Он — герой

*** — Союз.       СССР обернулся, но ничего не увидел. Его глаза были широко раскрыты, но почему-то ничего не видели. Он дотронулся ладонью до своего лица, проверяя, точно ли они открыты. Перед ним не было ничего, что он мог бы рассмотреть или дотронуться. Везде царила непроглядная тьма. Неужели он ослеп? — Сою-юз.. — снова раздался мужской голос неподалёку.       Коммунист замер и прислушался: везде было настолько тихо, что он мог услышать стук своего сердца. Но кто его зовёт? Что это за место? Куда он попал? Союз попытался рассмотреть в темноте свои руки. Всё было тщетно. — СОЮЗ!

***

      СССР раскрыл глаза и сделал громкий, глубокий вдох. Вцепившись руками за какую-то ткань, которую он нащупал, и резко поднявшись, он сел и испугано посмотрел по сторонам: он находился в какой-то маленькой комнате. Серые обои на стенах, немного посветлее деревянный потолок, раковина, одноместная кровать, в которой он очнулся, небольшая тумба, дверь, за которой громко разговаривал не один голос и одно окошко, находившееся рядом с кроватью и закрытое белыми жалюзи. — Что за чёрт, — Союз вытянул голову и протянул руку к окну, раздвигая жалюзи и рассматривая вид за окном. К его удивлению, ничего, кроме облачного неба и крон деревьев он не увидел.       Коммунист ещё раз осмотрелся и встал с кровати, скидывая в себя одеяло. Что произошло? Где он находится и как сюда попал? СССР подошёл к раковине и повернул ручку: из крана пошла вода. Сунув ладони под струю воды, Союз поёжился. Вода была холодной. Коммунист набрал в ладоши воды, выдохнул и умылся. Вдруг в его голове возникли чёткие картины последних событий. Разговор с Германией, поход домой, ссора с Третьим Рейхом и... И что потом? СССР закрыл кран, облокотился на раковину и провёл рукой по лбу, убирая лишнюю воду. И тут он вспомнил всё, что произошло. Ему стало плохо. Он не смог устоять на ногах и похоже упал в обморок. Коммунист вернулся в кровать и ещё раз взглянул на прикрытое окно. Если он очнулся и очнулся не у себя, значит скорее всего его нашли и он находится в больнице. Но кто? Кто его нашёл?       Вдруг единственная дверь, которая находилась в этой комнате, открылась и на пороге показались Россия и Украина. Встретившись глазами с отцом, старший сын сразу же бросился к нему. — Россия, — только и успел произнести СССР, как сын кинулся на него и зажал в объятиях, не дав договорить. Украина встал рядом с ними, с волнением глядя то на отца, то на брата. — Я думал, что тебя уже не откачают... Врач пытался... ты не приходил в себя... я.. ты... ты... — ловя ртом воздух, тараторил старший сын. — Ну-ну, — обняв сына и тихонько похлопав его по спине, произнёс СССР. — Як ти себе почуваєш? (Как ты себя чувствуешь?) — спросил Украина.       Россия отлип от отца и посмотрел на него. — Нормально, — ответил СССР, подняв взгляд на Украину. — Ти нас сильно налякав (Ты нас сильно напугал), — присел на край кровати младший сын, — Ми приїхали, як тільки Росія подзвонив (Мы приехали, как только Россия позвонил). — Мы? Вы тут не одни? — Тут були Казахстан і Білорусь, але вранці їм потрібно було бути на роботі. Тому вони поїхали (Тут были Казахстан и Беларусь, но утром им нужно было быть на работе. Поэтому они уехали), — объяснил Украина. — Утром? Сколько я здесь пролежал? — с испугом спросил СССР. — Два дня, — хмуро ответил Россия.       СССР схватился за голову. Он был без сознания целых два дня? Такого просто не может быть. Он же просто перенервничал. — Простите, — как в трансе сказал Союз. — За що ти вибачаєшся? Батько, ти тільки не хвилюйся, все добре! (За что ты извиняешься? Отец, ты только не волнуйся, всё хорошо!) — успокаивая, взял его за плечо младший сын. — Я зараз лікаря покличу. Потрібно сказати, що ти прокинувся (Я сейчас врача позову. Нужно сказать, что ты очнулся).       