Время уходить

Он был паршивым инспектором, но гениальным детективом, а уж гончий пёс из него вышел будь здоров. Когда за спиной свой человек, пусть и тот, с кем вышел разлад, дело спорится. Единожды надев лямку приходится тащить эту громадину правосудия. Жилы вздуваются от натуги, но Когами усердно выполняет свою работу. Всё прочее – вздор и бестолковщина. Так он думал. Он помнил каждое дело наизусть: свидетели, улики, допросы... Пока не появилась она. Выскочка. Девчонка, едва отрастившая сиськи! И это инспектор? Серьёзно? Более чем... Когами стал забывать элементарные вещи. Когда был допрос? Какого числа произведено задержание? Инспектор Цунемори тарахтела над ухом, не давала сосредоточиться. Конечно, он делал, что велено, однако не забывал театрально закатить глаза. Где она – желторотая институтка, а где он – умудренный опытом волк! Так какого же черта он каждое утро ждал её прихода на работу?! Зачем ему знать количество сахарных кубиков в её кофейной чашке?! И что-то мерзко свербело в животе, когда она обращалась к нему, глядя снизу вверх своими невозможными глазами! Шинья злился и курил; иногда пил в одиночку, листая материалы по старому делу, накрепко засевшему в голове. А она продолжала щебетать, извиняться, заботиться, и вообще, вела себя так, будто он, и впрямь, человек, а не гончая. И он поверил. Так глупо вышло. Эти крылья за спиной – они выросли сами. Образно, конечно, но от того не менее важно. Инспектор верила ему, верила в него! Когами держал лицо, был серьёзен и скуп на слова, но душу не удержать, и она, предательница, рвалась к свету. К тому свету, что шёл от Аканэ. Но тьма внутри всё равно оказалась сильней. Она засасывала. Охотничий инстинкт заставил бросить всё. Нелепые слова, что он смог выдавить из себя в прощальном письме, до сих пор вызывали жгучий стыд. Нужно было поступить как подобает мужчине, а не марать бумагу. Он гнался за злодеем, но упустил главное. Макишима объединил их, связал незримой нитью, сам того не подозревая. Убив равного себе, Когами и сам стал злодеем. В ее глазах он пал. И если раньше она верила его словам о долге и предназначении, то теперь всё пошло прахом. Падшим не верят. Их боятся и презирают, сторонятся и стирают из памяти. Шинья всё понимал, но не мог противиться себе. Не хотел противиться. Ноги сами несли его туда, где обитает ревностный хранитель добра и справедливости – инспектор Аканэ Цунемори. Последний раз взглянуть в глаза и исчезнуть! Что толку в письмах, если он не может посмотреть на неё? "Ну и что, что уже поздно?" – бунтовал в нём виски. Он трусил и колебался, прежде чем коротко стукнуть в дверь. Потом малодушно хотел сбежать. А когда она появилась в проёме, Когами прирос к полу. И без того большие глаза распахнулись от удивления. Её сон как рукой сняло. — Вы?! — голос дрожит, руки нервно сжимают ворот домашнего халата. Шинья отрывает пересохший язык от нёба и выдает судорожную усмешку уголком тонких губ. — А ты ждала кого-то другого? Аканэ, опомнившись, быстро втащила бывшего коллегу в квартиру. — Вы в своем уме, Когами?! Я обязана сообщить о вашем местонахождении! – зашептала она, словно у Сивиллы и здесь были уши. — Хорошо, хорошо... — он тоже зачем-то шепчет, — но сначала выслушай, — он хватает её за плечи и... забывает, что хотел сказать. Тепло её тела проходит сквозь его ладони, искрой бежит по оголённым нервам и бъёт прямо в мозг электрическим разрядом. Он бы отшатнулся, но руки будто прилипли к худым плечам, и смотрит Аканэ вовсе не испуганно, а, скорее, выжидает. Боже, ну что за придурок? Конечно, она ждёт, что ты скажешь! А ты о чём подумал? А, действительно, о чем же он подумал? О тонком халате... О хрупких плечах... О глазах и губах, что так близко... Когами всегда был очень рассудителен. Он всегда был умён и проницателен, рассчетлив и холоден... Был. Пока не ощутил в руках трепещущее маленькое тело. Аканэ, несомненно, видела по лицу Шиньи, что где-то в его голове прорвало плотину. Она даже дёрнулась, чтобы отстраниться, но процесс был необратим. Когами, согнувшись над девушкой, обхватил ее своими длинными руками, приник к её лицу губами, не давая вздохнуть или позвать на помощь. Впрочем, оказалось, что Аканэ не нужна помощь. Девушка запрокинула голову, подставляя под обветренные губы тонкую шею с синей венкой. Она тихо ахала от его поцелуев и изредка вскрикивала, когда Шинья забывался... "Вот так нужно извиняться! – ругал он себя, – а не писать сопливые записки!" И то ли от злости на