Костёр, бубен и лес

      Уже стемнело, а Хэйтем никак не мог закончить бумажную волокиту. Глаза болели от лампы, скрип пера раздражал, а клякс получалось всё больше и больше. В полной тишине хлопнуло окно, послышались тихие шаги.       — Я пришел поговорить, — раздался знакомый голос за спиной.       Хэйтем отложил перо и устало потёр переносицу.       — Тогда присаживайся, — указал он на стул напротив, где обычно сидел Чарльз Ли. — Расскажи, что именно тебя сюда привело.       Коннор развернул стул и сел, облокотившись руками на спинку. Хэйтем поморщился, но никак не прокомментировал отсутствие манер у сына, терпеливо ожидая, когда тот начнет говорить.       Несколько минут они провели в тишине. Картина получалась сюрреалистичная: не было ни намёка на насилие, а наоборот атмосфера вышла странно-семейная.       — Я узнал, что ты мой отец от Эдварда, моего деда, — сказал Коннор, смотря на свои пальцы. Взгляд у него был задумчивый, как будто мыслями он был далеко не здесь.       — Что?! — Хэйтем громко стукнул по столу, разом теряя своё самообладание. Но уже на следующей фразе он вернул себе холодный тон. — Ты явно не в себе.       Хэйтем был уверен, что Коннор никак не мог знать об Эдварде Кенуэе. Просто совпадение, просто этому удачливому сопляку повезло угадать имя.       В груди что-то болезненно сжалось. Заныла старая-старая рана.       — Прежде чем выйти из своего поселения и идти искать учителя, я встретился с духом. После того видения я долго не мог прийти в себя, я стал нетерпим к человеческой речи, от одного вида соплеменников меня воротило. Как обычно, я стал искать покой в лесу. Я очень долго бродил, пока не оказался на одной вершине. Был закат, я развел костер, нашел пахучих трав в надежде сделать ритуал призвания душ усопших. Я так хотел поговорить с ней, спросить совета. Она всегда была такой мудрой, у неё всегда были ответы… — Коннор замолчал. Пока он говорил он ни разу не взглянул на отца.       Хэйтем не осмелился его прервать, он внимательно слушал, удивляясь, что у них вообще зашел такой разговор. Они были совершенно чужими друг другу.       — В общем я толком не знал этого ритуала, — продолжил индеец. — Я говорил первые пришедшие на ум ритуальные слова, пока что-то не изменилось. Рядом со мной и вправду был дух, но, к моему сожалению, совсем не она. Дух был мужчиной, в странной одежде со знаком ассасинов. Говорил он тоже странно, по-английски, с каким-то незнакомым акцентом, а я совсем не знал, что мне делать. Дух тоже казался растерянным, он представился как Эдвард Кенуэй и начал задавать множество вопросов. Я рассказал ему, где мы и кто я. Мы разговорились, и Эдвард начал рассказывать мне о своей жизни в море, он был пиратом. К рассвету костер потух, а Эдвард исчез…       — Подожди. Если верить твоим словам, то твой Эдвард даже не знал кто ты. Как он вообще мог рассказать тебе о твоих родственниках? — Хэйтем попытался вразумить сына. Он начал чувствовать странное веселье от этой ситуации, даже некий азарт от поиска несостыковок в рассказе сына.       Коннор наконец посмотрел на него. Взгляд у него был осуждающе-обиженным, как у ребёнка, у которого отняли любимую игрушку. Хэйтем даже почувствовал себя почти виноватым, ему изливает душу (кто бы подумал!) собственный сын, а он так не по-джентельменски его перебивает.       — Я же не сказал, что виделся с Эдвардом только один раз, — с достоинством и одновременно с возмущением ответил Коннор и продолжил свой рассказ. — Тогда я совсем ничего не знал об ассасинах, только видел их символ. О пиратах, английских колонистах и в принципе о других странах и морях я тоже почти ничего не знал. В ту ночь Эдвард поведал мне ничтожно мало, но эта информация только подстегнула меня покинуть своё племя и искать учителя, — на этом моменте он почему-то начал хрустеть пальцами, очень раздражающе хрустеть пальцами. — У моего учителя были… Как сказать, очень странные для меня методы обучения, и из-за этого я чувствовал себя довольно подавленным. Отраду находил в охоте, а один раз я решил повторить тот обряд с душами мёртвых. На те скалы, которые были возле дома я решил пока не ходить, потому что они были довольно далеко, и попробовал на скалах поближе. К моему удивлению, у меня снова получилось с первого раза. Эдвард меня узнал, оказалось, что для него время было очень относительным понятием, он не знал сколько дней прошло с нашей последней встречи, он даже не знал, где находился после этого. С ним было намного приятнее, чем с учителем. После этого я встречался с ним не раз, он рассказывал мне истории из своей жизни, помогал иногда в обучении, а иногда объяснял что-то лучше, чем сам учитель. В общем, мы стали довольно близки. Кстати, я никому не говорил он нём, ну, кроме тебя. И тебе бы не сказал, но Эдвард захотел с тобой встретиться.       — Готовь лошадей, — снова перебил его Хэйтем. — Мы идём на твои дурацкие скалы, по дороге расскажешь остальное. Я не верю не единому твоему слову. Ты так и ничего не объяснил насчёт Эдварда. Только сопли разводишь, — последнюю фразу он сказал совсем тихо, когда Коннор уже выходил.       Явно презирая парадные входы и правила приличия, Коннор собирался выйти, как и пришел, через окно. Он уже перекинул одну ногу через балкон, а потом вдруг застыл, словно осознавая, что сейчас произошло. Несмотря на то, что индеец явно пытался скрыть свои эмоции, выражение его лица было незабываемым, такое удивленно-неверящее.       — Смотри спину не потяни, — Хэйтем усмехнулся этой комичной сцене.       — Ну до твоих лет мне ещё далеко, — вернул усмешку Коннор и поспешил скрыться.       Хэйтем начал собирать документы. Он написал Чарльзу записку с просьбой закончить документы за него, в награду обещая выпивку. Неизвестно как долго это всё продлится, и Хэйтему на самом деле было не по себе так неожиданно покидать город без предупреждения, вообще без плана. Увы, даже его иногда покидало благоразумие.

***

      Нет, всё же он стал слишком сентиментальным. А как ещё объяснить причину того, что сейчас он скачет по тёмному лесу за ассасином, который явно имеет в планах его убить?       «Пару упоминаний отца, и вот ты сопливо бежишь хоть на край света, Хэйтем», — иронично думал он про себя.       А ночь на самом деле была волшебная: тихая, тёплая, высоко в небе была почти полная луна, а вокруг нее ярко сверкали звёзды. Хэйтем почти не жалел, что покинул свой тесный кабинет, заваленный очень нужным рабочим барахлом.       Коннор остановил лошадь, спешился.       — Впереди много волков, лучше остановиться, развести костёр. Утром дорога будет безопаснее, — коротко прокомментировал свои действия индеец.       Хэйтем на самом деле был только рад. Ему хотелось есть и спать, а вести лошадь в таком состоянии было не очень хорошей идеей (вообще ехать не пойми куда было тоже не очень хорошей идеей).       Чистый воздух, казалось, освежил мысли. Хэйтем начал усердней обдумывать всё, что сказал Коннор.       — Скажи честно, — начал Хэйтем, когда они вместе сидели у костра. — Ты готовил свою речь заранее?       Коннор смущенно потупил взгляд, выдавая себя с головой.       — Я на самом деле не ожидал, что ты вообще меня выслушаешь, — ответил сын. — У меня было много вариантов заставить тебя слушать. И я делаю это всё только ради Эдварда.       Наступило неловкое молчание. Хэйтему хотелось расспросить ещё об отце, но одно проявление интереса означало бы, что он как бы поверил в эти бредни. В конце концов, он взрослый серьёзный человек или кто?       Коннор что-то достал из сумки, протянул один свёрток Хэйтему.       — Кроличье мясо, — ответил Коннор на вопросительный взгляд. — Завтра весь день в дороге будем, стоит набраться сил.       — Спасибо.       Трапеза прошла в уже привычном молчании. Казалось, что вдвоем они резко забывали всё искусство общения, не могли найти ни одной темы для разговора.       Хэйтем уже собирался ложиться спать, как Коннор всё же заговорил:       — Эдвард странным образом начал узнавать информацию, которой не располагал при жизни. Например, он назвал мне все травы, используемые в моём ритуале, где они растут, как выглядят. Хотя поклялся, что в жизни мог отличить только пальму от сосны или розу от ромашки. Так он узнал имя моего учителя, историю моего племени и, почему-то, что некий Дезмонд Майлз из 21 века хочет «разломать к чертям собачьим анимус».       — Необычный ряд получается.       — Согласен, знать бы что такое «анимус», — Коннор задумчиво нахмурил брови. Его мимика так напомнила Хэйтему о Дзио, что он поспешно перевёл взгляд на небо, отгоняя любые мысли о прошлом. Увы, доказательство этого прошлого сидело прямо перед ним и продолжало говорить. — В общем, как я сказал ранее, Эдвард стал мне очень близок, и поэтому я рассказывал ему практически всё, что происходило со мной. В том числе я рассказал и о своих «целях».       — И одной из них, конечно же был я, — вмешался Хэйтем. На самом деле он правда был хорошо воспитан, и никогда без необходимости не перебивал (исключая все разы за этот несчастный вечер). И только благодаря своим манерам он сдержался добавить, что им с Эдвардом не хватало только плести косички и браслетики дружбы друг другу.       — Да, — кивнул Коннор. — Я подозревал до этого, что вы можете быть родственниками, но до конца надеялся, что в этой Англии фамилия Кенуэй широко распространена. В любом случае, Эдвард сразу сказал, что ты его сын. Начал расспрашивать всё, что я знаю о тебе. Знал я тогда всего ничего, что ты магистр тамплиеров и что тебя непременно нужно убить. Мой учитель часто выделял тебя особой интонацией, с нотками ненависти и уважения, тогда я, сам того не осознавая, начал ненавидеть тебя, собственно, как и всех, кого я собирался убить.       — И как он отреагировал на то, что я тамплиер? –нетерпеливо спросил Хэйтем. (Нет, он всё ещё не верил, что Коннор говорит что-то разумное). Просто он так часто задавал сам себе этот вопрос, что сейчас тот непроизвольно вырвался.       — Он сказал, что это тот случай, когда не ты выбираешь сторону, а сторона выбирает тебя. Ещё добавил, что тамплиеры всегда проявляли к нему нездоровый интерес, и жаль, что это отобразилось на тебе. Он очень переживал за тебя, Хэйтем. Просил принести твой портрет, просил разузнать о тебе ещё хоть что-нибудь. Он также много рассказывал о твоём детстве, — на последних предложения голос Коннора странно изменился, а выражение лица стало болезненно-задумчивым. — Мне стало сложно ненавидеть своего врага, зная о его детстве и трагичной истории, зная его отца.       Тяжелая давящая атмосфера повисла в воздухе.       В голове Хэйтема звучали старые слова Адевале, о том, что отец стыдился бы им. Кто же прав, чокнутый внук Эдварда или его старый обозленный друг? В любом случае, мёртвые чувствовать не могут, это уже давно не важно. Хэйтем не показал своих эмоций тогда, скроет их и сейчас.       — Что ж, думаю на сегодня хватит, — Хэйтем попытался разрядить обстановку. Он похлопал сына по плечу и сказал: — Ты как знаешь, а я спать.       В эту тихую звездную ночь он ещё долго не мог уснуть.       

***

      Они сделали перерыв, чтобы дать отдохнуть лошадям.       Хэйтем даже не подозревал, что он скучал по природе, по спокойствию, которое она давала. Журчание реки, шелест деревьев и пение птиц дарили ему временный покой, который он не мог найти в городе.       — Ты так и не рассказал, когда ты узнал, что мы родственники, — начал Хэйтем. Других тем для разговора, очевидно, не было, а тишина порядком надоела.       — После того раза, когда мы поговорили о тебе, Эдвард усиленно пытался подчинить себе способность узнавать любые вещи. Так мы поняли, что он узнавал что-то случайное, но каким-то образом связанное с человеком, о котором думал до того, как исчезнуть. И один раз, когда я к нему пришел, он был непривычно серьёзен. Он угрюмо молчал на протяжении нескольких минут, нагнетая обстановку, а потом сказал: «Коннор, я твой дед». А потом засмеялся и добавил: «Добро пожаловать в семью». Если честно я сначала не понял, подумал, что очередная странная шутка. Но потом он вполне нормально всё объяснил. Рассказал о тебе и Гадзидзио.       — Ммм… Ясно, — Хэйтем, кажется, давно не был так растерян. К его облегчению Коннор продолжил.       — Дальше Эдвард стал строить планы, где и ты, и я остались бы живы. Говорил, что при жизни видел слишком много печальных смертей, чтобы продолжить в таком духе и после смерти.       — Интересно как же он собирается это осуществить, — задумчиво ответил Хэйтем, сложив руки за спину.       — У меня к тебе тоже есть вопрос. Почему ты вообще согласился пойти со мной? –внезапно спросил Коннор и проникновенно так посмотрел.       «Хороший вопрос, — подумал про себя Хэйтем. — Самому бы знать на него ответ»       — Любопытство, -коротко ответил он (точно не улыбаясь краешком губ).       — И я всё ещё не верю в твои россказни, — добавил он, когда они седлали коней.       