Украина поднялся и вышел из палаты, оставив СССР с Россией. Проводив его взглядом, СССР посмотрел на старшего сына: — Как вы меня нашли? — Мне позвонили с твоего номера, — отозвался Россия. — Позвонили? — Союз нахмурил брови. — Да. Я взял трубку, но ты не отвечал. Я подумал, что может что-то со связью и отключился. А когда я перезвонил, трубка то снялась, но вместо твоего голоса я услышал какой-то грохот и выстрел. Повезло, что я по пути домой зашёл в магазин неподалёку и что у меня есть ключи от дома. Я зашёл, а там ты лежишь возле спальной двери и в комнате полная разруха...       С каждым новым словом хмурость на лице коммуниста превращалась в замешательство. Он как будто слушал рассказ из жанра фантастики. Хотя, о чём тут говорить, если он до того, как упасть в обморок, ругался с привидением. Тут СССР осенило. Рейх! — ...Я когда всё это увидел, то до меня сразу дошло, что это он мне позвонил, — подтверждая догадку СССР, сказал Россия. — Я спросил, он ли это сделал, а он мне свет в комнате включил.       Союз закрыл лицо руками, отказываясь верить в услышанное. Ну не мог Рейх позвать ему на помощь! Не мог! Он ведь только и ждёт, чтобы СССР умер. Он сам этого хотел ещё пятьдесят лет назад. Это всё какой-то бред сумасшедшего. — Я не совсем понимаю... — вдруг сказал Россия. Коммунист посмотрел на него. — Вы же враги. Вы столько лет пытались уничтожить друг друга... Почему он помог тебе? — Россия, — растерянно ответил СССР. — Я не знаю. То, что он это сделал... Это то, чего я бы никогда от него не ожидал. — Я не понимаю его мотивов... — мрачно посмотрел в окно старший сын. — Он уже давно умер. Ты победил и ты ему не союзник. Что ему нужно? Почему он помогает тебе? — Если бы я знал, — вздохнул коммунист. — Если бы я сам знал ответ на этот вопрос. — Так спроси его прямо, — посмотрел на отца русский. — Сколько он уже преследует тебя? А ты всё ещё не знаешь, что им движет. — Я же говорил тебе, что он не может просто так исчезнуть, — вдруг рассердился Союз. — Он пытался выйти из квартиры, но его будто током отбросило назад. Что-то держит его возле меня. — А ты уверен, что это не ещё один ловкий трюк? — поднял брови Россия. — Если он может включать свет, звонить мне и стрелять по окнам, заставлять приборы работать или не работать, кто знает, на что он ещё способен? Да он может убить тебя, просто заставив пистолет выстрелить, пока ты спишь! Может он хочет отомстить за свою смерть?       Союз потерял дар речи. Убить? Отомстить? Но зачем тогда было спасать? Россия говорил довольно правильные вещи, но они никак не сходились с тем, что на самом деле творил Рейх. За всё время призрак спасает его уже третий раз, хотя мог бы давно прикончить коммуниста, не раздумывая. С той силой, которой он обладает — убийство заклятого врага не составило бы ему никакого труда. Но тогда почему?       Тут двери комнаты снова открыли и на этот раз это оказались Украина и медсестра. — Ладно, — посмотрел на отца Россия. — Поговорим потом.       Как выяснилось позже, врач закончил свою смену и его не будет до завтрашнего дня. Медсестра осмотрела коммуниста и сказала, что с ним всё в порядке, успокоив тем самым разволновавшихся детей СССР. Ребята приехали в больницу сразу после работы и завалили коммуниста вопросами, что произошло, на что Союз отвечал: — Просто переутомился на работе.       Хоть дети и поверили ему, сам коммунист в это никоим образом не верил. Обычная усталость не могла вывести его из строя, вырубив на целых два дня. Ответ на это, конечно же, был очевиден, но коммунист гнал его прочь, пряча в самый тёмных уголках сознания. Достаточно было просто взглянуть на свои перебинтованные руки, чтобы найти причину такого поведения организма. Но чтобы это стало правдой, нужно услышать прогноз профессионала. Всё, что было нужно, это дождаться врача, который должен был дать ему объяснение.       