(Не) сожалей

Я помню этот день слишком отчётливо. В моей памяти каждая минута разобрана в миллисекунды, охватывающие каждую, кому-то незначительную, деталь. Я должен был ему довериться, должен был стоять рядом с ним там, до последнего. Мои ли колебания всему виной? Вэй Ин. Они все так громогласно кричали: «Старейшина Илин пал». Глупцы. Что они понимали? Ничего. Что они знали о тебе? Они ничего не понимали, они не понимали тебя, твои мотивы, твою боль и душевные терзания. А я понимал, но не встал рядом с тобой… Я слишком ясно помню тот день. Большими рубцами покрылась моя душа от твоего лица, поглощённого болью и отчаянием от этого сумасбродного мучительного разочарования, которое укладывало твою дорогу во тьму. Они ничего не знали, не понимали, да и не пытались даже. Хотел ли ты быть услышанным, Вэй Ин?.. Ты же так хотел сделать всё правильно. Секунда за секундой запечатлена в памяти, как правила Гусу Лань вырезанные в камне: твои глаза, наполненные непониманием, злостью, печалью. Почему я не стоял рядом с тобой? Я помню слишком чётко тот день, Вэй Ин. Ты шагнул со скалы, глядя мне в глаза. Ты просил отпустить твою руку, хотя я так упорно хватался за твою жизнь. Ты умер у меня на глазах, выскользнув из моей же руки, которая всегда защищала тебя. Из-за того, что я тебе не поверил, из-за того, что не стоял рядом с тобой, я не смог удержать твою руку, не смог уберечь твою жизнь, несомненно, погубив и свою. Вэй Ин. Знал ли ты, как я любил тебя уже тогда?.. Наверняка не знал. Я был глупцом, что не сказал тебе этого тогда. Всегда надоедливый, докучавший мне парнишка, постоянно смеющийся звонким смехом и с такой завораживающей улыбкой, вечно требующий моего внимания, то и дело отвлекая меня по всяким глупостям, внезапно заполнил весь мой мир. Заполнил его, а потом покинул. Я был в жутком отчаянии, а душевная боль изламывала изнутри. Воздух давил на меня, словно я был завален булыжниками, без способа выбраться, а каждый вдох обжигал мои лёгкие, словно пламя. Выдох давал мне понять всю беспомощность ситуации, в которой я оказался, а каждый, кто радовался твоей кончине, как лезвие ножа рассекал мне душу. Я ужаснулся, что больше не увижу тебя, не услышу твоих неуместных шуток, милых высказываний, не увижу твоей солнечной тёплой улыбки. Как с этим справиться? Плевать, что никто не понимал тебя или не желал понять. Твои мысли и суть должен был разделить я. Я был рад наказанию, которому подверг меня дядя. Я упивался надеждой, что реальная физическая боль заглушит фантомную, и ощутимую душевную. Но тщетно. Меня разрывало, и три года медитации дела не улучшили. За те тридцать шесть месяцев я лишь чётче осознал, что я потерял и насколько я стал одинок. Переживания не покидали меня, но я упорно старался взять себя в руки, грея в себе надежду, если не на твоё выживание, так хоть душу твою найти, или тело… хоть что-то… Но даже костей не нашлось. Да, я снова пережил этот ад, теряя рассудок. Долгие ночи мне снились кошмары, в которых я проживал те дни, в которых ты улыбался мне, а затем разворачивался и уходил в темноту, не позволяя мне нагнать тебя. Чёрт. Мой любимый старший брат тогда знатно понервничал, сидя у моей постели. Я искал, Вэй Ин, я честно искал. Как одержимый. Но никак не мог найти даже маленькой подсказки. Знаешь, я бы всё отдал за твою жизнь. Хотел. Вэй Ин… Спасибо, что появился, спустя тринадцать лет. Я безмерно благодарен человеку, призвавшему тебя. Он спас меня, спас тебя… Даровал нам ещё один шанс. Меня пробил жуткий озноб, думая, что это наваждение, или моя паранойя окончательно меня покорила, когда я осознал, что это ты, мой дорогой, мой милый. Стоял передо мной, как ни в чём не бывало, словно всё, что произошло, было моим привычным ночным кошмаром. С твоим уходом я потерял саму жизнь, обретя лишь мучительное существование в непростительно тяжёлых цепях, в попытках найти способ вернуть тебя. Всё не имело значения, никто не имел значение. Я, как ребёнок, сидел и ждал, как ты снова влезешь в моё окно, начнёшь подшучивать надо мной, но ты не приходил. Сейчас ты снова сидишь передо мной. Такой беззаботный, но сосредоточенный, что-то