловал его, игриво и нежно, лизнув кончиком языка раскрывшиеся ему губы. Это был поцелуй-обещание, поцелуй-надежда; всё что угодно Вэй Усянь сейчас отдал бы, чтобы знать, что их с Лань Чжанем не разлучат, не назовут глупыми мальчишками, ничего не понимающими в жизни. Что они, другие, могут знать о них с Лань Чжанем? Они вышли на улицу бок о бок и, переглянувшись, зашагали по тропе к жилищу Лань Сичэня. В такой ранний час в Облачных глубинах, тем не менее, было людно. Над кухней виднелся дымок, адепты спешили на завтрак и затем на занятия. Вэй Усянь хмыкнул, подумав, что Цзян Чэн едва ли всполошится, не обнаружив его утром в постели. Лань Чжань шёл медленно и степенно, но Вэй Усянь видел — теперь всё видел — как напряжены его плечи, и как бушуют отголоски вчерашней ночи под маской извечной невозмутимости. Проходящие мимо адепты коротко кивали им, но в целом никто не обращал внимания. Удивительно, учитывая, как сильно бросалась в глаза новая хрупкая красота Лань Чжаня без лобной ленты. Коротко постучав в двери домика Лань Сичэня и дождавшись позволения войти, Лань Чжань сделал первый шаг, и Вэй Усянь, на мгновение задержав дыхание, шагнул следом.