Но ожидание оказалось не таким простым. Почти весь вечер и пол ночи коммунист лежал в кровати, думая о словах старшего сына. Они врезались ему в голову настолько, что ни о чём другом он думать не мог. Даже проблемы с выходом на работу не волновали его так, как ситуация со звонками.       Союза мучил один единственный вопрос, на который ему нужен был ответ. Почему? Отвернувшись к окну и вглядываясь в ночное небо, СССР невесело улыбнулся. Наверное к Рейху у него всегда будет только один вопрос. Сколько лет он нёс в себе этот вопрос, но так и не получил на него вразумительного ответа. А эти «почему» всё копились и копились в нём, наваливаясь и давя друг друга.       Если подумать, то СССР — единственная веточка нациста с живым миром. Может он не хочет терять её, чтобы всегда иметь возможность выйти с кем-нибудь на контакт? Но Рейх не просил его о разговоре с кем-то, кроме своего сына. А как выяснилось в тот злополучный день, Германия вообще не собирается разговаривать с отцом. Так зачем же этому дебильному приведению нужно было спасать СССР? Союз спрятал лицо в подушку. А может он просто издевается над ним? Может ему нравится смотреть на то, как его враг мучается? Это доставляет ему радость и он просто растягивает удовольствие, спасая его в кризисных ситуациях? СССР поднял голову. Да так и есть! Это всё объясняет! — Рейх! — громко позвал Союз. Почему-то после этой догадки внутри него всё разгорелось гневным пламенем. — Рейх, мать твою! Я знаю, что ты здесь, ублюдок!       СССР скинул с себя одеяло и гневно оглянулся. Кроме него в палате никого не было. Ни живого, ни мёртвого. — Скотина! — Союз схватил подушку и швырнул её в стену.       Сжав руку в кулак, он ударил им в матрас и опустил голову. Вдруг, он увидел боковым зрением, что в комнате что-то появилось. Коммунист резко поднял голову и увидел его. Нацист стоял возле раковины и с как-то странно смотрел на него. — Ты! — прорычал СССР. — Lebendig (Живой), — произнёс Третий так, будто приведением здесь был Союз. — Что? — опешил коммунист. — Lebendig (Живой), — повторил нацист.       Союз осмотрел себя и растерянно уставился на него. Что-то в поведении приведения было не так. Почему он так реагирует? — Живой, живой, — ответил СССР, зачем-то укрывшись одеялом. — Что с тобой такое?       После этого вопроса Рейх как будто проснулся. На секунду он вернул себе своё обычное выражение лица, а потом вдруг напустился на коммуниста: — Was ist mit mir Los? Was ist denn Los mit dir? Zuerst schreist du mich an wie ein psychisch kranker, und dann wirst du ohnmächtig! (Что со мной такое? Да что с тобой такое? Сначала орёшь на меня, как душевнобольной, а потом падаешь в обморок!)       Союз часто заморгал. Что-то с немцем было не так и это что-то очень пугало СССР. Этот кричащий на него нацист не был похож на того, с его вечной злорадной ухмылкой и отвратительным поведением, прежнего Рейха, каким привык его видеть Союз. Этот призрак злился на него, а минуту назад вообще выглядел взволнованно и явно... беспокоился??? — Nicht einmal der Arzt konnte dich in ein Gefühl bringen. Wenn ich nicht gewesen wäre, wärst du nicht hier! (Тебя даже врач не смог в чувство привести. Если бы не я, тебя бы здесь не было!) — сердито сказал Третий и замолчал. — А зачем ты это сделал? — посмотрел на него СССР. — Was getan? (Сделал что?) — спросил нацист. — Помог мне, — объяснил коммунист. — Россия сказал, что ты позвонил ему. Выстрелил в окно, разбил посуду. Всё, чтобы он пришёл. Зачем? Зачем ты это сделал? — Würde danke sagen (Сказал бы спасибо), — скрестил руки Рейх. — Спасибо? — вскинулся СССР. — За что-о? Я тебя совсем не понимаю. Не понимаю твоих мотивов. Ты зачем-то появился, зачем-то помогаешь мне, почему-то не можешь существовать отдельно от меня и почему-то тебя вижу и слышу только