вырисовываешь на пергаменте чёрными чернилами, так обворожительно закусывая губу. Мой Вэй Ин. С твоим возвращением весь мир наполнился тёплыми красками, а уют следует за нами по пятам. Я могу поклясться! Уют, умиротворение, ощущение полноценности и счастья, душевного покоя и семьи. — Я люблю тебя. — Мм, — немного удивлённо вскинул брови У Сянь, поднимая глаза, — ты меня пугаешь, гэгэ. Ты никогда раньше столько не говорил, к тому же о собственных чувствах, — задорно заметил Старейшина, с довольной улыбкой откладывая кисть в сторону. — Ты не рад этому? — голос мягкий, но всё ещё ровный и спокойный, как и взгляд, непрерывно следующий за Вэй Ином. — Что-о-о, нет-нет, я рад, очень рад. Такой любвеобильный Лань Чжань делает меня неописуемо счастливым, — со смешками и лучезарной улыбкой, Вэй Ин прополз сбоку от столика на четвереньках к своему драгоценному мужу, с жадностью обнимая его в районе грудной клетки. Губы нефрита тронула мягкая улыбка, и он нежно погладил правой рукой голову Старейшины. — Дорогой, — тихий шёпот раздался возле уха Ван Цзи. — Что? — нежный полушёпот прозвучал в ответ, и Старейшина Илин выжидающее облизнулся. — Уже поздно, может, пойдём в кроватку? — томный взгляд из-под густых ресниц, чуть приоткрытые пухлые губы и шаловливый пальчик, накручивающий прядку чёрных волос, вызвали лавину мурашек по всей длине позвоночника второго нефрита. — Мгм. Коротко и ясно. Здесь большого и не требуется. — И от чего в твоих глазах столько нежности и любви ко мне, я не понимаю… — мягко проговорил Лань Чжань, ласково поглаживая большим пальцем любимую пухлую щёчку. — Эй! Лань-гэгэ, кто бы говорил, — брюнет, который всё же был ниже на голову своего супруга, зарделся от столь льстивого высказывания, хотя сам зачастую заставлял благоверного краснеть от сказанных им слов. Пара двинулась в противоположный угол, попутно развязывая ночные одеяния и, аккуратно положив их на специально выделенный стульчик, оставшись в одном белье, мужчины забрались под прохладное одеяло. — Мм, как же хорошо, — простонал довольно Вэй Ин, потягиваясь, словно кот. Второй нефрит ничего не ответил, а лишь безмятежно улыбнулся, поворачиваясь на бок, лицом к своему обожаемому проказнику. Теперь он никогда в жизни его не отпустит, теперь он будет как можно больше наблюдать за ним. Старейшина Илин, сделав тоже самое, придвинулся как можно ближе к мужу так, что кончики их носов могли соприкоснуться. — Вэй Ин, твой взгляд и твоё лицо такие счастливые и умиротворённые. Это делает меня радостным. Брови Старейшины сползли к переносице, и он нарочито серьёзно затараторил: — Эй, Хань Гуан Цзюн! Ты что, снова вспоминаешь тот день, те года? Я же запретил тебе это делать! Опять обвиняешь себя почём зря. Прекрати заниматься самобичеванием! Негодник. Почему ты продолжаешь нарушать мои указы! Второй нефрит тихонько засмеялся: — Ты чудесный, ты знал об этом? — Конечно! Разве могло по-другому быть? — гнев на милость сменился молниеносно. — И всё же, прошу тебя, не терзай свою душу этими воспоминаниями, прекрати калечить и без того раненую душу, Лань Чжань. Я сейчас здесь, с тобой, безмерно счастлив и благодарен тебе за всё. И никуда уже от тебя не денусь, — брюнет потёрся носиком о носик мужа и легко чмокнул в поджатые губы, — ради меня… — Я люблю тебя, — нежно прошептал Ван Цзи и накрыл сочные губы супруга своими. — Я люблю тебя. Частые, нежные, каждый сантиметр, каждую частичку. — Ещё, — сдавленно проговорил У Сянь, с удовольствием принимая в свой рот язык мужа. Обхватив его губами, Вэй Ин начал ласково его посасывать, постепенно ускоряя темп, забирая его все глубже в свой рот. В ушах обоих ярким звоном разносились звуки влажного, глубокого поцелуя, пропитанного огромной любовью к своему партнёру. Языки с трепетом и озорством ласкали друг друга, подразнивая то лёгкими касаниями нёба, то смачными, оглаживали друг друга, пытаясь забраться как можно дальше… Воздуха стало мало, и Лань Чжань прервал манящий сладкий поцелуй, напоследок облизав ряд ровных зубов, которые дарили ему ошеломительную и жизненно необходимую улыбку. Старейшина Илин что-то невнятно простонал и