***

      Через день они почти добрались до скал.       Рядом с «тем» местом был дом, и его хозяйка радушно приняла путников и согласилась присмотреть за лошадьми. Дальше Хэйтем и Коннор шли пешком.       Вечерело, вдалеке слышался вой волков.       Они взбирались по скалам, когда было уже совсем темно. Коннор карабкался легко, точно зная дорогу, явно взбирался сюда множество раз. Хэйтему же приходилось тяжко. Он старался повторять всё в точности за индейцем, а слепо полагаться на врага — сильно било по его самолюбию.       Место, на которое они вскоре пришли, было довольно обжито: на маленькой полянке обустроено кострище, сухие ветки и брёвна лежали под самодельным (не сказать, что надёжным) навесом, там же лежали разнообразные засушенные травы и бубен.       Коннор разжег костер и начал приготовления.       — Я бы не хотел, чтобы ты это видел, но и сбросить со скалы я тебя сейчас не могу, — сказал он, отвлеченно начиная постукивать бубном.       Отблески от костра танцевали на его одежде, создавая сюрреалистичную, немного сказочную картину. Дым от трав дурманил голову.       — Надо было взять выпивку, — прошептал себе под нос Хэйтем.       — Вот это мой сынок! — радостно и громко вдруг кто-то воскликнул сбоку.       Хэйтем обернулся в сторону голоса и молча уставился на сидящего рядом. Впервые за долгое время его голова была совершенно пуста: ни одной чертовой мысли. Здравый разум, видимо, отказывался принимать то, что призрак отца сидел рядом с ним.       Оставалось только созерцать. Эдвард был совершенно не таким, каким Хэйтем помнил его. Он был моложе, гладко выбрит и носил потрёпанную одежду ассасинов.       — Ну что ты смотришь, как будто призрака увидел, ха! — молодой Эдвард смотрел на него с улыбкой. — Согласен, не очень оригинальная шутка. Всё же не так ты представлял встречу со своим стариком, да?       — Я её себе не представлял, — коротко ответил Хэйтем. Ему было 55, сейчас, в глубокую ночь, он сидел на вершине какой-то скалы вместе с сыном, который намеревался его убить, и разговаривал с призраком своего отца. Что конкретно в его жизни пошло не так, что привело к этому? А может он уже лежит в своей постели и бредит, а Чарльз непременно сидит рядом, уговаривает его пить какие-то таблетки?       Эдвард любезно молчал, Хэйтем отвернулся от него и посмотрел на Коннора. Тот всё ещё плясал с бубном.       — Долго он так будет? — спросил Хэйтем.       — А он всегда увлекается, — ответил Эдвард, его голос звучал так по-родному. Хэйтем скучал по нему. — В первый раз мне было стремно: очухиваешься посреди ночи в каком-то лесу, над тобой танцует индеец. А потом привык, он, кстати, неплохим парнем оказался.       — Да, — согласился Хэйтем (всё равно пока Коннор не слышит). — Драматизирует иногда, правда.       — Ну он молод, ему положено, — усмехнулся Эдвард.       Они опять замолчали. Хэйтему было неловко, он не знал, что говорить. Он почти почувствовал себя мальчишкой, хотя казалось бы, что он не способен чувствовать вообще.       — Я знаю про твой дневник и, можно сказать, читал последнюю запись, — тихо сказал Эдвард, он больше не улыбался.       Хэйтем кивнул, он собирался отправиться в скором времени в форт, и их с Коннором поездка напоминала скорее сон, чем реальность. Скоро этот сон закончится, и они вернуться к своим ролям в этой глупой пьесе. В конце концов один них из умрёт, и Хэйтем прекрасно знал кто.       — Я понимаю, что ты хочешь преподать урок и тебе нечего в общем-то терять, но это слишком радикальные меры. Все совершают ошибки, сынок. И за все свои ты уже расплатился, — Эдвард сел ближе к нему, и положил руку на плечо. Прикосновение физически не чувствовалось, но у Хэйтема побежали мурашки от холода.       — Тамплиеры лишаться своего магистра, это явно их ослабит. Считай, я помогаю семье. В любом случае, я не собираюсь сбегать, чтобы потом жить жалкой жизнью труса, — Хэйтем смотрел на костер. На самом деле он уже давно всё тщательно взвесил и обдумал, считая дальнейший исход наилучшим вариантом.       Он повернул голову к Эдварду, и тот вдруг улыбнулся.       — Знаешь, — сказал он. — Немного поздно это говорить, конечно, но я горжусь тобой. Ты вырос сильным, умным и достойным человеком, и единственное, о чем я жалею, это то, что не смог провести больше времени с тобой, не видел, как ты взрослеешь. В своё время я был пиратом и совершал множество ужасных вещей, у которых были необратимые последствия. На самом деле, я был позором для с семьи с самого начала, даже до того, как стал моряком. И в конце концов прошлое настигло меня, я расплатился смертью, но стало ли от этого лучше? Моя жена сошла с ума, мои дети стали несчастны, мои враги стали сильней.       Коннор в какой-то момент перестал танцевать с бубном, этот поганец притих и внимательно слушал Эдварда, переводя взгляд то на него, то на Хэйтема.       — Я к тому, что сейчас у тебя есть выбор, — продолжил Эдвард. –И я бы хотел, чтобы ты выбрал путь с наименьшими страданиями.       Хэйтем обдумывал его слова, эмоции мешали здраво рассуждать. Радость, замешательство, страх, непонимание смешались в ужасном водовороте. Хэйтему казалось, что в его груди — огромная дыра, которую он тщательно скрывал на протяжении многих лет.       — Я поступил очень неэтично, читая твой дневник, — Эдвард хитро прищурил глаза. — И считаю, что должен немедленно это исправить. Я писал Дженнифер письма о своей жизни. Получилась довольно подробная автобиография. Прежде чем покинуть наш дом, она их спрятала, и по счастливой случайности, я знаю где, — он наклонился к Хэйтему и дальше шептал, чтобы Коннор, не слышал. — Это место в Англии, в её старом доме в Бристоле. На чердаке лежат чертежи дома, сундучок с письмами зарыт в подвале, прямо под старой спальней её матери, ты узнаешь, что это за комната       — Кхм… Но я не могу бросить всё и отправится в Англию, — возразил Хэйтем, он был заинтригован, не более того.       — А ты и не сможешь, — подтвердил Эдвард, весело подмигнув. — Ты умрёшь!       — Для общественности, — поспешно добавил Коннор. — Мы продумали достаточно хороший план по разыгрыванию твоей смерти.       — У меня есть некий опыт в исчезновении. Я учел все прошлые ошибки, и думаю наш план вполне реальный. Правда тебе придётся потерпеть некоторые неудобства, постоянно быть начеку и никому не доверять. Но поверь, это того стоит! — Эдвард был весьма воодушевлен, и его дар убеждать потихоньку захватывал Хэйтема.       — Я слишком стар для этого дерьма, — попытался возразить Хэйтем. У Коннора появилось такое же выражения лица, когда Хэйтем назвал его своим сыном. Видимо он не ожидал столь грубых слов от своего (помешанного на манерах) отца.       — Не ёрничай. Знаешь сколько было Эцио, когда он отправился в Масиаф искать мифическую библиотеку Альтаира? — Эдвард сложил руки на груди. — Я думаю, ты справишься не хуже. И может тоже найдешь жену, — Эдвард лучезарно улыбался.       — Мне нужно кое-что обдумать, — Хэйтем задумчиво посмотрел на небо. — И конечно же выслушать ваш план.       Дальнейшее обсуждение позволило Хэйтему сделать несколько выводов. Во-первых, его семейка немного чокнутая, сумасшедшая и безрассудная. Во-вторых, он такой же, хотя тщательно скрывает. В-третьих, их план и вправду очень даже неплох (настолько неплох, что разбудил азартную жилку Хэйтема). И последнее, ему давно не было так весело.       Хэйтем считал, что никогда больше не сможет почувствовать себя в кругу семьи. У него оставались старые, слегка размытые воспоминания о времени, проведенном с Дзио и почти забывшиеся эмоции из детства. Он так растрогался, что (мысленно) благодарил Коннора за возможность поговорить с отцом.       Хэйтем на самом деле не понял, кто первый сделал шаг. Казалось, они одновременно потянулись друг к другу.       Впервые в жизни он обнял сына. Он ощущал себя странно-умиротворённо в этом трогательном моменте.       — Об этом не должна знать ни одна живая душа, — Хэйтем сурово выдвинул свои условия, отстраняясь.       — Конечно.       — И я тебе напишу, когда найду письма. Возможно.       Первые лучи солнца осветили макушки деревьев. Эдвард исчез, так и не успев попрощаться.