я! Из всех! Из всех людей мира тебя вижу только Я! Я, получивший от тебя столько плохого, сколько никто другой! Может быть ты всё наврал? Про то, что не можешь уйти от меня дальше, чем на тридцать метров, про то, что вижу тебя только я. Может ты просто снова издеваешься надо мной? Тебе нравится смотреть как я медленно иду к своему концу? Ты поэтому помогаешь, да? Чтобы моя никчемная жизнь продлилась чуть дольше? — СССР взялся за голову. — Beruhige dich, du Arschloch (Успокойся, придурок), — тревожно сказал Рейх. — Und dann wirst du wieder eingeklemmt (А то тебя опять заклинит). — Так за что я должен говорить спасибо? За то, что тебе доставляет радость наблюдать за моими страданиями? — посмотрел на него Союз. — Was zum Teufel redest du da? (Что за чертовщину ты несёшь?) — теперь пришла очередь Третьего хвататься за голову. Он не был в состоянии понять, что несёт этот идиот. — Почему ты мне помог? Почему просто не убил? Той же пулей. Ты ведь так этого хотел, — Рейх поднял взгляд: Союз смотрел ему прямо в глаза. — Warum machst du es so kompliziert? Ist es schwierig, danke zu sagen? (Почему ты так всё усложняешь? Сложно сказать спасибо?) — цокнул и отвёл взгляд нацист. — Почему? — повторил СССР, не сводя с него глаз.       Рейх промолчал. — Почему? — громче спросил коммунист.       Нацист сжал скрещённые руки в кулаки. Союз уже начал выводить его из себя. Ну почему нельзя просто принять то, что тебя спасли? Просто закрыть на это глаза. Пусть даже твой враг. Рейх не хотел разговаривать с ним на эту тему. И вообще не хотел обсуждать с ним что-либо, ведь он всё ещё злился на него. И кто из них ещё неблагодарный? — ПОЧЕМУ? — крикнул СССР. — ICH WEIß ES NICHT! (Я НЕ ЗНАЮ!) — не выдержал Третий Рейх, в порыве злости опустив руки. — КАК ЭТО ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ? — не сбавляя голоса, спросил Союз. — Weiß nicht (Не знаю), — тише произнёс нацист, отводя мрачный взгляд. — Als du gefallen bist, bin ich.. verwirrt werden. Du hast mich angeschrien und ich wollte dir schon ein paar zärtliche Worte sagen, aber du bist auf den Boden gefallen und hast dich beruhigt. Was hätte ich tun sollen? (Когда ты упал, я.. растерялся. Ты наорал на меня и я уже хотел высказать тебе пару ласковых, но ты свалился на пол и затих. Что мне было делать?) — Почему просто не убил? — успокоился СССР. — Ich... ich habe mich nie selbst getötet (Я... никогда не убивал сам), — Рейх съехал вниз по стене. — Niemand außer sich selbst (Никого, кроме себя). — Постой, — тряхнул головой СССР. Рейх посмотрел на него. — Когда я нашёл тебя в Имперской канцелярии, там был убитый связист. Разве его убил не ты? — Nein (Нет), — невесело усмехнулся нацист, подогнув под себя ноги. — Warum sollte ich meine eigenen töten? Sehe ich aus wie ein idiot? (Зачем мне убивать своих? Я что, похож на идиота?) — Но как тогда он умер? И почему ты остался жив? — запутался коммунист. — Er wurde von Ihrem Scharfschützen getötet. Durchs Fenster (Его убил ваш снайпер. Через окно), — объяснил Рейх, сделав из пальцев пистолет, направив его на себя и изображая выстрел в районе груди. — Ich habe mich damals nur an den Tisch gesetzt. Und dann musste ich unter ihm klettern und warten, bis der Scharfschütze nicht geht (Я в это время успел только сесть за стол. А потом пришлось залезть под него и ждать, пока снайпер не уйдёт). — Понятно, — отозвался СССР. — То есть, если бы я был у тебя в плену, то меня бы убил даже не ты, а кто-то другой? — Wenn ja kaby (Если бы да кабы), — вздохнул Рейх. — Das wissen wir nicht mehr (Этого мы уже не узнаем). — Значит ты не хочешь меня убивать? — недоверчиво посмотрел на него Союз. — Warum sollte ich das tun? (Зачем мне это?) — закатил глаза Третий. — Vor fünfzig Jahren war es Sinn, dich zu töten, und jetzt... Du hast gewonnen, ich bin tot (Пятьдесят