Непривычное беспокойство

«Он в порядке» — приходит на телефон Такао спустя полчаса тем самым вечером, когда Мидорима сорвался вместе с другими ребятами из Поколения Чудес спасать Куроко. Казунари улыбается и вытирает волосы, наклонившись вперёд в одном полотенце. Отвечать снайперу необязательно. По крайней мере, когда он идёт вместе с его старыми друзьями обратно в зал. Мидориму, наверняка, отвлекают от мобильника, и сообщение было отправлено больше для проформы, поэтому Такао откидывает телефон на жёсткую лавочку и начинает одеваться, заодно перекидываясь впечатлениями с Вакамацу. Они договариваются вместе дойти до остановки, а там уже сесть на нужные автобусы. Такао переодевается раньше, поэтому кидает ему, что подождёт на улице, чтобы остыть немного, и выходит из раздевалки. В дверях спортивного зала он сталкивается с Мидоримой — растрёпанным и слегка злым. Казунари заглядывает поверх плеча снайпера, слегка привстав на носочки, но не видит никого из Поколения чудес, и удивлённо выгибает бровь. — Шин-чан, а где остальные? — он слегка наклоняет голову в бок и любуется стекающей по виску друга капелькой пота. Слегка залипает на вид запыхавшегося аса, очнувшись лишь, когда тот подаёт голос — такой же хриплый и с придыханием. Если бы Такао мог, он бы умер прямо здесь и сейчас от экстаза. — Казунари, какого чёрта ты не брал трубку и не отвечал на смс? — своим низким-трахни-меня голосом произносит Мидорима, и Такао не сразу понимает, что вообще-то попал — называл его по имени ас лишь в двух случаях: когда злился настолько, что готов был натянуть баскетбольное кольцо ему на голову либо ему что-то от него было нужно. Вряд ли это был второй вариант. — А? Но ты же сообщил, что всё в порядке, — недоумённо говорит Такао, доставая телефон из кармана шорт и раскрывая его. На экране высвечивается 10 пропущенных звонков и 27 смс. Стук сердца почти заглушает парню весь мир. Он в предвкушении нажимает на значок конверта, открывая сообщения.

«Мы скоро будем. Тебе взять мороженого?» «Или попить?» «Решай быстрее, Такао, пока мы в магазине.» «Бакао, я долго ещё буду тут торчать?» «Если не хочешь, то так бы и ответил.» «Умри.» «…» «…Такао?» «…Такао, ты в порядке?» «Почему не отвечаешь на мои сообщения?» «Я не волнуюсь за тебя.» «Чёрт возьми, Казунари! Ответь на звонок!» «Как только я доберусь до тебя, и ты окажешься в порядке, тебе не жить.»