потянул свои руки вдоль тела мужа, останавливаясь на груди. Он с жадностью начал ласкать её: то с силой сжимая, то слегка оглаживая по контуру, не забывая лёгкими касаниями подушечек пальцев затрагивать горошины сосков. Увидев желанную реакцию мужа в виде прикрытых глаз, приоткрытых губ с едва слышными стонами и вставшими сосками, Вэй Ин припал к груди Ван Цзи губами, начиная активно облизывать её, всасывая нежную чувствительную кожу в свой рот, оглаживая её языком. — Снова оставишь метки на мне, — сдавленно прошептал второй нефрит, старающийся контролировать свой голос и свои вздохи, прижимая за макушку супруга к себе ближе. Вэй Ин ничего не ответил, лишь продолжал свою ласку, попутно закидывая ногу на бедро мужа. И пока одна рука Лань Чжаня путалась в тёмных волосах, вторая нарочито медленно поползла по ляжке мужчины, собственически обхватывая его зад, сразу сжимая ладонь. Сладкий стон вырвался с влажных губ У Сяня, и он, оторвавшись от груди, потянулся за необходимым, как глоток воды, поцелуем. В этот раз поцелуй получился более страстным и смелым, от чего у обоих закипала кровь по венам, отдаваясь жутким грохотом в ушах от нарастающего с каждой минутой возбуждения. Рука Лань Чжаня, что с удовольствием массировала пятую точку супруга, уверенным движением приспустила его бельё, следом оголяя и свой затвердевший орган. — Ты так красиво стонешь, — прошептал в порозовевшие губы У Сяня второй нефрит, соединяя своей рукой их члены так, что покрасневшие от возбуждения головки соприкасались максимально тесно, вызывая волны сладостной истомы по всему телу. — Ах, гэгэ, — Лань Чжань припал губами к бархатистой, мягкой коже на шее любимого, нежными чувственными движениями вылизывая на ней узоры, от чего Старейшина Илин прогибался в спине всё сильнее, вжимаясь в своего мужа до невозможности близко. Приоткрыв свои, затуманенные дымкой возбуждения, золотистые глаза, Ван Цзи посмотрел на своего разгорячённого супруга, который так откровенно соблазнял его своим возбуждённым видом. Мужчина выпустил их достоинства из своей руки и шлёпнул по ягодице брюнета. — А-ах, гэгэ, я же не провинился, за что ты меня наказываешь? — полушёпотом выстонал Вэй Ин, проводя руками по подтянутому животу мужа. — За твою непростительную невинную сексуальность, — низкий голос обласкал пухлые губы, увлекая их в глубокий неравный поцелуй, от которого У Сянь только и мог постанывать от удовольствия прямо в рот мужа. Рука второго нефрита аккуратно коснулась сочащейся головки супруга, захватывая на кончик пальца естественную смазку, размазывая её вдоль по члену такими же невесомыми касаниями, плавно опускаясь на яички. Старейшина вздрогнул от внезапно пронёсшейся волны экстаза от пальцев ног до кончиков волос, и хотел было разорвать поцелуй, но твёрдая рука мужа, покоившаяся в его волосах, не позволяла ни на секунду отвлечься от столь чувственного и в каком-то роде деликатного занятия. Широкая ладонь с лёгким натиском массировала яички супруга, медленно опускаясь к сокровенному месту, которое досталось только ему одному, доступно ему одному. Мужчина начал нежными поступательными движениями вводить в распалённое тело палец, не смазывая его ничем, зная, какое удовольствие приносит подобная ласка его благоверному. Вэй Ина охватил пылкий спазм внизу живота, и, резко отстранившись от губ мужа, несдержанно громко застонал: — Ещё, мм-х, пожалуйста, ещё один! Уголки губ нефрита едва уловимо дёрнулись вверх, и он, не церемонясь, ввёл ещё один палец, плавно поглаживая тугие стенки. Не выдерживая столь медлительной прелюдии, У Сянь сам начал насаживаться на пальцы мужа, которые с такой любовью ласкали его изнутри. Эти длинные изящные пальцы просто выбивали любые здравые мысли или не здравые, из головы брюнета, превосходные пальцы, которые точно знали, как нужно ласкать его там. Возбуждение стало ощутимо давить на Вэй Ина. Ему казалось, что воздух неимоверно тяжёл и пытается раздавить его достоинство. — Лань… гэ-гэ… не могу уже, пожалуйста, — срывающийся голос ласкал уши нефрита, пока руки крепко обхватили его шею, прижимаясь теснее. Лань Чжань вытащил пальцы и, взяв со столика