лет назад был смысл убивать тебя, а сейчас... Ты победил, я мёртв). — Но почему ты просто не убил меня тогда, пятьдесят лет назад, в канцелярии? — Ich könnte nicht (Я бы не смог), — Рейх уставился перед собой. — Es wäre natürlich toll, dich zu töten und der ganzen Nation zu zeigen, dass Ihr Herrscher stark und groß ist, aber an diesem Tag bist du mit deinen Gesprächen hineingebrochen.. du hattest es nicht einmal eilig, mich zu töten. Hat mich durch sein Geschwätz verwirrt, und dann hat er seine Meinung geändert, mich zu töten (Было бы конечно здорово убить тебя и показать всей нации, что их правитель силён и велик, но в тот день ты ворвался туда, со своими разговорами.. ты даже не спешил убивать меня. Запудрил мне мозги своей болтовней, а потом и вовсе передумал меня убивать).       Коммунист внимательно слушал его, не отрываясь ни на секунду. — Du erinnerst mich an dich selbst. Leider hatten wir sehr wenig Zeit und Mühe, um zu verhandeln oder etwas zu Unternehmen. Die Soldaten näherten sich uns (Ты напомнил мне себя молодого. К сожалению, у нас было очень мало времени и сил, чтобы договорить или что-нибудь предпринять. К нам приближались солдаты), — продолжал рассказывать Рейх. Союз сжал в руках одеяло. — Wenn deine Leute sehen würden, dass du mich am Leben gelassen hast, würden Sie mich nicht loben. Ich hätte dich nicht töten können, aber gefangen genommen und entehrt und getötet werden wollte ich nicht. Ich musste schnell nach einem Ausweg suchen, der für alle geeignet wäre (Если бы твои люди увидели, что ты оставил меня в живых, то точно бы не похвалили. Убить тебя я бы не смог, но быть захваченным, опозоренным и убитым я тоже не хотел. Пришлось быстро искать выход, который подошёл бы всем). — Самоубийство, — закончил за него СССР. — Ja (Да), — кивнул Рейх. — So. Ich nannte dich in dieser Nacht einen Feigling, aber ich konnte den, der mein Hauptgegner war und mit dem alles gute in meinem Leben verbunden war, nicht loswerden. In dieser Nacht hast du mich zum letzten mal daran erinnert. Du hast es verdient, ein Sieger in diesem Krieg zu sein (Вот так. Той ночью я назвал тебя трусом, но сам не смог избавиться от того, кто был моим главным противником и с кем одновременно было связано всё хорошее, что было в моей жизни. В ту ночь ты напомнил мне об этом в последний раз. Ты заслужил быть победителем в этой войне).       СССР отвернулся к окну, закрыв рот ладонью. Рейх поднял голову, взглянув на него, и не поверил своим глазам: Союз плакал. — Мы.. мы бы всё решили, — тихо произнёс коммунист. Он смотрел в одну точку, а по его щеке текла слеза. — Что-нибудь придумали бы... — Nein (Нет), — Рейх поднялся с пола и подошёл к нему. — Es ist nicht nur ein weiterer Kinder-Streich. Ich habe einen großen Fehler gemacht und musste dafür bezahlen (Это не просто ещё одна детская шалость. Я совершил огромную ошибку и должен был за неё заплатить).       И вот, забытая, забившаяся в самом дальнем углу и почти стёртая жалость вышла наружу. Она скатывалась по щеке коммуниста вместе со слезой. СССР давно позабыл о ней, но сейчас просто не смог больше сдерживаться. Он даже толком не понимал, кого ему жалко? Себя? Или его? Он поджал губы. Да обоих. Здесь не было разницы. — Что мы наделали? — посмотрел на свои колени Союз. — Пытались изменить мир, а что в итоге? — Am Ende habe ich wie immer vermasselt (В итоге я, как всегда, всё испортил), — пожал плечами нацист. — Нет, — возразил СССР. — Was «Nein»? (Что «Нет»?) — Это всё моя вина, — вдруг помрачнел коммунист. — Если бы я не отпустил тебя на службу, то ничего этого не случилось бы. Знал же, что тебя, идиота, заносит. — Nein, nein, nein, nein, nein (Нет, нет, нет, нет, нет), — замотал головой Рейх. — Halt die Klappe! Du hast nichts falsch gemacht. (Заткнись! Ты не сделал ничего плохого). — Ты так в