Сердце Такао готово выскочить из груди, когда он видит все эти совсем-не-обеспокоенные-но-на-самом-деле-да сообщения, и он не может сдержать глупую улыбку, рвущуюся на лицо. У него не выходит контролировать эмоции — слишком счастлив в этот момент, поэтому, когда наконец соблаговоляет что-то ответить, его голос звучит по-дурацки восторженно. — Шин-чан, не стоило так беспокоиться. Я в порядке, просто телефон на беззвучном стоит, — совсем не виновато улыбается парень, поднимая взгляд на напарника и вздрагивая от того, как тот смотрит на него. Будто в любой момент готов сожрать, не оставляя ни кусочка. — Ш-Шин-чан, спокойнее, я виноват, признаю. Но что со мной могло случиться? Максимум попадут мячом по лицу, но разве ты не делал это уже раз двести? В этой голове нечего отбивать! — радость была сбита с лица нехорошим предчувствием от эмоционального состояния Мидоримы, и Такао занервничал, пытаясь минимизировать последствия будущего взрыва. — Йо, Мидорима. Вы уже вернулись? — раздался голос Вакамацу, подобный гласу божьему для Такао, и он повернул голову, практически всем своим видом моля того спасти его. — Только я, — процедили за спиной Казунари, и по его телу пробежал табун мурашек. — А. Такао, ты, наверное, хочешь пойти с Мидоримой? — совсем не проницательно спросил Вакамацу, поправляя увесистую сумку на своём плече. — На самом деле— — Да, будем признательны, — кивает всё такой же злой, растрёпанный и чертовски горячий Мидорима, прервав Такао на полуслове. Тот сглатывает, напрягаясь всем телом и пытается не подавать сигналы сос, потому что Шинтаро по-любому это заметит, и легко после этого он точно не отделается. Вакамацу проходит мимо них, удивлённо смотря на застывшего спиной к снайперу Такао, но всё равно уходит, забирая с собой последнюю надежду парня на спасение. — Пошли, Такао, — внезапно ястреб чувствует горячее тело своей спиной и обжигающее дыхание на шее. — Куда? — голос парня срывается, и он пытается не прижиматься к такому пересекающему все границы другу. Вообще, о влюблённости Такао знал лишь его маленький чёрный блокнот, который он хранил под матрасом. А вот Мидориму держать в курсе своих чувств парень никак не планировал, и то, что сейчас тот делает, абсолютно невыносимо. Казунари не знает — в курсе ли Мидорима, что переходит все рамки дружественных отношений, или это всё результат злости и беспокойства? — Мне следует наказать тебя, — будто специально понижает свой голос Шинтаро, как-то умудряясь вжаться ещё сильнее в тело перед собой, и кладёт свои сильные ладони с забинтованными пальцами на крепкие бока напарника. Такао стоически пытается не видеть никакого скрытого подтекста в этой фразе, но выходит, мягко говоря, дерьмово, особенно когда эти самые пальцы, на которые он фетиширует уже несколько лет, начинают лезть за резинку шорт, слегка поглаживая бёдра. — Шин-чан, не шути так. Пошли по домам лучше, — Такао сглатывает, хватая сильные запястья, когда проворные пальцы, которые творят чудеса на площадке, начали творить эти «чудеса» с его собственным телом, вполне недвусмысленно реагирующее на это самое волшебство. Отвлёкшись на руки, Казунари совсем забыл о горячем дыхании, которое никуда не делось, и очень зря. Он понимает свою ошибку, когда Шинтаро целует его в шею. В чёртову шею. В чёртову эрогенную-зону-шею. В ту самую запретную часть поля, на которой играть нельзя. Откуда он вообще знает? Из-за неожиданности атаки Такао не может вовремя поймать сорвавшийся с губ достаточно громкий, чтобы отразиться эхом от стен пустого зала, стон, откинув голов в сторону и предоставляя шею целиком и полностью во власть врага. Этим Мидорима активно и пользуется, сразу же целуя, сбив прицел буквально на пару миллиметров влево. Хватка Казунари ослабевает и уже совсем не сдерживает наглые руки, которые, почувствовав свободу, наглеют и залезают под резинку трусов, поглаживая подтянутые бёдра. Такао пытается что-то сказать против такого непотребного вторжения, но Мидорима засасывает кожу на его шее, оставляя яркий засос, и он захлёбывается воздухом вместе со стоном. Парень совершенно не понимает, как оказался в этой ситуации. Лучший друг вдруг начал целовать шею — не утончённую, женскую, а его крепкую и явно мужскую — вдобавок касаясь голых бёдер пальцами, спускаясь всё ниже. Его руки уже были полностью скрыты шортами по самые кисти, а на коже красовались четыре яркие отметины, когда форточка на другом конце зала резко захлопнулась из-за сквозняка. Такао вздрагивает всем телом, но отстраниться никак не может, потому что чужие руки всё ещё «гостят» в его трусах, опасно поглаживая кожу рядом с тазовыми косточками, да и голову повернуть не получается — губы снайпера плотно оккупировали эту территорию, и прерываться он в ближайшее время точно не планировал. — Шин-чан, прекрати, — облизав сухие губы, выдыхает Такао, чувствуя ещё один засос. Стояк такой твёрдый, что он еле сдерживается, чтобы не запустить руку в трусы и бессовестно подрочить или направить наглые пальцы друга, чтобы те обхватили уже его член. От мыслей об этих красивых, роскошных ладоней на своём достоинстве Такао становится ещё жарче чем было, и, кажется, Мидорима знает об этом, иначе как объяснить его следующие слова? — Разве это будет наказанием, если я сразу возьму твой член? — этот чёртов низкий голос, всё ещё срывающийся из-за сбившегося дыхания, теперь уже не из-за бега, сведёт Такао в могилу. — Шин-чан, это не похоже на наказание, — озвучивает свои мысли парень, но затем чувствует, как Мидорима проводит забинтованными ногтями по его паху, совсем недалеко от члена, дергающегося от возбуждения, и понимает, что попал и на самом деле тот ещё мазохист. — Неужели? — в его голосе так и искрится усмешка, и Шинтаро проводит резко языком вдоль всей шеи Такао, и того пробивает на дрожь всем телом. Стоит ему слегка успокоится, как снайпер вновь начинает вылизывать бледную шею, заодно поглаживая чужой пах, не касаясь члена вовсе, и Казунари начинает трясти с новой силой. Он уже не в силах сдерживать стоны, поэтому кусает свою руку, но это не помогает, и громкие звуки наслаждения разносятся по всему спортивному залу и коридору пустынной школы. — Шин-чан, остановись, — просит Такао, но Мидориме плевать на его слова, и он вновь лижет чужую потную шею, напоследок сильно кусая, одновременно с этим снова царапая пах, задевая при этом член парня, и Казунари не выдерживая, кончает прямо в штаны. Его колени подгибаются, но Шинтаро держит крепко, не давая упасть, пока того сотрясает послеоргазменная дрожь. — А теперь пойдём, я тебя помою и провожу до дома, — через пару минут говорит Мидорима таким спокойным голосом, будто это не он недавно бесстыдно лизал мужскую шею, заодно хозяйничая в чужих штанах. Такао остаётся только кивнуть и с помощью Шинтаро добраться до душевой. — Как думаете, они в курсе, что мы всё это время были здесь? — в пустом коридоре раздаётся голос, после того как эти двое уползли в направлении раздевалок. — И как мне теперь спать после того, что я видел? — голосом мученика воет Аомине, падая на плечо Кисэ. — С парочкой порно журналов, Дайки, — отзывается Акаши, который выглядит чересчур довольным. — Ладно, предлагаю всем забыть эту ситуацию и, чтобы не смущать наших товарищей, сегодня тренировка отменяется. По домам. — Ака-чин, мои конфетки остались в раздевалке, — расстроенно тянет Мурасакибара, будто становясь меньше под тяжестью своей беды. — Ничего, я куплю тебе что-нибудь, Ацуши, пошли, — улыбается Акаши и, сплетая пальцы с большим ребёнком, ведёт его в ближайший круглосуточный магазин. Иногда беспокойство выливается и таким интересным способом.