бутылёк с маслом, резвым движением вылил содержимое на свой обделённый лаской болезненно пульсирующий член. С низким стоном он размазал масло по нему, и напоследок войдя смазанными пальцами в тело супруга, сказал: — Закинь на меня вторую ногу, А-Сянь. Не соображавший ничего брюнет, послушно исполнил просьбу мужа. Убрав ногу с него, удобнее устраиваясь на спину впритык к мускулистой груди Лань Чжаня, Вэй Ин перекинул на него обе ноги, позволяя левой руке его мужа устроиться у него под шеей. Так даже лучше. Так даже удобнее. Слегка приподнявшись, второй нефрит с лёгкой страстью схватил супруга за подбородок, увлекая его в мокрый и глубокий поцелуй, пока правая рука, взяв собственный член за основание начала медленно вводить его в тугую дырочку, которая так сильно ждала его. Грудь У Сяня рывками вздымалась вверх, тело пробирала сильнейшая дрожь от получаемого удовольствия и всё, что он сейчас мог, это глядя в янтарные глаза мужа, смешивая стоны с хлюпающими звуками слюны на языке во время поцелуя, мычать тому в рот. Подождав пару секунд, Ван Цзи вышел, оставляя внутри только головку и резко вошел в податливое тело, упиваясь реакцией супруга. Глаза Старейшины Илин сначала широко раскрылись, а потом начали закатываться вверх, пока руки путались в волосах мужа, сжимая их. Второй нефрит переместил свободную руку на ягодицы Вэй Ина, слегка приподнимая их, и начал не спеша двигаться. Горячо и узко, до непозволения узко и приятно, пока колечко мышц с жадностью вбирало в себя немалое достоинство Ван Цзи. Вей слегка приподнял ноги, увеличивая и силу давления, и глубину проникновения, от чего Лань Чжань зарычал, смачно кусая сочные губы, постепенно набирая темп. Старейшина Илин громко и пошло стонал, наполняя пустую комнату своим прекрасным голосом, без капли стеснения начиная выстанывать пошлые просьбы: «А-ах, братик Ван Цзи, гэгэ, прошу, мм-х, ах, сильнее, глубже!» С каким остервенением Вэй Ин хватался за спину своего мужа, с каким желанием подставлял свой зад под более тяжелые и глубокие толчки, какими высокими прекрасными вскриками он одаривал второго нефрита. Опьяненный Ван Цзи опрокинул своего супруга на спину, ни на секунду не покидая жаркого нутра, приподнимая нижнюю часть тела на нужный уровень, начал с остервенением вдалбливать его в кровать. У Сянь приоткрыл губы в немом крике, закатывая глаза и выгибаясь на встречу столь излюбленным грубым движением, желая лишь одного: как можно скорее достигнуть кульминационного момента удовольствия. Закинув одну ногу на плечо мужа, Вэй Ин громко вскрикнул, и голос, снова вернувшийся к своему хозяину, позволил ему оглушительно всхлипывать и стонать, разрушая все вымышленные барьеры приличия. Лань Чжань жадно припал к икре своего супруга, всасывая чувствительную кожу, обжигая её своим горячим влажным языком. В ушах зазвенело, тело накрыла судорога, распространяющая экстаз по всему горящему от удовольствия телу, и прерывисто вскрикивая, член Вэй Ина взорвался, выплёскивая горячую белую жидкость на своё тело. Задыхаясь от удовольствия, Старейшина Илин начал сжимать мужа внутри себя, и, покорённый упругостью и жаркой теснотой любимого, Лань Чжань с гортанным рыком излился в принимающее его тело супруга. Губы соприкоснулись в аккуратном беззвучном поцелуе. — Мой любимый муж самый лучший на свете, — радостно проговорил Вэй Ин, постепенно восстанавливая дыхание, — ну правда, гэгэ, я не понимаю, как не повезло людям, у которых нет тебя. Второй нефрит невольно улыбнулся: — Я твой и телом, и душой. — Знаю-знаю, — У Сянь недовольно поморщился, почувствовав жидкость, вытекающую из него, — нужно помыться. — Я сейчас нагрею воду, — сосредоточенно ответил Лань Чжань, поднимаясь с кровати. Старейшина Илин с умиротворением наблюдал за мужем. Это ли его награда? Он ведь до не позволения счастлив. И, наверное, единственное, о чём сожалел брюнет сейчас, это только о том, что раньше они с Лань Чжанем не признались друг другу в чувствах, ведь, сколько упущенных моментов было, чтобы предаваться утехам, сколько они могли всего испробовать еще тогда. Об этом сожалеть Старейшина Илин точно никогда не перестанет.