этом уверен? — посмотрел на него СССР. Рейх замолчал и оценивающе взглянул на него. — Was kann eine Lappen wie du falsch machen? (Что плохого может сделать такой тюфяк, как ты?) — Много чего, — смахнул слезу коммунист. Ему хватило секунды, чтобы осознать услышанное, и он резко посмотрел на него. — Как ты меня сейчас назвал? — Lappen (Тюфяк), — непринуждённо поднял брови Рейх. — Ах ты гнида, — Союз обернулся в поисках подушки, но её там не оказалось. Вспомнив, что подушка давно лежит на полу, коммунист стал осматриваться в поисках чего-нибудь метательного. — Чем бы в тебя кинуть... — Lass es dir sein (Да будет тебе), — засмеялся Третий, отодвинувшись и присаживаясь на самый край кровати. СССР перестал оглядываться и посмотрел на него. — Das hört sich alles wie völliger Unsinn an. Ich habe kein Recht, dich um Vergebung zu bitten, und du hast das Recht, mich für den Rest deiner Tage zu verachten und zu hassen (Это всё прозвучит как полный бред. Я не имею право просить у тебя прощения и ты в праве презирать и ненавидеть меня до конца своих дней), — тут Рейх замялся, разглядывая свои руки, и явно не спешил продолжать. Союз же замер на другой стороне кровати, во все глаза глядя на него. Вдруг нацист поднял взгляд на коммуниста и произнёс: — Ich bin es Leid, dich zu hassen, Scoop (Я устал ненавидеть тебя, Совок).       СССР открыл рот и застыл, не в силах отвести от него взгляда, полного ужаса и ошеломлённости. Всё сказанное долетало до него отдалённо, будто в вакууме. В нём будто обвалилось что-то свинцовое, но упав на дно, оно подлетело к самому верху, как на батуте. Что он только что сказал? Это точно тот самый Третий Рейх? Коммунист быстро ущипнул себя за руку. Нет. Все же он не спит и не в бессознательном состоянии. — Also.. ich habe nicht vor, dir Unfug zu machen oder zu versuchen, dich zu töten (Так что.. я не намерен делать тебе пакости или пытаться тебя убить), — продолжил Рейх, выдержав небольшую паузу и не переставая смотреть на него. — Wenn es dir wirklich so schwer fällt, meine Existenz anzunehmen, werde ich dich nicht mehr belästigen (Если тебе действительно так трудно принять мое существование, я больше не буду беспокоить тебя).       Рейх быстро улыбнулся уголками рта и поднялся с кровати, поправив при этом свою форму. — Ich entschuldige mich für die Sorge (Приношу свои извинения за беспокойство), — Третий слегка приподнял фуражку и направился к двери. — Стой! — вдруг выкрикнул Союз, сорвавшись со своего места и вытянув руку вперёд, в попытке схватиться за него.       Нацист остановился и обернулся, с удивлением посмотрев сначала на вытянутую ладонь, а потом на коммуниста. На лице призрака возник молчаливый вопрос. Союз убрал руку и неловко уставился в сторону. Чего-чего, а подобного он сам от себя не ожидал. Это вышло инстинктивно. — Ты мне не мешаешь, — не глядя на него, произнёс СССР. — Wirklich? (В самом деле?) — вскинул брови к верху Рейх. — Wie oft habe ich dir gesagt, dass ich dich aus dir raushole (Сам же столько раз говорил, что я тебя из себя вывожу). — Выводишь, — согласился коммунист. — Но не мешаешь. — Du.. ist das ein Masochist? (Ты.. мазохист что-ли?) — оскалился Третий. — Заткнись уже и оставайся, — раздражённо махнул рукой СССР. — Всё равно шатаешься без толку, а так от тебя хоть какая-никакая, а польза будет. — Warum? (Зачем?) — развёл руками нацист. — Затем, что я тоже устал ненавидеть тебя, — наконец-то произнёс Союз.       Между ними повисла неловкая пауза. Рейх смотрел на него, не моргая. Чтобы призрак не успел ничего сказать, коммунист схватил с пола подушку и кинул её на законное место. Укрывшись одеялом, СССР улёгся и ловко отвернулся от призрака к окну. — Доброй ночи, — буркнул Союз, пытаясь погасить в себе это чувство неловкости. — Gute (Доброй), — наблюдая за этой картиной, улыбнулся нацист.