самого себя, то ли от возбуждения кружилась голова. Аканэ немного тормозила эту круговерть, запустив пальцы в волосы на затылке. Когами подхватил ее, будто куклу, одной рукой за талию и утащил в гостиную, как пёс тащит кость в свою конуру. Даже если сейчас здесь окажется всё бюро общественной безопасности, он не сможет остановиться. Стаскивая на ходу куртку и расстёгивая ремень на брюках, он чувствовал, как маленькие ловкие пальцы орудуют на его груди. Каждое прикосновение ощущалось так остро, он вновь чувствовал себя живым, сгорал и был счастлив. Аканэ дёрнула полы рубашки в разные стороны, и пуговицы горохом рассыпались по полу. Он поймал её улыбку губами и тут же вернул сбивчивым поцелуем. Он боялся сломать её, но она так отчаянно подавалась ему навстречу, так цеплялась за плечи, что устоять перед этой девочкой не было ни сил, ни возможности. Лишившись одежды, она стала ещё меньше и тоньше. Её подростковое тело было самым эротичным из того, что ему приходилось видеть. Никакие пышные формы не сравнятся с упоительной беззащитностью маленькой груди, острых коленок и выпирающих ключиц. Однако вид оказался обманчив. В шалых, потемневших глазах Когами видел свою погибель. Призывно открытый розовый рот распалял воображение. Он не смог отказать себе в удовольствии – проведя большим пальцем по припухшим губам, он медленно погрузил его в жаркое тепло, касаясь зубов. Аканэ прикрыла веки позволяя большее, а Когами окончательно потерял рассудок... Он вошёл в нее сразу и до упора. Мир раскололся паутинами трещин и лопнул, осыпав градом разбитых надежд и иллюзий: никто не изменится, они не будут счастливы вместе и не умрут в один день... но сейчас каждый миг принадлежит только им двоим. И Шинья хотел испить этот миг до дна. Он брал её всю, без остатка, делая всё так, как ему хотелось в тех фантазиях, когда он зависал во время утренней летучки, глядя на миловидное лицо своего инспектора. Вряд ли Цунемори тогда могла подумать, что, повинуясь воображению блюстителя, будет стоять перед ним, прогнув спину. Он растягивал как мог, но финал неумолимо близился. Невозможно держаться, когда явью становится больная фантазия, доводившая до иступления долгие месяцы. Когами смотрел на раскрасневшееся лицо, на искажённый в стоне рот, растрепавшиеся волосы, и внутри, помимо приближающегося оргазма, зрело невыносимое чувство тоски от того, что это больше не повторится. Когами зажмурился, прогоняя неприятное наваждение и сосредоточился только на них двоих. Аканэ была отзывчивой и полностью отдавалась внезапно захлестнувшему чувству. Волны стали накатывать всё чаще и в конце концов накрыли с головой, утопили в своей сладости, наполнили тишиной и умиротворением. Наконец черти, что грызли его, заткнулись. На время, конечно, но всё же было приятно лежать и просто слушать, как сердце колотится в ребра, а снизу в унисон бьётся другое. Когами приподнялся на локтях, взглянул на девушку под собой – прекраснее он ничего не видел в жизни. В её глазах дрожали слёзы, она тоже прощалась. Он осторожно сел, пошарил в скомканных на полу брюках в поисках пачки сигарет. Пока вытаскивал для себя одну, Аканэ устроилась рядом и запросто выдернула из пачки вторую. Она сидела у него под боком, теплая и близкая, курила вместе с ним и думала, наверное, о том же – о том, что на этом всё. Он так и не сказал ей ничего из того, что хотел, что заготовил заранее, но инспектор Цунемори умная, она и так всё поняла. Аканэ доверчиво уснула на его плече. Подумать только, это с его-то психопаспортом! Да с ним и стоять рядом без доминатора опасно, а она спит. Когами прикрыл её своей курткой и сидел так почти до рассвета, смолил одну за другой и убеждал себя в том, что не хочет беспокоить сон бедной девочки. На самом деле, просто не хотел уходить... Когда датчик дыма на потолке подозрительно мигнул оранжевым, а часы на стене показали четыре утра, Шинья всё же принял волевое решение. Он осторожно переместил голову Аканэ на подушку и бесшумно оделся. Потянулся за своей курткой, но девушка до побелевших костяшек сжимала в кулаке мохнатый капюшон, брови ее хмурились. Когами нежно погладил Цунемори по лицу, вглядываясь в детские черты и запоминая напоследок их беспокойное выражение. Ему будет не хватать её, но так, действительно, будет лучше. Так нужно. Он вытащил из пачки и сунул в рот одну сигарету, остальное положил рядом с чашкой, заменившей сегодня пепельницу. Дверь за ним закрылась с тихим хлопком, не потревожив сон Аканэ Цунемори.